— Моим медведем?
— Твоим медведем. Ибо именно твоим станет он, владыка Шардик, обитатель Ступеней, который в настоящую минуту готов положить к нашим ногам огромный город, богатый и могущественный, если только мы изыщем способ привести его туда. Иначе медведь превратится в ничтожный предмет суеверия, из-за которого шайка головорезов на Ортельге подняла бучу и прогнала верховного барона. Вину за любое промедление возложат на него — и на тебя.
Огромная летучая мышь выскользнула из темноты, бесшумно порхнула к костру и, опаленная потрескивающим жаром, сиганула прочь.
— Кельдерек, вот ты говоришь, что я считаю тебя трусом. А не сам ли ты так считаешь? Тебе еще не поздно доказать обратное, Кельдерек Играй-с-Детьми: поступить, как подобает мужчине. Приведи Шардика на Бекланские равнины — и сразись за него там. Только подумай, какая награда ждет тебя — поистине бесценная награда! Сделай это, и никто никогда впредь не назовет тебя трусом.
— Я никогда не был трусом. Просто тугинда сказала…
Впервые за все время разговора Та-Коминион улыбнулся:
— Я знаю, что ты не трус. Когда мы возьмем Беклу, как ты думаешь, какими почестями воздастся тому, кому первому явился Шардик и кто первым принес весть о нем на Квизо? Да уже сейчас нет ни одного ортельгийца, который не знал бы твоего имени и не славил бы его.
Кельдерек поколебался, хмуря брови.
— Когда мы приступаем к делу?
— Сейчас же, без малейшего промедления. Нельзя терять ни минуты. Для предводителя повстанцев наиболее важны две вещи: первое — чтобы его последователи горели воодушевлением, простого послушания здесь недостаточно; и второе — чтобы сам он действовал быстро и решительно. Последнее в моих силах. Но вот первое зависит только от тебя.
— Может, у меня и получится, но для этого мне понадобятся все ортельгийские кузнецы, колесные мастера и плотники. Пойдемте обсудим все с тугиндой.
Когда Та-Коминион поднялся с бревна, Кельдерек хотел было поддержать его, но барон сначала досадливо отмахнулся, сделал пару неверных шагов, а потом все-таки тяжело оперся на руку Кельдерека и выпрямился, восстанавливая равновесие.
— Вам худо? — спросил охотник.
— Ничего страшного, лихорадит немного. Сейчас пройдет.
— Вы устали. Вам нужно отдохнуть.
— Потом.
Кельдерек повел Та-Коминиона прочь от костра. В густой тени деревьев они остановились, ослепленные темнотой, а мгновение спустя кто-то осторожно подергал охотника за рукав:
— Мне проводить вас, владыка? Вы возвращаетесь к владыке Шардику?
— Ты сейчас стоишь в дозоре, Нилита?
— Уже отстояла, владыка. Я шла разбудить Шельдру, но если вам нужна моя помощь…
— Нет, иди спать. Кто сторожит владыку Шардика?
— Зильфея, владыка.
— А где тугинда?
Девушка указала рукой:
— Там, в папоротниках.
— Она спит?
— Пока нет, владыка. Она молится, уже не первый час.
Мужчины двинулись дальше, ступая уже уверенно, поскольку глаза привыкли к темноте. Деревья постепенно редели, в разрывах лиственного полога над головой там и сям проглядывало лунное небо. На луну время от времени набегали облака, и тогда серебристые лучи между ветвями меркли, а потом вновь загорались. Густой лесной зной, лежавший единым пластом плотного воздуха, теперь начали истачивать, рассекать, вспарывать дуновения легкого ветерка и прохладные воздушные потоки, которые накатывали и отступали, как первые мелкие волны прилива, плещущие вокруг пересохшей отмели. Когда листва и блики света затрепетали под наплывом ветра, вся масса горячей душной тьмы колыхнулась медленно и тяжело, точно слой водорослей под водой, уже ощущая на своих границах первые движения неотвратимо нарастающей стихийной силы, которая скоро разорвет ее вспышками грозовых молний.
Та-Коминион остановился и, подняв голову, принюхался к посвежевшему воздуху:
— До дождей всего ничего осталось.
— День-другой, — откликнулся Кельдерек.
— Вот главная причина, почему нам нужно поторопиться. Либо сейчас, либо никогда. В ненастье особо не повоюешь. Даже в Бекле жизнь замирает в дождливый сезон. Меньше всего они ожидают нападения в эту пору года. Если бекланцев никто не предупредит и нам удастся добраться туда до начала дождей, мы застанем их совершенно врасплох.
— Разве у них нет шпионов?
— Да мы недостойны того, чтобы за нами шпионить, приятель. Ортельга? Сборище голодранцев, ютящихся на жалком клочке дикого острова.
— Но стоит ли так рисковать? Если дожди польют прежде, чем мы достигнем Беклы, нам конец. Вы уверены, что мы успеем?
— Владыка Шардик нам поможет.
Неожиданно кусты расступились перед ними, и мужчины вышли к громадному камню, вертикально торчащему из земли подобием стены. Он был плоский, с человеческое тело толщиной, с изломанными краями, наклонно поднимавшимися к усеченной верхушке на высоте вытянутой руки. В бледном лунном свете поверхность камня казалась почти гладкой, но когда Кельдерек провел по ней пальцами, он нащупал мелкие выщербины, крохотные наросты мха и лишайника. Глубоко сидящий в мягкой лесной почве, камень этот походил на гигантский клин, в незапамятные времена воткнутый и вколоченный здесь каким-то великаном. За ним мужчины разглядели еще один, тоже плоский, но повыше, слегка накрененный и других очертаний. Приблизившись, они увидели, что с одной стороны камень наполовину покрыт ржаво-красным лишайником, похожим на пятно засохшей крови. Озираясь вокруг, Кельдерек и Та-Коминион бродили среди исполинских плоских камней — иные из них были длинные, как ограды, и высотой по плечо, другие вырастали из земли острыми треугольниками или поднимались в темноту ступеньками, но все до единого были гладко обтесаны с двух сторон до одинаковой толщины и даже у самого основания не расширялись ни на малость. Среди диковинных камней в изобилии росли папоротники, упомянутые Нилитой: одни величиной с дерево, с раскидистыми лапчатыми листьями, с которых свисали длинные космы мха; другие совсем маленькие, с нежными перистыми листочками, дрожавшими в недвижном воздухе, как осиновые. Даже в такую засушливую пору из торфяной почвы сочились там и сям слабые струйки воды, нигде не собиравшиеся в лужицу больше мужской пригоршни, но тускло поблескивавшие в лунном свете под камнями и влажными папоротниковыми кустами.
— Ты здесь впервые? — спросил барон Кельдерека, задравшего голову и зачарованно смотревшего на высоченный камень, который словно падал прямо на него, темная громада на фоне плывущих облаков. — Это Двусторонние Камни.
— Один раз, очень давно, я был тут. Но тогда по малолетству даже не задумался, каким образом эти глыбищи были сюда доставлены — и зачем.
— Насколько мне известно, камни стояли здесь испокон веков. Но как иные подстригают живые изгороди и деревья, так мастера, сооружавшие Ступени на Квизо, обтесали каждый из камней с двух сторон, дабы поразить изумлением сердца паломников, направляющихся к Ортельге. Ведь именно здесь в давние времена собирались паломники, чтобы в сопровождении проводников перейти по насыпной дороге на остров.
— Значит, это место, как и Квизо, принадлежит владыке Шардику — вот почему он привел нас сюда.
Поодаль, на прогалине между папоротниками, вполоборота к мужчинам стояла тугинда, сцепив перед собой руки, слегка наклонив голову набок и неподвижно глядя в лунную даль. В такой же позе, вспомнил Кельдерек, она стояла у глубокой впадины на прибрежном склоне Ортельги, уже ясно понимая, что не кто иной, как Шардик, лежит там внизу, среди ползучего трепсиса. Тугинда казалась не отрешенной, а, наоборот, поглощенной восторженным созерцанием окружающего мира. Но было ясно, что смотрит она не на папоротниковые заросли, а куда-то сквозь, как смотрела бы сквозь толщу воды, чтобы постичь, хотя бы частично, скрытую под ней жизнь, безмолвие глубины. Кельдерек вдруг осознал, что его собственный взгляд всегда скользит по зыбким отражениям на поверхности, которую тугинда свободно проницает взором, прозревая потаенное. Сейчас она завороженно смотрела в знойную мглу так, словно видела там какое-то восхитительное зрелище, танец цветов и света. Однако при этом сохраняла все тот же вид здравомыслящей и бесхитростной простолюдинки, что ввел в заблуждение и одновременно успокоил Кельдерека при первой встрече у Теретского камня на Квизо. Глядя на такую женщину, легко представлялось, что молится она о хлебе, дровах да удачной охоте — и ни о чем большем.
Та-Коминион перестал опираться на руку Кельдерека и тяжело привалился к ближайшей скале, уткнувшись лбом в прохладный камень.
— Это тугинда?
— Кто же еще? — В первый момент Кельдерек удивился, но потом вспомнил, что Та-Коминион никогда прежде не видел тугинду без маски, а возможно, и вообще ни разу не видел.
— Точно?
Кельдерек не ответил.
— Девушка сказала, что она молится.
— Так она и молится.
Та-Коминион пожал плечами и выпрямился, оттолкнувшись от камня. Они двинулись дальше, и тугинда, заслышав шаги, повернулась к ним. Ее лицо, озаренное луной, дышало спокойной, безмятежной радостью — порожденной не отрешенностью от настоящей действительности, но решимостью принять и благословить темный лес, опасности и неизвестность, окружающие всю Ортельгу. Кельдереку показалось, что тугинда излучает веру, как фонарь — свет.
«Не я, а именно она, — неожиданно осознал охотник, — станет проводником Шардиковой силы, ниспосланной нам свыше. Ее смиренная вера и властная суровость суть одно и то же. Я человек слабый и невежественный. А она сильна, как ростки лилии, которые пробиваются даже сквозь камень».
Мужчины остановились перед ней, и Кельдерек поднес ладонь ко лбу. Ответная улыбка тугинды была сродни встречному шагу в каком-то счастливом танце, где партнеры обмениваются знаками взаимного уважения и доверия.
— Мы помешали вам, сайет?
— Нет, все мы делаем одно дело, в чем бы оно ни заключалось. Я пришла сюда, потому что среди папоротников немного прохладнее. Но мы вернемся к костру, Кельдерек, коли тебе угодно.