— Я услышал! — хмуро кивнул в ответ и пошел знакомится с Суворовым, сидевшего в крытом возке с открытой для проветривания дверью.
Генерал ожидаемо оказался невысок ростом, щупл, в простом дорожном мундире, запыленном и помятом. Лицо изборождено морщинами, но глаза… Глаза живые, острые, пронзительные. Смотрели на меня без страха, с нескрываемым любопытством и, пожалуй, легкой насмешкой. Он знал, кто я. Или, вернее, «кем» я себя называю. И явно не спешил падать ниц.
Я спешился. Мои телохранители из охраны Никитина тут же оттеснили запорожцев, создавая вокруг кибитки свободное пространство. Я сел внутрь.
— Александр Васильевич, — начал я, после недолгого молчания, — рад видеть вас в добром здравии. Хоть и обстоятельства нашей встречи не самые обычные.
Суворов чуть склонил голову. Не поклон, а скорее кивок вежливого человека.
— Весьма удивлен вашим появлением здесь. Полагал, вы уже в Москве почиваете на лаврах.
Голос у него был сухой, скрипучий, но слова отчеканивал ясно. Ирония сквозила в каждом звуке. Он меня прощупывал.
— Дела государственные, Александр Васильевич, не терпят промедления, — ответил я в тон. — Вот и приходится мотаться по дорогам необъятной нашей державы. А вы, слышал, из самого Царьграда путь держите? С великой победой возвращаетесь?
— Победа была, да не моя одна, а всего русского оружия, — парировал он, не принимая похвалы на свой счет. — А держал я путь по приказу императрицы в Полтаву, дабы принять командование над войсками для подавления… кхм… некоторого замешательства на востоке. Но, как видите, казаки сии имели на мой счет иные планы.
Он обвел взглядом окруживших нас запорожцев с едва заметной усмешкой.
— Замешательство, говорите? Изрядное замешательство, Александр Васильевич, коли оно столицу древнюю охватило и гвардию побило. Не находите?
Суворов смотрел прямо, не отводя глаз.
— Нахожу. Весьма изрядное. И тем более удивительно видеть во главе его… вас. Простите мою дерзость, но слухи о чудесном спасении покойного императора Петра Федоровича казались мне всегда казались вздором. Вы ведь изрядно изменились со времен нашей последней встречи при дворе.
Вот оно. Прямой выпад. Дерзит, генерал. Не боится.
Я усмехнулся.
— Время и скитания меняют людей, генерал. А тяготы народные и вовсе способны преобразить до неузнаваемости. Но так ли важно, Александр Васильевич, кто именно перед вами стоит? Тот ли самый Петр Федорович, чудом спасшийся от убийц, или некто иной, кого Провидение или народная воля вознесли на гребень волны?
Суворов прищурился. В глазах блеснул интерес.
— Вы полагаете, сие не важно? Законный наследник…
— Законный? — я позволил себе чуть повысить голос. — А скажите мне, генерал, много ли «законности» было в восшествии на престол первого из Романовых, Михаила Федоровича? Кем были его предки? Боярами, не более. Худородными. Избрал его Земский Собор в лихую годину, ибо нужда была в сильной руке, способной страну собрать воедино. А Рюриковичи? Откуда они пришли? Варяги! Чужаки! Но была в них воля, была сила, и они создали Русь.
Я сделал паузу, давая ему обдумать сказанное.
— Сила, Александр Васильевич, не в пергаменте с родословной и не в праве по крови, которое так легко оспорить ядом или удавкой. Сила — в непреклонной воле! В способности подчинить себя и других единой великой цели. В умении повести за собой народ, дать ему то, чего он жаждет — справедливость, порядок, землю и свободу! Коли ты можешь это — за тобой пойдут. А не можешь — никакая «законность» не спасет. Свергнут, убьют и забудут. А еще и проклянут в веках. Как Лжедмитрия.
Я видел, что генерал напряженно слушает. Как в острых глазах мелькает работа мысли. Он не спорил. Он думал. Этот старый вояка, привыкший к дисциплине и присяге, сейчас столкнулся с иной логикой — логикой силы, воли и народной стихии. И эта логика, похоже, находила в нем какой-то отклик. Он ведь и сам был человек воли, ломавший уставы и побеждавший вопреки всему.
— Хммм… Признаюсь, не так вас себе представлял… Образованы, логичны… Любопытные рассуждения, — наконец медленно произнес Суворов. — Весьма любопытные… Допустим… Допустим, вы правы в своей… философии. Но тогда позвольте вопрос чисто военный. Отчего же вы, взяв Москву, где, по слухам, сопротивления почти и не было, не двинулись немедля на Петербург? Ведь основные силы, как вы верно заметили, были разбиты под Павлово, а армия Румянцева еще далеко на юге. Столица была почти беззащитна. Удар по сердцу — и война могла бы закончиться. Куда же вдруг пропала ваша воля? Почему не кинули полки на Санкт-Петербург?
Он смотрел пытливо, ожидая ответа. Проверял меня уже не как самозванца, а как полководца.
Я усмехнулся его проницательности.
— Эх, Александр Васильевич, легко сказать — на Петербург! Вы карту России давно смотрели? Да одна Московская губерния обширнее иных королевств европейских будет! Думаете, взяв Москву, я тут же стал полным хозяином этой земли? Как бы не так!
Я обвел рукой окрестности.
— Москва — это лишь центр паутины. А нити ее тянутся во все стороны. И далеко не все эти нити в моих руках. Гарнизоны по некоторым городам еще верны Екатерине. Дворянство по уездам затаилось, ждет, чья возьмет. Связи нет, дороги разбиты, гражданское управление парализовано или вовсе мне враждебно. Войско мое, хоть и победоносное, но по большей части — вчерашние мужики, им еще учиться и учиться воевать по-настоящему. Дисциплина хромает, порядка нет. Треть войск я разослал по городам порядок наводить да к присяге приводить. Так что помимо воли еще и мозги надо иметь.
Я тяжело вздохнул. Подвисшая ситуация с Питером меня и самого нервировала.
— Наводить порядок в таком огромном крае — дело не одного дня и даже не одного месяца. Он далеко. Оставить Москву, едва занятую, оголить тылы и броситься через леса и болота на север на град Петра? А кто мне даст гарантию, что вслед не ударят? Я уже получал такой удар в спину под Казанью, когда дворянство опомнилось и собрало силы. Еле отбился. Второй раз наступать на те же грабли — увольте.
Я посмотрел Суворову прямо в глаза.
— Нет, Александр Васильевич. Сначала нужно здесь, в сердце России, крепко на ноги встать. Власть утвердить не только силой, но и порядком. Армию доукомплектовать, обучить, дисциплину наладить. Тылы обезопасить. Чтобы ни одна мышь не пискнула без моего ведома от Смоленска до Тюмени. Вот тогда, собравшись с силами, можно и на Петербург посмотреть. А пока — пусть сидит Екатерина в своей каменной коробке на болоте. Время работает на меня.
Суворов слушал внимательно, не перебивая. Кивал каким-то своим мыслям. Возможно, соглашался с моей военной логикой. Возможно, искал слабые места. Но было видно, что ответ его удовлетворил больше, чем мои рассуждения о легитимности.
— Разумно, — коротко бросил он наконец. — Весьма разумно с точки зрения стратегии.
В его голосе уже не было прежней явной иронии. Скорее — задумчивость и оценка. Он продолжал меня изучать.
— Что ж, Ваше Величество… или как вас именовать угодно… Коли вы меня не казните на месте, как бунтовщика или пособника вашей супруги, то что намерены со мной делать? В кандалы и в яму? Или позволите наблюдать за вашими… экспериментами?
Он снова чуть улыбнулся своей сухой, пергаментной улыбкой.
Я тоже улыбнулся.
— Казнить вас? Боже упаси! Такими генералами не разбрасываются. Да и негоже победителя Царьграда на плаху вести. Народ не поймет. А вот понаблюдать — это всегда пожалуйста. Мне такие умные головы, как ваша, Александр Васильевич, весьма пригодятся. Может, и совет дадите дельный со временем. Отправитесь со мной в Москву. В почете и уважении. Под присмотром, разумеется. Но, думаю, вам не привыкать к некоторым ограничениям свободы.
Я протянул ему руку.
— Полагаю, нам будет о чем поговорить, генерал.
Суворов на мгновение задержал взгляд на моей руке, затем на моем лице. Поколебался секунду и крепко пожал ее своей сухой, но сильной ладонью.
— Полагаю, Ваше Величество, вы правы. Поговорить нам будет о чем.
Я собрался покинуть возок, но генерал руку мою не отпустил.
— Вы же через Каширские броды собирается возвращаться? У меня есть частная просьба, — сказал он, дождавшись от меня утвердительного кивка. — Хотел бы повидать отставного капитана Болотова. Он проживает неподалеку от тракта, в Киясовской волости Серпуховского уезда. Управляющий.
— Болотов? Андрей Тимофеевич? Агроном?
— Тот самый. Только не агроном, как вы выразились, а член Вольного экономического общества, знатный садовод и толковый эконом.
С представителями экономического общества я уже общался в Казани. Разговор был плодотворный, но с тех пор новостей от них не было.
— Какая удача! Я хотел с ним встретиться и обстоятельно многое обсудить. Сейчас у меня нету времени задерживаться в уезде. Поэтому поступим так: после осмотра укреплений за Окой, заедем в Киясово и заберем с собой вашего друга. В дороге наговоритесь.
Так и сделали. Но, если с осмотром редутов все протекало штатно и без эксцессов, то с Болотовым вышла незадача. Этот энергичный, рано полысевший небогатый дворянин татарских кровей, с умным лицом ученого и почему-то бегающими глазами, категорически отказывался следовать с нами в Москву.
— Как же я брошу труды свои? — повторял он в который уж раз.
— Полноте, капитан. Ничего с вами решительно не случится, — решил вмешаться Суворов, заметив, что я закипаю из-за задержки.
— Александр Васильевич! Вам не уничтожить нерешимость мою, не рассеять сумнительства в пользе сего предприятия…
Видно было невооруженным глазом: наше появление его встревожило. Я предполагал, что в вверенном ему императорском имении могли скрываться аристократы из Москвы или персоны рангом пониже.
— Не приказать ли мне обыскать имение?
Болотов растерянно замолчал. Взгляд его заметался.
— Мне неприятно начинать наше знакомство с насилия, но поберегите и вы мое время. Короткая поездка в Москву, быть может,