– Вы не видите, что я занята? – Мария Владимировна смотрела строго, словно на опоздавшего ученика.
– Хорошо. Я выпишу повестку, – неожиданно тон капитана стал сухим. Он разозлился, потому что понял, у этой непоколебимой дамы не выяснит ничего. Женщина напомнила ему актрису Людмилу Чурсину из старого фильма «Любовь Яровая» без грамма косметики и с горящим взглядом. Мать любила эту актрису, пересматривала по много раз фильмы с её участием, и сына привлекала к просмотру честного советского кинематографа.
– Садитесь, – снизошла Ляхова. – В чём дело?
– Я расследую убийство мэра города, – Пантелеев нерешительно шагнул к столу, потом словно сбросил пелену, сел напротив. – Разговор пойдёт о смерти Селивёрстова.
– Интересно, чем я могу помочь?
– Ещё не знаю, но мы опрашиваем всех, кто присутствовал в тот вечер на банкете.
– Во-первых: я присутствовала лишь на торжественной части. Моё дело подготовить списки, зафиксировать наличие всех награждённых, разложить наградные листы, и проследить за процедурой награждения, чтобы не случилось каких-либо сбоев и накладок.
– Такие казусы случались?
– Только не по моей вине!
«Кто бы сомневался!» – усмехнулся про себя капитан.
– И всё-таки?
– Награждения начинаются с благодарственных писем, следом идут почётные грамоты от главы города, потом награды областного значения и напоследок министерские из Москвы, – женщина махнула рукой, словно отгоняя воспоминания. – Пару раз случалось такое, что мужики перед началом поднимают себе настроение, а когда надо выходить, ноги уже не держат. Я же не могу отследить каждого! Приезжают при полном параде, потом за своими же деньгами и наградами подняться не могут!
– Вы знаете, кому и сколько причитается в денежном эквиваленте?
– Конечно! У меня списки и определённая сумма, которую я получаю в бухгалтерии и раскладываю по конвертам, – Ляхова подозрительно посмотрела на полицейского. – Я не пойму , это имеет какое-то отношение к расследованию?
– Нет, – поспешил заверить капитан. – А во-вторых?
– Вы про что?
– Вы сказали: во-первых, вы присутствовали лишь на торжественной части?
– Ах, да! Перед началом каждый награждённый отмечается и расписывается в списке. Потом я эти списки должна отдать в бухгалтерию, отчитаться за деньги, а так, как день был выходной, списки я положила в сейф в кабинете. Сами понимаете, если ведомость потерять, придётся трудно снова собрать все подписи! Люди работают на разных предприятиях в разных концах города. Так вот: во-вторых, когда я оставила ведомости, то вышла с центрального входа. Это может подтвердить дежурный полицейский.
– Но у вас имеется ключ от запасного входа. Вы могли спокойно вернуться.
– Вы с ума сошли? – Ляхова почти брызгала слюной от возмущения. – Мы находились в прекрасных отношениях с главой города! Ночи не спали, если прорывало трубы в котельных или дороги заносило снегом! Всегда общались на одном языке, радели за общее дело, старались сделать город процветающим и прекрасным! – женщина часто заморгала, словно до неё дошло, что в патриотическом порыве перегнула палку, она нервно сглотнула и прочистила горло. – Зачем мне его убивать, да ещё так кровожадно!
– А вы откуда знаете, каким образом убили Селивёрстова?
– Город маленький, все про всё знают! – грубо обрубила Мария Владимировна, глубоко вздохнула, восстановила дыхание и уже спокойно выдавила. – Я сразу направилась домой. Это может подтвердить муж и дети!
***
Со слов Амирова, капитан примерно представлял, на каком отрезке дороги старушка переходила дорогу, но в том районе могли проживать только собаки, которых бросили хозяева, переезжая в другие районы. Эти окрестности в простонародье называли Бойней. Пантелеев понятия не имел, откуда взялось такое название. Может сюда свозили на убой скот, может когда-то стоял мясокомбинат, а может место прославилось какими-нибудь страшными событиями, оттого и название приклеилось кровожадное и жуткое. Полосатый переход он нашёл быстро, свернул на обочину, вышел из машины и огляделся. Промышленные предприятия по обеим сторонам дороги функционировали, где-то слышался рёв работающего трактора, но оставшиеся дома печально покосились и вглядывались в свет пустыми чёрными глазницами безрамных окон. Недалеко от перехода Пантелеев увидел небольшой павильон. Он много раз проезжал по этой дороге, но никогда не обращал внимания на красочный островок с яркой морозильной камерой для мороженого и сверкающим стеклянным холодильником для напитков с вывеской наверху «Кока-Кола». Павильон сверкал чистыми витринами среди пыли и разрушенных строений, где когда-то жили люди, по субботам топили баню, наведывались друг к другу в гости, дети ходили в школу и играли в прятки. Константин понял, что придорожная забегаловка выжила только потому, что находится возле проезжей части. Машины останавливались, чтобы страждущие могли купить минеральную воду, дети мороженое, курильщики сигареты, страдающие с похмелья пиво.
– Добрый день, – звякнул колокольчик на двери и Пантелеев осмотрелся. Откуда-то из-под прилавка высунулась молоденькая девушка. – Сигареты продаёте?
– Смотрите, какую марку курите? – девушка равнодушно обвела рукой товар.
Полицейский выбрал пачку и протянул деньги вместе с удостоверением:
– Я смотрю, вам выпечку свежую поставляют? Есть, кому брать? Дома стоят готовые под снос.
– Проезжающие берут, с тракторно-бульдозерной базы рабочие заглядывают, когда с работы возвращаются, а жителей нет никого.
– Вообще никого не осталось?
Девушка мотнула головой и снова нырнула под прилавок. Константин только открыл рот, как девушка показалась снова:
– А что полиции здесь надо? Если есть, какие проблемы, обращайтесь к хозяину, я дам номер телефона.
– Я ищу бабушку невысокого роста, худенькая. Она, возможно, ходит с рыжей здоровой собакой.
– Я знаю эту старушку, – неожиданно призналась продавщица. – Забыла про неё совсем. Она живёт где-то в той стороне, почти каждый день приходит за хлебом, а собачки всегда разные.
– Дом не подскажете?
– Нет. Знаете, здесь тишина, уже живой души не осталось, а её по собачьему лаю найдёте! И дым из трубы идёт. Холодно ещё, наверное печь топиться.
– И, правда, – смутился от своей несообразительности полицейский. – Спасибо.
Дом он нашёл на удивление легко. Рядом избы без хозяев, как без подпорок покосились, а эта хибарка, хоть и ушла в землю почти по окна, но ещё крепко стояла. Из-за забора раздавался собачий лай. Пантелеев осторожно открыл скрипучую калитку:
– Есть кто дома? – к удивлению к ногам не бросилась ни одна собака, и не уцепила за штанину. Тогда гость сделал ещё несколько шагов. – Бабушка! Здравствуйте!
Неожиданно из-за смога выплыло солнце, от этого домик показался совсем убогим – давно не крашеная дверь, прогнившее крыльцо и скотчем склеенное треснувшее стекло в раме. В окошке мелькнула тень и через секунду на крыльце появилась щупленькая старушка. Она запахнула шаль на груди, приложила козырьком ладошку ко лбу и, прищурившись, сердито спросила:
– Зачем опять пришли? Сказала, что не поеду! – женщина повернулась.
– Подождите, я из полиции. Здесь недалеко застрелили человека.
– А, вы за этим, – старушка посторонилась, пропуская гостя. – Заходите.
Пантелеев вошёл, согнувшись в проёме двери, и удивился тому, что внутри так чисто и уютно: выбеленная известью печь, светлые занавески, застеленный клеёнкой стол и бумажные иконки, купленные в городской церкви.
– Вы одна живёте? – полицейский огляделся.
– Почему одна, – пожилая женщина смущённо улыбнулась и прикрыла ручкой беззубый рот. – Со своими собачками, – она загладила выбившиеся седые пряди к затылку и повернулась к Пантелееву. – Разувайтесь, я вас чаем угощу. Вас как зовут?
– Константин, Костя Пантелеев, – поправился капитан, разулся и, потоптавшись немного, сел за стол.
– А я Серафима Петровна. Можно просто баба Фима, – женщина захлопотала у плиты. – Меня все здесь так называли. Мы на Бойне дружно жили, знали друг друга, в гости ходили. Например, Люська из четвёртого дома самогонку гнала, хорошую. В десятом Василий с семьёй проживал, всё время крышу мне крыл, за бутылку того же самогона. Опять же сапожник Митька с другой улицы чинил обувь. Бывало, сделает как надо и набойки и дыру зашьёт, и замок в сапог поставит. Все съехали, получили новое жильё. Видел бы ты эти квартиры! Их раньше называли финские домики, только раньше такие ставили из кирпича, а сейчас из пенопласта, любой пук на весь дом из двух подъездов слышно, а про то, чтобы поругаться, и речи нет! Была я в одном из таких, соседи на новоселье приглашали.
Пантелеев понял, что старушке не с кем поговорить, но перебивать не стал, только спросил:
– Почему вы не уехали? Ведь тоже отдельное жильё положено, хоть из пенопласта, зато тепло, вода горячая, ванная и отопление.
– Собачек куда я дену? У меня их двенадцать! – Серафима Петровна ловко накрыла на стол, поставила тазик со свежими пирожками и налила чай. – Угощайтесь! Пирожки с капустой.
– Для кого столько готовите?
– По привычке. Раньше местная ребятня к собачкам в гости приходила, а я их выпечкой потчевала, – старушка пожала щупленькими плечами. Она подвинула табурет, села напротив и смиренно сложила на коленях натруженные руки. – Когда началось массовое переселение, много волнений произошло. Люди не хотели уезжать в казённые дома. Здесь огороды, жители картошку высаживали, свеклу, лук и на зиму запасали, а сейчас всё из магазина. Местные артачились до тех пор, пока не пришли бульдозеры, а потом вообще начали взрывать угольные пласты в километре отсюда. У кого избы ближе к отвалам, стены трещинами пошли. Потом сдались из-за ребятишек, да и дышать совсем нечем. Ко мне несколько раз приезжал такой юркий, с папочкой, из администрации, кажется Звенигородов фамилия. Узнал, что я из-за животных съезжать отказываюсь, пообещал, что собачек пристроит в добрые руки. А я говорю, пока не сама не увижу эти руки, с места не двинусь! Вот тогда стало понятно, что брехло этот Звенигородов, только звенит бубенчиками, как его фамилия! От меня все отстали, наверное, ждут, когда сама помру, – женщина беззвучно заплакала. – Собачек жалко, что с ними будет без меня? – по морщинистым щекам б