Лавр вцепился обеими руками в руль, будто в спасательный круг, и с упреком посмотрел на Базанова. Но промолчал, понимая, что тот ругается неспроста.
– На дорогу гляди! Это какой был? Двадцатый?.. Стоп, стоп! Здесь сворачивай! – указал Андрей Николаевич на уходящий вбок проселок.
Проехали еще чуть-чуть и наткнулись на тяжелый, армейский грузовик, преграждавший путь. Дальше ехать было некуда. А от припаркованной на обочине огромной черной машины «Мерседес» к ним лично спешил генерал Василицкий.
– Наконец-то! – вместо приветствия бросил генерал. – Это кто с вами? – Выслушал ответ и крикнул в сторону: – Эй, Толик, забери с собой вот товарища, пусть посидит пока с вами, кофе попьет. Не возражаете?
Но вместо Придыхайло ему ответил Андрей Николаевич:
– Возражаю! Я возражаю. Лавр пойдет со мной. Иначе – общий привет и всего доброго!
Базанову совсем не хотелось объясняться с генералом наедине, и он решил, что Лавр ему пригодится на всякий случай как свидетель.
– Понимаю вашу осторожность, Базанов. Но не боитесь за своего друга? Лишние уши, так сказать… Или вам не жаль?
– Это он нашел разгадку. Без Лавра сидеть нам всем в луже, может, до сегодняшнего дня, – вступился за приятеля Базанов. – К тому же ничего вы ему не сделаете, только пугаете.
– Не сделаю, верно. Не за что пока, – ответил генерал и посмотрел на Придыхайло уже не с пренебрежением, а даже уважительно. – Значит, это мы вам обязаны надеждой?
– Ему, ему! – подтвердил Базанов. – Давайте к делу, генерал. Ведь не для того вы подняли меня в такую рань, чтобы выяснять отношения посреди сельской местности.
– Ну так слушайте! Здесь Ермолов! – Василицкий показал рукой за грузовик на виднеющийся чуть поодаль занесенный снегом поселок. – Заперся на даче Витьки Альгвасилова и вооружен. Нужно уговорить его вернуться с нами. Как все это произошло, теперь не имеет ровным счетом никакого значения. И некогда рассказывать.
– Зачем? Зачем его уговаривать? Каждый имеет право защищаться! А от вас – тем более!
– Вы ничего не поняли. Ермолов не защищается. Он хочет покончить с собой. И застрелится немедленно, если мы не выпустим Лару вместе с Альгвасиловым к самолету! Это долго объяснять! Главное, что он действительно исполнит свою угрозу, а Лару я ни в коем случае не отпущу! – на грани истерики выкрикнул Василицкий.
Лавр Галактионович слушал с открытым ртом и не пропускал ни слова, впрочем, он ни слова и не понимал, только кивал головой невпопад, а потом тихо переместился за спину Базанова. Ему хотелось перекреститься, но он не решался.
– Попросите отца Тимофея, я-то здесь при чем? – недоверчиво спросил генерала Базанов.
– Не знаю, при чем, а только вы и сможете его уговорить. Между прочим, отец Тимофей сам отказался. Говорит – что так, что этак, а Ермолов загубит свою душу, и ему выбирать, как именно он это совершит над собой. А я ему говорю в ответ, что ему не жаль свой же православный народ. А он мне: народ уже выбор сделал, – и на вас ссылается. Вы тогда сами Ермолову сказали, что вам его присяга не нужна. Стало быть, у всех совесть чиста, и один я, получается, что сволочь!
– Получается, – согласился с ним Базанов. – А я от своих слов не отступлюсь!
– Послушайте, Базанов, – генерал взял Андрея Николаевича за плечо, несмело и просительно, – вы же разумный человек. Вы представьте только на мгновение, что будет, если Ермолов в самом деле застрелится. А он может, я вам говорю. Ради дочери даже не задумается. Ведь вы почему так легко уехали из Огарева и не запросились остаться? Хотите, всю правду скажу, как на духу?
– Скажите, – согласился Базанов. – Я не боюсь вас и вашего суждения обо мне.
– Не в этой боязни дело. А уехали вы потому, что желали в глубине своего подсознания, чтобы весь этот ужас разрешился и закончился без вас. Ведь вы же знали, что рано или поздно я заставлю Ермолова, и я же буду виноват. А ваша совесть останется чиста. Вы окажетесь героем и другом президента, а я козлом отпущения. Потому в драку не полезли. Страшно вам стало, что вы и впрямь спасете Лару и уговорите меня пощадить невинную девушку, а вы этого не хотели. И сбежали. Вам же, хоть сто клятв дайте в обратном, никогда и в голову не приходило, что у истории с шапкой может быть другой исход, кроме предложенного мной.
– Приходило. И я был к нему готов, – возразил Базанов, но не смог все же соврать и уронить себя перед генералом Василицким: – Только я в него не верил. И чувствовал себя потому особенно паскудно. А вы мне сейчас предлагаете паскудство еще большее.
– Не все же мне одному говно грести, – усмехнулся Василицкий. – Но и вы ошибаетесь. Если бы это было в моей власти, я бы не раздумывая немедленно сам отправился для переговоров к Ермолову. Да он сказал: еще раз меня увидит у забора – откроет огонь, а после убьет себя без промедления. Но если вам от того легче, пойдемте вместе. Ермолов сначала пристрелит меня, а потом поговорит с вами. Только обещайте, что заставите его вернуться. А там уже дело мое продолжит генерал Склокин. Старый черт, но надежный.
– Не надо вместе. Я лучше Лавра возьму, – хмуро ответил Базанов, – еще вашей крови не хватало на моей совести… Погодите радоваться, я пока не дал согласия. Сперва вы должны выполнить мое непременное требование.
– Сколько угодно. Только давайте поскорее, – нервничая, поторопил его генерал.
– Вы сейчас назовете мне причину, одну-единственную, – подчеркиваю! Одну-единственную – почему я должен это сделать. Я вас не тороплю. Подумайте хорошенько, – предупредил Базанов.
– Господи! Да что тут думать, Николаич! – выступил из-за его спины вдруг Придыхайло. Он неподдельно дрожал от страха и собственной смелости и оттого говорил как-то суетливо, но страстно и горячо. – Живой человек, может, сейчас себя этой жизни лишит, а тебе причину подавай! На что уж ему эта жизнь дана, в горе или в радость, не нам решать. А только не пойдешь ты – пойду я один, а после с тобой и разговаривать не стану, и дружбе меж нами конец!
Лавр понятия не имеет, о чем речь, подумал про себя Базанов. Но он прав, это действительно не имеет никакого значения.
– Ну, вот вам и причина, лучше не скажешь, – делая каменное лицо, чтобы не выдать затаенной радости, произнес генерал Василицкий.
– Лавр, милый мой! А ты верно все говоришь. – Андрей Николаевич вдруг расчувствовался и обнял развоевавшегося приятеля крепко, как смог. – Вот и пойдешь за то со мной. Тоже, небось, твоя тайная мечта – с самим президентом рядом постоять. Только общение наше веселым не будет.
Они все трое отошли назад к грузовику. Василицкий плеснул им из термоса кофе на дорожку. Пытался навязать и бронежилеты, да Базанов решительно отказался. Лавр Галактионович было взял, но, глядя на Базанова, устыдился, тоже вернул генералу его кольчужку.
– Советов вам никаких не дам. Потому что советовать мне нечего, – напутствовал их Василицкий. – Смотрите сами. По обстоятельствам. До забора вас проводят мои люди, чтоб не заплутать. Там вокруг агенты с передатчиками, так вы не пугайтесь. А дальше пойдете одни. Руки вверх поднимете, чтобы Ермолов видел, впрочем, вас он не заподозрит. Ну, с Богом!
Базанов и Лавр Галактионович гуськом пошли по скверной тропинке к поселку. Впереди и позади них шли двое сопровождающих, приданных им генералом, советовали, как лучше ставить ногу, чтобы не поскользнуться, и иногда бережно поддерживали под руку.
Минут через пятнадцать вышли к поселку. Кругом стояли сонные дачи, среди них попадались настоящие дворцы и терема, все за высоченными, капитальными заборами.
Возле одной из дач конвой остановился. Средненький домик, в особенности по сравнению с соседями. В два этажа, второй деревянный. Забор здесь был и не забор вовсе, а стилизованный под старину плетень, прозрачный с обеих сторон, но прочный и укрепленный бетонными столбами. Ворота, небольшие, на одну машину, стояли запертыми наглухо, но рядом имелась и ажурная калитка. Слегка и призывно приоткрытая.
– Дальше вы сами, – сказал старший сопровождающий, и вся группа немедленно растворилась в рядом стоящих сугробах.
Базанов и Лавр Галактионович, подняв предусмотрительно руки вверх, проскользнули через калитку во двор.
Глава 23Ифигения в Авлиде
Ермолов ничего не мог придумать. К отцу Тимофею даже не подходил, ни сам, ни вызывать преподобного по приказу не хотел. Хотя десантное прошлое бывшего Петьки Оберегова весьма бы пригодилось ему сейчас. Но Ермолов отцу уже не доверял. Если уж Тимофей предался в руки судьбы или провидения Божьего, то помощник из него выйдет – как из курицы птица.
Три дня Ермолов уже влачил существование под зорким оком генерала, но так и не увидел для себя выхода. Уговорить Василицкого он тоже пытался. Даже не погнушался собственной честью, упал на колени перед его всемогуществом. Генерал растрогался, кинулся поднимать, но в намерениях остался непреклонным. Только в очередной раз объяснил Ермолову, почему безжалостно вынужден поступать. Для Ермолова его объяснения, витавшие около небезызвестного фонаря, убедительными быть не могли. Он думал лишь об одном. Любой ценой уберечь Ларочку. Но только думать ему и оставалось. Никаким иллюзиям он не предавался, ясно понимая, что генерал просвечивает даже его интимные визиты в уборную. И Ермолов, не изобретя пороха или велосипеда, решился на единственно возможный отчаянный шаг. Скоро выйдет отпущенное им с дочерью время, и тогда уж генерал заставит его, может, даже с помощью психотропных средств, убить Ларочку, и потому Ермолов мешкать не стал. Он твердо знал одно – без его персоны проклятие не снять, и если не станет Владимира Второго, не выйдет и крошечного шанса на спасение, а главное – не будет уже пользы в Ларочкиной смерти. И еще: давно имея дело с охранными службами, Ермолов понимал, что между записью прослушки и временем ее расшифровки имеется хоть и небольшой, но интервал. Для его плана вполне достаточный.
Было и у Ермолова кое-что в плюсе. Генерал, то ли сжалившись, то ли не желая повергать государственные дела в запустение, разрешил допускать к президенту его помощника Витю. Вот именно на преданность Альгвасилова и на его чувство к Ларочке теперь и делал ставку Ермолов. Витя тоже временно проживал в резиденции, куда по приказу генерала имелся только вход, но выхода уже ни для кого не было. И Ермолов решился проверить, насколько серьезно он может довериться своему помощнику. Однажды поздним вечером, спровадив восвояси генерала, все нудившего, что дней осталось мало и лучше бы президенту согласиться добровольно, Ермолов позвал за собой Альгвасилова. Наверх, в комнату Ларочки.