Пайка вывели за дверь, и процессия в том же составе направилась в одно из ответвлений коридора, еще более узкое, чем основной ход. Крутая каменная лестница привела на второй этаж, ничем не отличавшийся от первого. Несколько поворотов и неожиданных лестниц, повсеместные ажурные решетки — и Пайка втолкнули в другую дверь, почти совсем не раскрашенную и к тому же скрипучую. Вслед за ним полетел мягкий узел, по-видимому, с одеждой местного производства.
— Я не могу жить в этой келье! — закричал Пайк, мгновенно оценив всю непритязательность обстановки. — Я гость магараджи Чакьямунха! Пусть же покарает вас Дхарма!
Но лишь звонкое эхо от голых стен было ему ответом.
Как здраво рассудил Пайк, которому на самом деле вовсе не было смешно, отнюдь не вредно будет освоиться в этом компактном, тесном и темном жилище, и начал планомерный осмотр. Узкая клетушка живо напомнила Пайку его камеру в подземелье, разве что низкая плетеная кровать была несколько удобнее соломенной подстилки, да света сквозь зарешеченное окно проникало больше. Под оконным проемом располагался легкий, плетеный же столик. Сквозь металлическую решетку едва не пролезала ярко-зеленая растительность, произраставшая, как выяснилось, из вершины пальмы. Если на ней и висели когда-либо плоды, их безжалостно оборвал коварный предшественник Пайка.
Путешественник попытался что-нибудь рассмотреть сквозь листву, затем вздохнул и уселся на кровать. От нечего делать он стал было развязывать узелок, но тут дверь распахнулась, и на пороге возникла та же танцовщица, на этот раз одетая даже чересчур скромно. Из-под многочисленных мотков аляповато раскрашенной ткани, которой она была обернута, с трудом проглядывали гладкие смуглые коленки. Сейчас на ней было несколько меньше стеклянных украшений, чем во время представления.
Она несмело подошла к ложу Пайка и встала рядом с ним на колени, испытующе глядя на путника синими глазами.
— Кто ты, красавица? — спросил он, припомнив, что такими словами встречал незнакомых девушек герой какого-то фильма из восточной жизни. Ничего более оригинального в голову не приходило.
— Я Индулекха, служу у повелителя танцовщицей. Господин, ты ведь не Нуман, правда? — вдруг спросила она. — У тебя другой знак на груди, я заметила.
— Разумеется, я не Нуман, — с облегчением признался Пайк. — Может быть, скажешь об этом Чакьямунхе? Меня зовут Пайк, я… приехал к вам в страну только вчера и не осквернял Дерева Желаний, клянусь всеми богами Пантеона. Если ты увидела разницу, почему другие ее не замечают?
Она застенчиво улыбнулась и грациозным движением переместилась на кровать, отчего та жалобно скрипнула.
— Прежний чарпай был покрепче, — озабоченно сказала Индулекха, потеребив кончик веревки, перетягивающей каркас койки. Она протянула гибкую, словно лоза, руку и отняла у Пайка сверток. Развязав его одним движением пальцев, она развернула кусок грубой ткани, и странник узрел несколько предметов принятой здесь одежды, по виду вполне простой и удобной. Индулекха подала Пайку длинную белую рубашку без воротника и узкие белые же штаны.
— Я знаю, что твоя верхняя одежда не снимается. Но… — Она запнулась, наморщив нос. — Шорты на чуридар я бы посоветовала тебе заменить. Господин Нуман носил очень длинную и широкую бороду, никто, кроме меня, и не знал, что у него под ней какой-то знак.
Девушка деликатно отошла к окну, и пленник натянул на себя местные одеяния и обмотал голову чем-то вроде полотенца, а вечные штаны сунул под подушку.
— Я готов, — сообщил он, осмотрев себя и убедившись в отсутствии явных огрехов. Индулекха одобрительно кивнула. — Мне нужно увидеть это проклятое дерево, — поделился он мыслью. — Не могу же я заниматься проблемой, не зная ее изнутри! Ты покажешь мне сад и вообще все, что нужно для жизни в этой темнице?
Ведомый танцовщицей, Пайк вышел из комнатушки и двинулся по узким и темноватым коридорам, но не по направлению к аудиенц-залу, а в другую сторону. С точки зрения здравого смысла, внутренняя архитектура дворца являла собой бред сумасшедшего, настолько замысловатым путем пришлось идти к выходу из здания. Пайк отчаялся запомнить все повороты, подъемы и спуски и примерно с половины пути обращал внимание только на разнообразно украшенные металлом, камнями и слоновой костью двери. По дороге им попалось несколько кшатриев, а также слуг, занятых поддержанием чистоты. Все они любопытными взглядами провожали странника и, кажется, тут же отправлялись к друзьям с вестью о поимке безбородого Нумана. Впрочем, Пайк решил, что эти сведения были свежими вчера, когда он торчал в подвале, а сегодня ими, вероятно, не удивишь даже третьего помощника конюха.
Так или иначе, через короткое время пара оказалась во внутреннем дворе, довольно значительном по размерам. Большую часть его занимал пышный сад, состоявший из незнакомых Пайку южных деревьев и нескольких особо причудливых пальм. Этот дендрарий окружали высокие колонны из зеленоватого мрамора, покрытые изящной резьбой и не поддерживавшие никакой крыши. Проходы между ними были перегорожены вездесущими решетками.
Стражник беспрепятственно впустил их в ворота, но, как заметил Пайк, не спускал с него глаз. Не зная его инструкций, наносить дальнейший урон саду, наверное, не следовало, да и не в привычках Пайка было глумиться над растениями.
"Проклятый Нуман!" — в сердцах подумал он, идя за Индулекхой по прямой, посыпанной песком дорожке по направлению к фонтану.
"А мне он нравился, — раздался в его голове скрипучий голос, — хоть ничего и не понимал в устройстве мира".
Пораженный, Пайк повертел головой, пытаясь определить источник звука, но тот исходил одновременно отовсюду, поскольку проникал в мозг, минуя уши. "Все-таки я сошел с ума, — решил путешественник, — причем не теперь, а давно, еще в катакомбах. Это просто не лезет ни в какие ворота".
"Воистину безумен ты, если не веришь в меня", — ответил на это невидимый некто.
— Индулекха, ты ничего не слышишь? — спросил Пайк.
Она присела на мраморный барьер бассейна и стала кидать рыбкам невесть откуда возникшие крошки хлеба.
— Голос Дерева, господин? Нуман мне про него рассказывал, — рассеянно ответила танцовщица. — Это Кальпаврикша с тобой разговаривает.
Девушка показала Пайку на необыкновенное дерево в нескольких шагах от водоема. Непосредственно под ним стояла деревянная скамейка, раскрашенная в ярко-зеленый цвет. Растение, на взгляд Пайка, было довольно несуразным: из толстого, корявого ствола в разные стороны торчали узловатые ветви, удивительно густо покрытые колючими шишками. Достаточную тень сидящему на скамье обеспечивала развесистая пальма, торчавшая поблизости, поскольку Дерево Желаний было прозрачно словно сито.
"Ты он или она?" — мысленно спросил странник.
"Разумеется, оно, — ответил голос. — Я ведь все-таки растение".
— А ты его слышишь? — поинтересовался Пайк у Индулекхи.
— Я бы хотела, — вздохнула она. — Но Дерево разговаривает только с теми, с кем захочет, и очень редко. В антахпуре прошел слух, что с нашим повелителем Чакьямунхой оно перестало общаться сразу после того, как господин Нуман… в общем, сам знаешь.
"Послушай, Кальпаврикша, или как там тебя зовут, — подумал Пайк. — Есть у меня одно желание, ты, наверное, его знаешь".
"Многими желаниями раздираем человек, — отвечало ему растение, — и лишь тысячеязыкий владыка змей Шеша мог бы все их перечислить. Как бы то ни было, исполнить твое желание я не в силах, как бы ни старался".
"Как так?"
"Видишь ли, будучи гостем магараджи Чакьямунхи, Нуман ежедневно приходил ко мне и требовал отправить его домой, но я не знаю, как это сделать, поскольку мне неизвестна дорога, ведущая к его дому, ибо он рожден в другой стране. Кроме того, я обещало повелителю не исполнять ничьих желаний, кроме его собственных. Когда наконец Нуман, о тупоумный, понял, что я не лгу, то он в отместку произвел то самое действие, в результате которого ты и стал пленником. Меня же поразила болезнь. При этом он имел наглость повторить свои нелепые требования!.. По правде говоря, я не думаю, что тебе удастся меня вылечить, поэтому давай не будем обсуждать эту тему, а поговорим лучше о Картавирье, а точнее, о легенде, согласно которой человеческий детеныш, рожденный из бедра женщины…"
"Подожди! — мысленно возопил странник. — Я за тобой не успеваю".
— До чего разговорчивое дерево, — пожаловался Пайк Индулекхе. — Оказывается, после "осквернения" оно чем-то заболело и теперь не может потакать прихотям сатрапа.
— Кого-кого? — удивилась девушка.
— Я имел в виду магараджу, — поспешно поправился Пайк.
— Что значит не может? А разве раньше могло?
— Откуда я знаю? Ты здесь давно живешь, а я только второй день, да и то вчера все больше по подвалам отсиживался.
Танцовщица подняла глаза к небу, как будто пытаясь освежить память, но довольно быстро сдалась:
— Я ведь тоже во дворце недавно, всего четыре сезона. Когда весной магараджа совершал жертвоприношение в храме Бхайравы и мы давали представление, меня заметил Тхинтхакарала, первый министр магараджи, и предложил моему отцу много денег.
В этот момент Пайк обратил внимание, что как-то быстро темнеет, и взглянул на неподвижное светило, словно приклеенное к одной точке небосклона. Откуда-то ползли мрачные тучи, краски сада поблекли, листва деревьев и цветы приветственно зашелестели, предвкушая потоки влаги, готовой обрушиться на них сверху. Индулекха, не медля ни минуты, повела странника прочь от болтливого Кальпаврикши, обиженно хмыкнувшего им вслед. Пайк, сделав несколько шагов, остановился и спросил у дерева:
"Что может излечить тебя и вернуть тебе способности, лучшее из растений?".
"Ничто", — с готовностью откликнулось то.
"Скажи подробнее, пожалуйста", — взмолился путешественник.
"Если бы вдруг исполнилось одно из желаний повелителя, я бы могло подумать, что с моим здоровьем все в порядке, и тогда мои способности, возможно, вернулись бы ко мне, любопытнейший из смертных. Но поскольку я не могу исполнить ни одного желания, то это невозможно".