Хотя неловкость от разыгранной сцены мучила Ксюшу. Она даже покраснела в темноте. Никогда в жизни она столько не врала! Каждый, вернее, каждая кладет на завоевание мужчины то, что может. Ксюша положила к ногам Реми целую гору вранья…
Ну да ладно, чего об этом думать? Все позади, как страшный сон! Впереди только счастье! Он, конечно, скоро уедет, но пригласит ее в гости на Рождество…
Но… А вдруг? С глаз долой – из сердца вон?.. А вдруг у него в Париже кто-то есть? А вдруг появится до ее приезда?..
Ксюша металась, мысли мешались, волосы путались на подушке, сердце билось. Не спалось.
Глава 4
…В четверг к вечеру Кис уже знал, кому принадлежит квартира на Бережковской набережной. Андрей Зубков, тридцать три года, бизнесмен. Не женат. К суду не привлекался. Ничего за ним нет.
Эта информация Киса насторожила. Ведь, если память ему не изменяет, по словам Реми, выходило, что мужчине было около пятидесяти!
И как это прикажете понимать?
В четверг к вечеру человек, прятавшийся ночью в кустах у дома на набережной, уже знал, кому принадлежит песочного цвета «Нива».
Она принадлежала частному детективу Алексею Кисанову, проживающему на Смоленке.
Оставалось непонятным, какого черта он приперся ночью к дому на набережной? К тому же не один – в его машине кто-то сидел. Кажется, мужчина. Личность не удалось установить.
Но это всего лишь дело времени.
В четверг к вечеру Реми убедился, что Ксения рассказала ему чистую правду. Что-то она, конечно, недоговаривала… Но он ведь и не спрашивал, правильно? Она рассказала ему то, что считала нужным. Они едва знакомы, и почему она, собственно, должна?.. Она к нему как к детективу обратилась, а не как к исповеднику! А у него, у Реми, из-за этого совершенно естественно возникли какие-то неувязочки.
Но в целом ее рассказ был правдой. Увиденная в четверг вечером сцена принесла тому несомненные доказательства…
И испугала.
…До встречи с Ксюшей у него был свободный час, то есть их было два, но вычесть побриться, вычесть переодеться, вычесть поймать тачку и заехать за Ксюшей – получалось час. И этот час Реми решил посвятить небольшой экскурсии к дому на набережной. Понаблюдать за окнами, понюхать обстановку. Он не искал и не ожидал увидеть ничего конкретного, но практика расследования его приучила не пренебрегать наблюдением, особенно в тех случаях, когда не знаешь, с чего начать.
Хорошая привычка (одна из, разумеется!) оправдалась и на этот раз. Скучно пронаблюдав в течение почти сорока минут редких входящих и выходящих из подъезда людей, два окна на втором этаже, в которых никто не появлялся и не зажегся в ранних сумерках свет, он собрался уже было уезжать, как увидел худого чернявого парня, выходящего из подъезда. В этом не было, конечно, ничего необычного, кроме того, что он вошел в этот подъезд всего лишь минут десять назад. Выйдя, парень никуда не направился, а, прикурив, остался стоять у входа, словно кого-то поджидая. Скорей всего он не застал дома кого-то из знакомых и решил подождать…
Реми тоже стал поджидать. Прошло еще минут двенадцать, прежде чем у подъезда оказалась пожилая толстая женщина в зеленом пальто с большой сумкой. Парень заговорил с ней. Женщина поставила сумку на землю, что-то переспросила и покачала головой. Затем снова заговорила, размахивая руками, – слов Реми не понимал, да и слышать не мог, но один жест понял: соседка обвела руками свою голову и потом провела ребром ладони по бедру… Реми этот жест понял таким образом: вот такой берет, а из-под него – вот такой длины волосы…
Это было, несомненно, описание Ксюши.
Парень покивал, спросил еще что-то, но соседка пожала плечами, после чего чернявый торопливо покинул ее.
Реми велел таксисту ехать за ним, но был вскорости вынужден оставить эту затею, поскольку парень исчез в метро.
Итак, кто-то интересуется Ксюшей? Как могла соседка ее заметить? Когда? Тогда ли, когда Ксюша приходила смотреть квартиру и сбежала, оставив там труп ее владельца? Или в тот день, когда они приходили вместе? Ксюша выносила мусор… Он, конечно, предварительно выглянул и окинул взглядом пустынную лестницу, но ведь в дверях есть «глазки»… Впрочем, сейчас это уже не так важно. Важно лишь то, что кто-то ее уже разыскивает…
Плохо это. Нужно будет с Алексеем переговорить.
… Весь вечер Реми продолжал успешно начатое накануне дело по терянию головы. Он удивленно смотрел на миловидное Ксюшино лицо и пытался понять, что же его так приворожило. Можно, конечно, объяснить это тем, что Ксения весьма хороша собой, что она интересный собеседник – умна, образованна, с милым, легким юмором… Только на самом деле это не объясняло ничего. Суть была в чем-то другом…
Но определение ускользало от Реми. Он привык видеть в женщинах довольно откровенное желание понравиться, произвести наивыгоднейшее впечатление, продемонстрировать свои женские достоинства, переиграть реальных и потенциальных соперниц при помощи набора явных и неявных колкостей и уловок – короче, завоевать мужчину всеми средствами. Что, в общем-то, Реми всегда нравилось… Или – при ближайшем рассмотрении – что ему всегда льстило и на что он неизменно покупался.
Однако в Ксении вовсе не было этого духа завоевания и соперничества, не ощущалось ни малейших усилий произвести впечатление. Напротив, в этой девушке было какое-то хрупкое, ненавязчивое обаяние, которое он сравнил бы с ароматом духов, легко коснувшимся лица, как дорогое, нежное воспоминание… Слова, которыми он привык выражать свое отношение к понравившейся женщине, грубые мужские слова, употребляемые в мужской компании, – эти слова не могли бы быть произнесены в отношении Ксюши даже мысленно. Он испытывал к ней неодолимую, оплавляющую его нежность – хотелось сгрести ее в охапку, прижать к себе покрепче, закрыть глаза и вдыхать яблочный запах волос, свежих щек, тереться своей колючей скулой, быстро зараставшей щетиной, о нежную персиковую кожу; он хотел пить тепло ее тела, которое шло из-под двух расстегнутых верхних пуговок платья, и думать – это принадлежит мне. Хотелось озарять свое утро теплым радостным взглядом этих глаз, хотелось заканчивать день прикосновением к ее коже, волосам, губам, погружением в этот чистый источник счастья… Вот, вот оно, слово: от Ксюши веяло счастьем. Словно она носила в себе чистое, прозрачное озерко счастья, и безудержно манило в него войти, напиться, окунуться… Это было бы высшим мигом блаженства, и дальше его воображение не хотело идти, потому что можно было все только испортить всякими «дальше».
Реми даже усомнился на какое-то время в здравости своего ума. Ему даже подумалось, что он стареет, что его на девочек потянуло, что детская свежесть и невинность сводят его с ума… Раздираемый беспокойством, он особенно остро чувствовал трепетную власть ее обаяния и ненадежную хрупкость их едва начавшихся отношений, над которыми нависла смутная угроза, явившая себя в лице чернявого парня…
Он не осмелился снова потревожить Алексея поздно вечером и решил повидаться с другом назавтра. Но Кис сам нашел его, позвонив в гостиничный номер, куда Реми вернулся, проводив Ксению до дома.
– Эта твоя красотка с наивными глазами – как сказала? Что мужику было лет пятьдесят? Так вот, представь себе, я узнал, кому принадлежит квартира! И ее хозяину тридцать три года! А теперь скажи мне – может тридцатитрехлетний мужик выглядеть на пятьдесят? То-то. Боюсь, что рассказала тебе девушка небылицу. Уж не знаю зачем…
– Я ее понимаю, – возразил Реми. – Она хотела от меня помощи, но не хотела меня посвящать в конкретные детали. Знаешь, когда я ей предложил помочь вынести тело и поехать на квартиру, она явно растерялась. Я отнес тогда эту растерянность за счет страха… А вот теперь думаю – она решила, что ни к чему посвящать постороннего человека в детали! Что она тогда обо мне знала? Ничего! Вот и не доверилась. И правильно, между прочим, сделала. Грамотно, я бы даже сказал.
– Оно, конечно, могло быть и так… А все же мне это не нравится. Не люблю, когда врут. Даже если понимаю зачем.
– Это ерунда, Кис. В главном она сказала правду.
– Почему ты так уверен?
– Потому что ее уже ищут!..
И Реми описал сцену, увиденную у подъезда. Кис задумался. Результатом его задумчивости было невнятное бормотание, в котором Реми понял только слова «завтра пойду». Затем последовало более внятное «завтра встретимся».
– Ты снова проведешь с ней завтрашний вечер? Ну, давай тогда ко мне сразу после ресторана. Может, и Ксюшу эту прихватишь с собой? Глянул бы я на это чудо-юдо…
– Она не может поздно возвращаться домой, ее мама с папой ждут, – мечтательно проговорил Реми, как будто всю жизнь только и делал, что ждал встречи с девушкой, которой положено возвращаться домой не позже одиннадцати! А ведь совсем еще недавно, каких-то пять лет назад, ему нравились независимые и самостоятельные девицы, распоряжающиеся лихо собой, своим временем, привязанностями, мужчинами и их деньгами… – И потом, – добавил он, – я не хотел бы ее пугать без необходимости.
– Мной, что ли?
– Ты, конечно, способен напугать маленьких детей, особенно к ночи… Но я имел в виду рассказ про парня, который о ней расспрашивал.
– Ладно, приходи сам. Надо будет обсудить.
Ночью Реми долго бессонно ворочался в гостиничной неудобной кровати, думая о пропавшем кадавре, о чернявом парнишке, задавшем соседке вопросы о Ксюше, о двух безжизненных окнах на втором этаже большого дома на набережной; вспоминая душистое прикосновение Ксюшиных волос к своему лицу, мягкие губы, охапку белого пальто, которое бесконечно уминалось в его объятиях, неожиданно твердея на тонкой талии, и медленно пропускало тепло ее тела под его руками…
Сердце его билось. Не спалось.
…В пятницу, пока Реми отсиживал закрытие симпозиума, Алексей Кисанов, отбегав утро по своим делам, предпринял путешествие к дому на Бережковской набережной с весьма конкретной целью – расспросить о хозяине квартиры. Удостоверение частного детектива позволяло ему беззастенчиво задавать вопросы соседям, к чему он и приступил прямо у подъезда, обнаружив на скамейке мамашу, мерно потряхивающую синюю коляску.