– Собака! – Елена Петровна громыхнула кулаком по столу. – Собака страшная!
– Я?! – вякнул с порога Лысенко.
– Ой, это я не тебе, Андрюша, – крякнула Елена Петровна, отметив, что впервые назвала следователя так нежно. – Ты почему не стучишься, Лысенко? Здесь тебе не проходной двор! – тут же поправилась она.
– Извините-с, поспешил вас обрадовать, Леночка Петровна, – прогудел Лысенко и уселся перед Зотовой. – Съездил с распечаточкой к сеструхе звездули и еще разик с ней пообщался. Фенита ля комеди клаб, как говорится, – попытался пошутить Лысенко. – Я вычислил поклонника убитой.
– Как она?
– Кто?
– Ладно, по сути вещай, – раздраженно попросила Зотова, ничего удивительного, что Лысенко вопроса не понял, Андрюшенька сердобольностью никогда не отличался.
– А, понял-с. Никаких претензий к тетке у меня не возникло. В трауре пребывает, глаза заплаканы, бледная, в квартире воняет-с валерьянкой. Горюет вполне натурально.
– Претензий, выходит, у тебя нет. Надо же, – язвительно заметила Елена Петровна.
– Дык…
– Давай к делу. Я во времени ограничена.
– Не любите вы меня, Леночка Петровна.
– Любишь, не любишь… Ерунду не говори, мы с тобой не на свидании, – вяло возразила Зотова. – Я знаю, что ты толковый следователь, – успокоила его Зотова, а про себя подумала, что следователь он, возможно, и толковый, но человек плохой. Иной раз Елене Петровне казалось, что у Лысенко вместо сердца – кусок колючей проволоки. Он упивался властью над другими людьми, которые волею случая оказывались от него зависимыми, и ни к кому не проявлял сочувствия.
– Посмотрите-с новую инфу. Я подчеркнул фамилию, которую не смогла опознать сестра Марины Гольц, – Лысенко положил перед Зотовой протокол допроса сестры Гольц, распечатку и какую-то диаграмму. Одна фамилия в списке была помечена желтым маркером, напротив других контактов – краткое пояснение, каким боком человек со звездой связан. Варламов был указан, как – «контакт по работе», что Елену Петровну немного успокоило, но все равно в душе осталась тревога. Воспоминания не давали Зотовой покоя, помимо воли всплывали все новые и новые неприятные эпизоды, связанные с деятельностью режиссера. Маленький городок Приреченск, страшное реалити-шоу «Уснуть навсегда», в котором Варламов сыграл главную и отвратительную роль [3]… Совсем она голову потеряла! На курорт собралась! С кем? С кукловодом, для которого жизни людей не стоят и ломаного гроша.
– Значит, сестра Гольц не знает этого человека? – утончила Зотова, ткнув ручкой в фамилию – Минасян Левон Давидович. – Я смотрю, Минасян регулярно Гольц звонил, и она звонила ему.
– Не знает. Я еще кое-что проверил. Цикличность. Они общались в течение двух с половиной месяцев. Сначала редко, потом чаще. Пик звонков случился в октябре. Два месяца тому назад, как раз в это время Гольц сняла хату, звонки стали реже, но стабильнее. Но главное – фамилия, вернее, ее национальная принадлежность. Улавливаете?
– Римский профиль, лицо кавказской национальности… Молодец, Андрей! Отличная работа, – от души похвалила Елена Петровна. – Успел о нем что-нибудь нарыть?
– Обижаетесь-с: 28 лет, родился в Ереване, в Москву приехал поступать в МГУ, поступил на геофак, в настоящий момент – учится на третьем курсе аспирантуры, готовится к защите. Не тунеядствует. Работает менеджером в салоне сотовой связи в центре столицы. Салон расположен в дорогом торговом комплексе. Не женат. Не состоит. Не привлекался. Сирота. Сирота сиротой, но вы ж понимаете… Срулит в Армению, и фиг его оттуда выцарапаешь. Родственники спрячут, концов не найдем.
– Если уже не срулил, – Елена Петровна схватила телефонную трубку. – Геофак МГУ, аспирантура, работа с людьми, с клиентами и персоналом. Судя по информации, которую ты собрал, парень не идиот, а значит, должен понимать, что выйти на него могут в любую минуту. Где он обитает в Москве?
– В общаге, – хмыкнул Лысенко.
– Теперь ясно, почему Гольц снимала квартиру для встреч. Не в общаге же им было встречаться? Ладно, работаем, Лысенко. Промедление в нашем деле смерти подобно.
В памяти Елены Петровны всплыла фраза из разговора с сестрой убитой – о том, что Гольц решила приручить строптивого мальчика. Похоже, Марина Гольц снимала скромную квартиру, чтобы не смущать любовника. Видимость равноправных отношений создавала, чтобы он не чувствовал особой разницы в их материальном положении и социальном статусе. Причина могла быть и иной, звезда соскучилась по простой жизни и устала от «звездности», но Елена Петровна больше склонялась к первой версии. Перекос в отношениях, однако, все равно ощущался. Либо не любил избранник Марины Гольц свою звездную подругу или был жлобом, иначе сам позаботился бы о месте встреч. Менеджер в салоне связи – это не нищий студент, при желании может себе позволить снять скромную квартиру.
ГЛАВА 7. ПО СЛЕДАМ СОМНАМБУЛЫ
Действовали оперативно. Через час свидетельнице предъявили фото Минасяна, и она подтвердила, что именно этот человек выбежал из подъезда дома и столкнулся с ней у дверей парадного в утро убийства Марины Гольц. Любопытная старушка Воротникова тоже опознала Минасяна по фотографии и сообщила, что именно он неоднократно посещал квартиру, которую снимала потерпевшая. Все срослось, но возникла новая проблема. Как и предполагала Зотова, они опоздали: на работе Левон Давидович Минасян не появлялся второй день; в общежитии таинственного поклонника Марины Гольц тоже никто не видел уже несколько суток.
– Значит, у вас были натянутые отношения? – спросила Елена Петровна у соседа по комнате Минасяна – Марата Дергунова, разглядывая плакат с портретом Марины Гольц, висевший на стене над кроватью подозреваемого.
Зря она на парня грешила, что не любил он свою звездную подругу, – любил, раз плакат повесил. Значит, мотивом убийства может быть банальная ревность. Драма из серии: так не доставайся же ты никому! Приручила строптивого мальчика Марина и потеряла к нему интерес, решила расстаться с ним и озвучила свое решение. Мальчишка вспылил и придушил подругу. Похоже на правду. Однако романтический ужин при свечах в эту версию не укладывался. Звезда, учитывая ее характер, не стала бы разводить церемонии и устраивать отходную ради какого-то сопливого юнца. Послала бы прямым текстом по телефону или просто вычеркнула его из списка контактов. Но в любом случае ревность со счетов сбрасывать не стоит. В прессе могла мелькнуть какая-нибудь гнусная заметочка о новом мифическом романе, Минасян ее прочитал и из ревности задушил подругу? Снова не складывается. Ужин, по словам Рыжова, прошел в спокойной обстановке, контакт был без принуждения, по обоюдному желанию. Любовник Гольц вспылил под утро. Может, он в газете, где поместили объявление о клинике Шахова, что-нибудь прочитал, компрометирующее любовницу? А она пролистала газету, но внимательно ее не читала, сосредоточилась на рекламном объявлении, могла пропустить заметку… Или Минасян узнал о скандале с доктором, затаил злость, и ярость неожиданно захлестнула его после ночи любви? Надо к Шахову ехать, все больше убеждалась Елена Петровна. Хирург не причастен к преступлению, но, вероятно, теперь ему угрожает опасность. Убийцы любят перекладывать вину за свои проступки на других людей, нельзя исключать, что поклонник Гольц поведет себя таким же образом, устранит раздражающий фактор, в данном случае – доктора Шахова. Пока что поймать доктора Шахова и договориться с ним о встрече ей не удалось. Зотова уже несколько раз звонила в клинику, но милая девушка, секретарь или администратор, вежливо просила перезвонить позднее, сообщая, что Сергей Владимирович в операционной, а когда освободится – неизвестно.
Елена Петровна оторвалась от созерцания портрета звезды и задрала голову. Потолок вызывал восхищение и легкую зависть: высоченный, более трех метров, не сравнить с ее лилипутским в хрущевке. Правда, высота потолка была единственным неоспоримым достоинством данного помещения. Общага есть общага, ничего хорошего в ней нет. Но жить вполне можно. Блок рассчитан на четырех человек, общая прихожая, ванная с умывальником, две комнаты, в каждой по два жильца. В комнатах есть все, что необходимо: кровать, тумбочка, полочка, небольшой платяной шкаф, письменный стол. На полу паркет. Одно неудобство: туалет и кухня общие на этаже, но для студентов – сойдет, тем более геологов. После экспедиций в поля, леса и степи, где студентам и аспирантам приходится жить в походных условиях, должно быть, на удобства смотришь несколько иначе. Да и молодость неприхотлива сама по себе.
– Кызел он и даунито, – протянул Дергунов, устроившись удобнее на своей мятой кровати.
Зотова покосилась на соседа по комнате подозреваемого: эпитеты, которыми охарактеризовал личность Минасяна Дергунов, с успехом можно было применить и к нему самому. Марат походил на неандертальца: низкий лоб, выступающие надбровные дуги, глаза маленькие, мутные, широкий нос и губы, жидкие светлые волосы зализаны назад, лицо в оспинах. Одет в красные треники и белую несвежую футболку с желтыми разводами под мышками, на ногах серые тапки в мелкую черную клетку, с дырками на пальцах.
– А что ж не разъедетесь, если ужиться не можете? – поинтересовалась Зотова.
Дергунов ухмыльнулся, взял с тумбочки лохматую зубочистку, сунул ее в рот и принялся сосредоточенно жевать. К горлу подкатила тошнота, Зотова отвернулась. В глаза Дергунов при разговоре не смотрел, пялился ниже, на грудь Елены Петровны, что Зотову слегка напрягало. Вряд ли он делал это злонамеренно, выдающиеся достоинства Елены Петровны пацана не интересовали, просто манера у него была такая идиотская. Придурок, разозлилась Зотова. И воняло от Дергунова противно: потом, перегаром и дешевым табаком. Ничего удивительного, что отношения соседей по комнате были сложными. По внешней обстановке видно, что люди они очень разные. Идеальная чистота на половине Минасяна, кровать заправлена, на тумбочке и столе чисто, ничего лишнего, на полке аккуратно сложены книги, относительный порядок в шкафу. На половине Дергунова – страшный бардак: носки вонючие у кровати и под кроватью, ворох одежды на стуле, на тумбочке объедки, мятые банки пива, чашки с недопитым чем– то, свинарник, одним словом.