— Мы на краю леса, госпожа, рядом с долиной, чуть дальше того места, откуда вы уходили утром. Зильфея спустилась в лагерь, чтобы доложить владыке Кельдереку о возвращении Шардика, но бедняжка падала с ног от усталости, и он отправил назад меня вместо нее. Он говорит, что владыку Шардика необходимо усыпить сегодня ночью.
— Вы уже предприняли хоть одну попытку?
Никто не ответил.
— Так да или нет?
— Мы сделали все, что могли, — наконец сказала другая девушка. — Приготовили два куска мяса с тессиком и положили настолько близко к нему, насколько осмелились подойти, но он к ним не притронулся. Мы истратили все запасы тессика. Теперь остается лишь ждать, когда владыка Шардик проснется.
— Перед самым моим уходом из лагеря, госпожа, прибыл посыльный из Гельта, от повелителя Та-Коминиона, — сказала Шельдра. — Барон сообщает, что собирается вступить в бой послезавтра и что Шардика нужно доставить туда любой ценой. «Время сейчас дороже всех сокровищ мира» — вот его точные слова.
Над далекими холмами на юге сверкнула молния. Ранзея прохромала несколько шагов до дороги и окинула взглядом долину. В воздухе разносился журчащий шум ручья. Слева она увидела костры лагеря, где Кельдерек с тугиндой ждали известий от нее. Жрица вспомнила громадного черного зверя, прошедшего мимо нее в полдневной тьме по мелководью сухой травы, и стоявшую между деревьями Антреду, чьи пальцы были унизаны резными деревянными кольцами, которые она, Ранзея, самолично сожгла на берегу. Знамения эти представлялись очевидными. Да и сама ситуация не вызывала никаких вопросов. Единственное, что сейчас требовалось, — это жрица, знающая свой долг и способная исполнить его без малейших колебаний.
Ранзея вернулась к девушкам. Они немного попятились, испуганно таращась на нее.
— Вы сказали, владыка Шардик здесь поблизости. Где именно?
Кто-то указал рукой.
— Подите и убедитесь, что он все еще спит, — приказала Ранзея. — Вам не следовало оставлять медведя без присмотра. Вина лежит на всех вас.
— Госпожа…
— Молчите! — сурово промолвила Ранзея. — Нита, принеси ящичек с тельтокарной.
Она вытащила из-за пояса нож и опробовала его. Лезвие легко рассекло древесный лист, зажатый между большим и указательным пальцем, а острие едва не прокололо кожу у нее на запястье, стоило надавить самую малость. Нита уже стояла перед ней, протягивая деревянный ящичек. Ранзея бесстрастно посмотрела на дрожащие пальцы девушки, а потом на нож, зажатый в собственной твердой руке.
— Ты пойдешь со мной. И ты тоже, Шельдра. — Она взяла ящичек.
Ранзея вспомнила, как они с Антредой в последний раз шли через костер на террасе Верхнего храма той ночью, когда привели Кельдерека к Мосту Просителей. Воспоминание казалось далеким и нереальным, словно принадлежало не ей, а какой-то другой женщине. Жрице чудилось, будто ночные звуки постепенно усиливаются вокруг нее. Шепот сухого леса отдавался эхом в пещерах с капающей водой, и она ощущала свое тело чем-то вроде сыпучей массы горячего песка. Знакомые симптомы. Придется поторопиться. Страх остался где-то позади, искал ее среди деревьев, нагонял мало-помалу.
Медведь мирно спал на боку среди молодых зарослей сенчулады; пару деревец он придавил к земле и сломал, устраиваясь на ночлег. В паре локтей от него валялся шмат мяса. Девушка, положившая его сюда, явно не робкого десятка. Громадное тело зверя испещряли блики лунного света, просеянного сквозь листву деревьев. Косматый бок ровно вздымался во сне и, покрытый подвижными узорами света и тени, походил на темную травянистую равнину. Под приоткрытой, мерно дышащей пастью трепетали и поблескивали листья обломленной ветки. Изогнутые когти вытянутой передней лапы торчали вверх. Несколько мгновений Ранзея стояла неподвижно, словно на обрывистом берегу глубокой бурной реки, в которую она должна прыгнуть — и утонуть. Потом, знаком позвав девушек за собой, жрица решительно шагнула вперед.
Теперь она стояла у самой хребтины Шардика и смотрела поверх исполинской туши, подобной мощному крепостному валу, на колеблемые ветром деревья. Над холмами в отдалении глухо проворчал гром, и Шардик пошевелился, дернул одним ухом, а потом снова затих.
Ранзея запустила левую руку глубоко в мех. Добраться до кожи она не смогла, а потому принялась срезать ножом космы свалявшейся маслянистой шерсти, кишащей паразитами. Теперь руки у нее дрожали, и она работала торопливо, захватывая пальцами, осторожно приподнимая, отсекая и отбрасывая прочь пучки длинного жесткого волоса.
Вскоре она выстригла широкую щетинистую проплешину на плече медведя. Там проглядывала серая кожа в солевых разводах, пересеченная двумя-тремя венами — самая толстая из них зримо пульсировала в такт медленному биению сердца.
Ранзея повернулась, наклонилась к ящичку, стоявшему на земле рядом, и левой рукой осторожно извлекла из него два маленьких промасленных пузыря. А мгновение спустя вонзила нож в плечо медведя и резко дернула на себя, прорезав глубокую рану длиной с локоть. И тотчас же одним плавным движением всунула в нее сушеные пузыри, а потом прищипнула края раны пальцами, протолкнув пузыри поглубже, и почувствовала, как они лопаются там внутри.
Шардик зарычал, запрокинул голову и тяжело поднялся на дыбы, сбив с ног Ранзею. Однако она живо вскочила и встала перед ним во весь рост. На миг показалось, что сейчас зверь нанесет страшный удар лапой, но он качнулся вперед, схватил женщину в сокрушительные объятия и пронес несколько шагов, обмякшую, как старая тряпичная кукла. Потом медведь разжал хватку, и жрица безжизненно распласталась у него под ногами, точно ветхая рубаха, сдутая ветром с бельевой веревки. Опустившись на все четыре лапы, Шардик неверной поступью выбрел из леса на склон, повалился на бок и стал кататься по земле, яростно взрывая когтями дерн, роняя хлопья пены из оскаленной пасти.
Шельдра первая подбежала к жрице. Та лежала с неестественно вывернутой шеей и вываленным языком, как у повешенного; левая ладонь у нее была глубоко рассечена ножом. Когда Шельдра подсунула руку ей под плечи и попыталась приподнять, в раздавленном теле жутко хрустнули переломанные кости. Девушка осторожно опустила Ранзею обратно на землю, и та на мгновение открыла глаза:
— Скажи тугинде… выполнила приказ…
Изо рта у нее хлынула кровь, а чуть погодя ее длинное тощее тело задрожало слабо-слабо, как дрожит поверхность воды, возмущенная крылышками тонущей мухи. Еще через несколько секунд Ранзея неподвижно застыла. Поняв, что она испустила дух, Шельдра сняла у нее с пальцев деревянные кольца, подобрала с земли ящичек с тельтокарной и нож и вышла из леса на склон, где лежал без чувств Шардик.
19. Ночные вестники
На изготовление крепкой клетки ушел целый день (хотя достаточно ли она крепкая, еще предстояло выяснить). Выслушав все распоряжения, Балтис, главный кузнец, презрительно пожал плечами. Он ни во что не ставил Кельдерека — глуповатого молодого парня без семьи, достатка и ремесла (охоту кузнец ремеслом не считал). Балтис и его подручные, вооруженные превосходным оружием, намеревались принять самое деятельное участие в разграблении Беклы или, по крайней мере, Гельта и страшно возмутились, когда их отозвали из войска и заставили заниматься привычной работой. Кельдерек, потерпев неудачу в попытке объяснить здоровенному неуклюжему мужику всю важность порученного ему дела, пошел обратно к Та-Коминиону, уже выдвигавшемуся со своим передовым отрядом. Раздраженно чертыхаясь, Та-Коминион вызвал Балтиса к дереву, на котором висел труп Фассел-Хасты, и пообещал вздернуть рядом с бароном, если к наступлению темноты клетка не будет готова. Такой язык кузнец понимал достаточно хорошо — и тотчас же попросил удвоить количество работников, поступающих под его начало. Не имея времени на споры, Та-Коминион согласился дать Балтису пятьдесят человек, в том числе двух канатчиков, трех колесных мастеров и пятерых плотников. Когда войско потянулось по извилистой дороге под палящим утренним солнцем, Кельдерек и Балтис взялись за дело.
На Ортельгу отправили посыльных, и еще до полудня женщины и мальчики перетаскали в долину все оставшиеся на острове запасы топлива, почти весь пиленый лес и все до единого бруски железа. Бруски были разной длины и толщины; многие из них, по причине малого размера, годились разве что для сварки. Балтис велел своим мастерам выковать три колесные оси и возможно больше железных прутьев одинаковой длины и толщины, заостренных и с отверстиями на обоих концах. Тем временем плотники сработали из сухих выдержанных досок, иные из которых еще сегодня были частью стен, крыш и столов Ортельги, массивный помост с подкосами и с помощью рычагов водрузили его на шесть толстых цельнодеревянных колес.
К вечеру мастера выковали, сварили или нарезали шестьдесят квадратных прутьев — кривоватых, с неровными краями, но вполне пригодных для того, чтобы воткнуть их острым концом в дыры, пробуравленные по краям помоста, а потом закрепить железными штырями.
— Крыша тоже будет деревянная, — сказал Балтис, глядя на торчащие из досок прутья и широко поводя туда-сюда вскинутой рукой. — Железа больше не осталось, приятель, и взяться ему неоткуда, так что переживать по этому поводу нет смысла.
— Но деревянную крышу медведь разнесет в щепки, коли захочет, — сказал главный плотник.
— Такая работа не делается за день, — проворчал Балтис. — И за три не делается. Клетка для медведя? Я один из первых увидел владыку Шардика, когда он вышел из реки вчера утром и напал на бедного Лукона и его товарища…
— Но как мы затащим медведя в клетку? — перебил плотник.
— Ну, это нам неведомо…
— Твое дело — выполнить приказ повелителя Та-Коминиона, — сказал Кельдерек. — Богу угодно, чтобы владыка Шардик завоевал Беклу, и в этом ты убедишься собственными глазами. Сколоти крышу из досок, если иначе никак, и туго обвяжи клетку канатом.
Наконец, уже при свете факелов, работа была закончена, и Кельдерек, отпустив людей поесть, остался наедине с Шельдрой и Нилитой. Он обошел клетку, внимательно разглядывая, пробуя на прочность решетку, стуча ногой по колесам, ощупывая крепежные штыри, и наконец обследовал каждый из шести железных прутьев, которыми впоследствии предстояло заделать открытый торец.