Гел-Этлин, сопровождаемый знаменосцем, трубачом и слугой, побежал позади линии войска в сторону левого фланга. Удалившись от места атаки на порядочное расстояние, он протолкнулся сквозь переднюю шеренгу дильгайских наемников и стал наблюдать за боем, происходившим справа от него. Шум сражения заглушал все прочие звуки — рокот дождя, голоса мужчин рядом, крики неприятельских солдат в лесу внизу. Ортельгийцы, теперь научившиеся защищать свои фланги — или нашедшие наконец достаточно разумного командира, — прорвали строй тонильданцев клином шириной шагов пятьдесят. Они дрались все с той же слепой яростью, не щадя своей жизни. Истоптанный в грязную кашу участок склона, занятый противником, был усеян мертвыми телами. Потери бекланцев, ясно видел Гел-Этлин, тоже быстро росли. Среди убитых он узнал нескольких своих солдат, в том числе сына одного из арендаторов Каппараха — славного паренька, который прошлой зимой в Икете служил посыльным между ним и его возлюбленной. События приняли опасный оборот: атаку нужно немедленно остановить и отбить, пока не подоспело подкрепление. Гел-Этлин повернулся и быстро направился к ближайшему командиру в строю — Крит-Лиссу, замкнутому и молчаливому капитану дильгайских наемников. Крит-Лисс, хотя и далеко не трус, всегда был не самым удобным подчиненным, ибо внезапно переставал понимать даже самый простой бекланский всякий раз, когда приказы его не устраивали. Он выслушал Гел-Этлина, прокричавшего ему чуть не в самое ухо распоряжение отойти назад, переместиться к центру обороны и контратаковать ортельгийцев, а потом проорал в ответ:
— Да, да! Плохие там дела — без нас не обойтись, верно?
Трое или четверо чернокудрых молодых баронов, стоявших рядом, с ухмылкой переглянулись, выбили ладонями часть воды из своих перепачканных ярких камзолов и отправились строить людей. Когда дильгайцы отступили с позиции, Гел-Этлин замахал руками, пытаясь привлечь внимание Шельтнекана, командира ближайшего слева отряда, чтобы отдать приказ подтянуться и закрыть образовавшуюся брешь. В густеющих сумерках Шельтнекан не замечал знаков, и Гел-Этлин отправил к нему слугу, а уже секундой позже подумал: «Сантиль-ке-Эркетлис наверняка послал бы дильгайцев вперед, чтобы они ударили по неприятелю с тыла и отрезали путь к отступлению». Да, но если у дильгайцев не хватит сил для такой задачи, ортельгийцы просто разобьют отряд наголову и благополучно отойдут обратно к лесу. Нет, так рисковать нельзя.
Молодой Шельтнекан и его солдаты шагали к нему, низко опустив головы, чтобы дождь не хлестал в лицо. Гел-Этлин плотно провел обеими ладонями по груди, отжимая воду из одежды, и двинулся навстречу.
— Может, все-таки сломать строй и пойти в атаку, господин? — спросил Шельтнекан, не дав своему командиру открыть рот. — Моим ребятам страшно надоело стоять в обороне против кучки блохастых дикарей. Один решительный натиск — и они бросятся врассыпную.
— Ни в коем случае! — отрезал Гел-Этлин. — Откуда нам знать, какие вспомогательные силы у них там в лесу? Наши люди и пришли-то сюда еле живые от усталости, а стоит только сломать строй, и они станут легкой добычей для противника. Нам ничего не остается, как держать оборону. Мы перекрываем единственный путь на равнину, и они сами отступят, когда поймут, что наши позиции не прорвать.
— Как скажете, господин, — ответил Шельтнекан. — Просто парням совсем уже невмоготу торчать тут, когда мы уже давно могли бы гнать этих ублюдков по горам, точно паршивых коз.
— Ну и где же ваш медведь? — выкрикнул один из солдат.
То были первые слова недавно сочиненного стишка, и пятьдесят голосов дружно подхватили:
— Нам бы только углядеть!
— Мы б его поймали… — продолжал заводила.
— И бока намяли!
— Настроение у них по-прежнему отличное, сами видите, господин, — сказал Шельтнекан, — но все равно эти речные лягушки убили сегодня пару-другую наших товарищей, и мои ребята здорово расстроятся, если не получат разрешения пустить кровь ублюдкам.
— Я сказал, стоять в обороне! — рявкнул Гел-Этлин. — Эй, ты, живо в строй! — проорал он шуту, изображавшему медведя. — Выровнять переднюю шеренгу — на длину меча друг от друга!
— Ну да, стой тут и мерзни к чертовой матери, — проворчал кто-то.
Гел-Этлин стремительно прошагал назад за линию войска, чувствуя, как мокрая одежда липнет к телу. Сумерки сгущались, и несколько мгновений он напряженно шарил взглядом, прежде чем заметил Крит-Лисса и бегом бросился к нему. Уже в следующую минуту дильгайцы пошли в наступление. Слаженный, ритмичный крик «Бек-ла! Бек-ла!», подхваченный сотнями голосов, загремел по всей цепи бекланских отрядов, прерываясь лишь в середине, где дильгайцы сошлись в схватке с ортельгийцами. Было ясно, что ортельгийцы готовы заплатить любую цену, лишь бы удержать брешь, пробитую в строю неприятеля. Трижды они отражали атаку наемников, стоя стеной над телами павших товарищей и испуская яростные вопли. Многие размахивали мечами и щитами, забранными у убитых солдат сильно поредевшего тонильданского полка, и каждый ортельгиец, поражая противника, быстро наклонялся и хватал чужеземное оружие, с уверенностью полагая, что оно лучше его собственного, хотя и выковано из того же самого гельтского железа.
Неожиданно на правый фланг ортельгийцев обрушилась еще одна бекланская атака, и вновь мерный, мощный крик «Бек-ла! Бек-ла!» поднялся к небу, перекрывая шум сражения. Гел-Этлин, только было собравшийся отдать Крит-Лиссу приказ об очередном наступлении, напряженно вгляделся в сумрак, пытаясь понять, что там происходит. Внезапно кто-то дернул его за рукав. Повернувшись, он увидел Шельтнекана.
— Там мои ребята атакуют, господин, — доложил офицер.
— В нарушение приказа?! — гневно проорал Гел-Этлин. — Как это понимать? Сейчас же возвращайтесь!
— Насколько я могу судить, дикари вот-вот обратятся в бегство, господин, — сказал Шельтнекан. — Теперь-то вы разрешите нам пуститься в преследование?
— Даже не вздумайте! — отрезал Гел-Этлин.
— Господин, если мы позволим ортельгийцам отступить хотя бы в слабом подобии порядка, что мы скажем по возвращении в Беклу? Мы же никогда не отмоемся от позора. Их нужно разгромить наголову — истребить полностью. И теперь самое время сделать это, иначе они уйдут под покровом темноты.
Атака, предпринятая по приказу Шельтнекана, смяла правый фланг ортельгийцев, и они уже бежали вспять. Солдаты Крит-Лисса устремились за ними следом, на ходу добивая вражеских раненых. Через несколько минут оборонительная линия бекланцев была восстановлена, и Гел-Этлин, напрягая взор, различал ближе к левому флангу брешь в строю — там, откуда ушел отряд Шельтнекана. Нельзя отрицать, что инициатива молодого командира оказалась успешной. Нельзя отрицать также, что доводы, им приведенные, звучат весьма убедительно: столичное начальство, скорее всего, останется недовольным, если неприятельское войско, нанесшее бекланской армии огромные потери, спасется бегством. С другой стороны, полностью разбив ортельгийцев, Гел-Этлин упрочит свою репутацию и избежит возможной критики со стороны Сантиль-ке-Эркетлиса.
Бекланские офицеры, подчиняясь приказу, остановили своих людей на первоначальном оборонительном рубеже и не стали преследовать ортельгийцев, которые бежали вниз по склону, кто поддерживая раненых, кто таща с собой трофейное оружие. Внезапно с земли рядом с ним донесся слабый голос. Опустив глаза, Гел-Этлин увидел знакомого паренька, сына арендатора с Каппараховой фермы под Икетом. Приподнявшись на локте, тот пытался заткнуть плащом зияющую рану на шее и плече.
— Давайте, господин, не медлите! — прохрипел мальчик. — Добейте их! А я завтра отправлюсь в Икет с письмом, как в старые добрые времена, правда? Благослови господь вашу даму, она даст мне целый кошель золота!
Он повалился лицом в землю, и двое солдат Шельтнекана оттащили его назад за линию войска. Приняв решение, Гел-Этлин повернулся к трубачу.
— Ладно, негоже тебе стоять здесь без дела, Волк! — промолвил он, обращаясь к мужчине по прозвищу. — Сломать строй! Начать общее преследование! А ты, Волк, труби погромче, чтобы все слышали!
Едва зазвучала труба, все бекланские отряды разом бросились вниз по склону; фланговые подразделения широко рассыпались, устремляясь к дороге. Каждый солдат надеялся опередить товарищей и первым захватить любую добычу, какая найдется. Вот ради чего они шагали сквозь пыльный ветер равнины, противостояли атакам и послушно мерзли под дождем. Разумеется, взять у этих дикарей особо нечего, разве только блох да вшей, но за пару рабов в Бекле можно выручить хорошие деньги, ну и всегда остается неплохой шанс захватить барона с золотыми украшениями или даже женщину из обоза.
Гел-Этлин тоже бежал в первых рядах, между знаменосцем и Шельтнеканом. Достигнув подножия склона, среди деревьев впереди он разглядел ортельгийцев, выстраивающихся в боевой порядок. Они явно решили сражаться до последнего. Впервые за все время Гел-Этлин обнажил меч. Возможно, придется нанести пару-другую ударов, прежде чем с делом будет покончено.
Вдруг где-то неподалеку, в лесу, раздался скрипучий грохот, который стал быстро приближаться, превращаясь в треск древесины и лязг железа. А миг спустя из-за деревьев донесся дикий рев, заглушающий все прочие звуки, подобный реву громадного зверя, охваченного болью. Потом завеса ветвей перед ним разорвалась, и Гел-Этлин встал как вкопанный, напрочь утратив способность ощущать что-либо, кроме панического страха. Естественный порядок вещей, знакомый и понятный; пять чувств, определяющих картину мира; бездумная человеческая уверенность в возможности одних событий и решительной невозможности других, лежащая в основе всякой рациональной действительности, — все улетучилось в мгновение ока. Если бы из-за деревьев выступил скелет в истлевших лохмотьях, не видимый никому, кроме него, и направился к нему, болтая головой и скаля зубы, Гел-Этлин не впал бы в такое ошеломление, не испытал бы такого всепоглощающего ужаса. Всего в нескольких шагах перед ним стоял на дыбах исполинский зверь в два с половиной человеческих роста, явно не из числа земных тварей. Он походил на медведя, но на медведя, сотворенного в аду и призванного одним своим присутствием мучить грешников, осужденных на вечные страдания. Уши плотно прижаты к голове, как у разъяренной кошки, глаза мерцают красным огнем в полумраке, коричневато-желтая пена густо пузырится между клыков, подобных дильгайским кинжалам. Из шеи у него торчал толстенный окровавленный кол, при виде которого Гел-Этлин окончательно обезумел от страха, уверившись в неземной природе чудовища. Окровавлены были и когти передней лапы, вскинутой вверх, словно в жутком приветствии Смерти. Налитые кровью глаза — глаза бешеного зверя, обитающего в мире жестокости и боли, — вперились в Гел-Этлина с почти осмысленным выражением, свидетельствующим о сосредоточенности на одной-единственной цели. Встретив этот пристальный взгляд, Гел-Этлин выронил меч, а в следующий миг зверь нанес страшный удар, раздробивший ему череп и вогнавший голову глубоко в плечи.