– Иди. Я пока подумаю. Аккуратно там.
– Может за одним молока или кефира купить?
– На какой чёрт мне кисломолочная продукция? Коньяка пару рюмок, вот это дело!
– Вернёмся в город, я организую. Есть одна точка, нелегально ночами торгует качественным спиртным. Пытались закрыть, обкладывали штрафами, всё равно неймётся!
Пантелеев вернулся домой в довольно тяжёлом состоянии, зашёл в ванную, умылся, не обращая внимания на своё отражение и, перекинувшись с матерью парой слов, скрылся в спальне. С Амировым долго и с разных сторон вертели ситуацию, попутно выпивая коньяк и закусывая шоколадными конфетами. Долго посиделки не продлились, оба устали за день, а алкоголь усугубил мутность сознания. Выскочив в прохладу ночи, Константин поймал такси и менее чем через час провалился в глубокий сон. Неожиданно, словно кто-то толкнул под рёбра, среди ночи сел на кровати, тяжело дыша. То ли жуткий сон приснился, то ли дыхание перехватило. Стараясь не разбудить мать, пробрался на кухню, достал из холодильника пластиковую бутылку воды и жадно присосался.
«Да что же это такое! – сердце в грудной клетке ходило ходуном. Он глянул на часы. – Четыре, ещё можно спать часа три».
Сердце немного успокоилась, но сон никак не желал возвращаться. Как только забрезжил рассвет, Пантелеев оделся, выпил кружку горячего кофе и пешком направился на стоянку возле гостиницы, где вчера вечером оставил автомобиль.
***
Серафиме Петровне никогда не снились цветные сны, а сегодня она смотрела словно многосерийный фильм своей жизни. Вот она девочка в валенках, с перемотанной крест- накрест и завязанной на спине серой, колючей шалью, держит в руках металлическую оболочку для снаряда. Длинноногая студентка машиностроительного техникума с двумя косичками и потрёпанным портфелем в руках. Первый поцелуй в парке в зарослях цветущей сирени. Свадьба в заводской столовой, белые каллы, туфли лодочки, причёска «Бабетта», как у Бриджит Бордо, рождение сына, переезд в новый дом, проигрыватель «Ригонда» и цветной телевизор «Таурус». Внезапно картинка помрачнела, страдания принесла неожиданная смерть мужа. Взрывы в шахтах тогда случались. Не часто, но уносили жизни горняков. Жители города облегчённо вздыхали, когда спасатели доставали из-под завалов живых. Серафиме не повезло. Жизнь поменялась, радость не исчезла, но пьянящее счастье ушло, как аромат свежескошенной травы. Из глубин памяти всплыло любимое лицо. Именно такой образ остался в памяти, словно на старой фотографии – кудрявый чуб, белозубая улыбка и сильные руки. Она не видела мужа мёртвым – хоронили в закрытом гробу, потому что обвал изуродовал тело, да ещё и подняли на поверхность только на шестой день. Сейчас он предстал перед ней, как в то утро, перед сменой, свежий, источающий аромат одеколона «Шипр» и мятной зубной пасты. Муж улыбался и манил её рукой. Неожиданно Серафима смутилась, поняла, что выглядит старой и потрёпанной рядом с красивым, некогда родным мужчиной, оглядевшись, поняла, что уже ничего не препятствует их воссоединению. Она потянулась всем телом, схватила руку мужа и шагнула следом. И только собачий отчаянный призыв тянул назад, Фима хотела оглянуться, но мужская, крепкая рука уверенно вела по длинному белому коридору.
Пантелеев посидел в машине несколько минут, соображая. Он не понимал, что его так будоражит. Табло в автомобиле показывало пять часов пятьдесят минут. Возвращаться домой не имеет смысла, всё равно сон улетучился. Порывшись в карманах, понял, что сигареты остались на кухонном столе. Он чертыхнулся, вырулил со стоянки и направился в сторону Бойни. Остановив машину возле павильона, опустил стекло и пригляделся: за заставленной витриной горел свет, значит, кто-то внутри и может продать сигареты. Дверь оказалась не запертой, от трезвона дверного колокольчика, крупная, размалёванная продавщица оторвала голову от прилавка, на котором дремала, подложив пухлые руки.
– Вы всю ночь работаете?
– Нет. Это раньше, когда можно было спиртным торговать и на Бойне люди жили, – женщина поправила причёску и пригладила синий фартук. – Открываемся рано утром, когда смена на автобазу приезжает. Мужики пайкой запасаются и сигаретами. Больше никого нет, дома снесли, жителей расселили. Оставалась одна бабушка, всё хлеб с лапшой покупала и та сегодня ночью сгорела.
– Как сгорела? – внутри Кости образовалась яма.
– Мужики в пять на смену приехали, сначала услышали истошный лай собак, а потом и пламя. Вызвали пожарных. Те ехать особенно не торопились, кого спасать, думали, что никого нет.
Пантелеев пулей выскочил из ларька и опрометью кинулся к машине. Через пару минут увидел дымящиеся обуглившиеся остатки дома бабы Фимы, пожарную машину с пустой кишкой и троих огнеборцев. Он с силой закусил нижнюю губу, сжал кулаки и набрал полные лёгкие воздуха.
– Что произошло? – он подошёл к первому пожарному и показал удостоверение.
– Полиция что здесь делает? – нагло посмотрел на капитана мужчина в снаряжении и экипировке пожарного. – Вроде никто не вызывал.
– Представьтесь! – грубо рявкнул Пантелеев. – И объясните, почему прибыли на вызов с задержкой!
– Сержант внутренней службы Куролесов, – служака вытянулся, насколько позволял костюм. – По адресу определили, что район снесли, жителей нет, и пожар никому не угрожает. Единственная причина, по которой среагировали на вызов, это то, что огонь мог перекинуться на технику, которая работает неподалёку. Вокруг отвалы пустой породы, которая, как мы знаем, не горит.
– Выяснили причину пожара?
– Сейчас этим занимаемся, дом брошен, может бомжи хозяйничали, может наркоманы варили зелье или курили.
– Дом могли поджечь снаружи в нескольких местах, – к ним подошёл другой пожарный. – Я нашёл канистру из-под бензина. Странно, но в жилище было электричество. Какой-то умелец на скрутках подсоединился не легально.
– Внутри обнаружили кого-нибудь? – Константин спросил с замиранием сердца и с маленькой надеждой. Может баба Фима отправилась по гостям?
– Только огонь сбили, внутри ещё не смотрели. Говорю же, пустой район. Только собаки истошно выли и метались.
– Вызывайте полицию и скорую. Здесь проживала бабушка. Она содержала собачий приют.
Пока ждали представителей власти, пожарные осмотрели помещение и сделали выводы, что спасать уже некого. Неожиданно Пантелеев услышал еле слышный писк. Он напряг слух и двинулся на звук. Осторожно переступая, подошёл к сараю, где содержались собаки. Крыша и перегородки выгорели полностью, сохранилась лишь стена, прилегающая к дому. Подошвы чавкали в горелой жиже – пожарные не жалея воды, залили всё вокруг. Звук повторился, и Константин махнул рукой сержанту:
– Пошли, поможешь, кажется, кто-то есть живой.
Часть железной крыши под натиском огня обвалилась и закрыла угол сарая. Вместе с Куролесовым они подняли конструкцию и обнаружили комок. Если бы не писк, который издавала собака и учащённое дыхание, можно было подумать, что и её постигла страшная участь. Пантелеев сорвал с себя куртку, обернул собаку и кинулся к машине, на ходу крикнув:
– Я к ветеринару. Дожидайтесь опергруппу. Пусть внимательно осматривают место преступления! – уловив скептический взгляд сержанта Куролесова, зло добавил, – Совершено убийство!
Константин нервно вёл машину. Собака лежала на переднем сиденье с закрытыми глазами вялой тряпочкой, её шерсть обгорела на боках и от гари покрылась серым налётом. Во время пожара животное спасалось, как могло. Собака закрывала лапами нос, глаза, уши и в этих местах сохранилась рыжая шерсть, а на шее блеснул металлический медальон. Полицейский наклонился и, на секунду оторвав взгляд от дороги, прочитал: Графиня. Пантелеев плакал от невероятной жалости по бабе Фиме, по собачкам, которые виноваты только в том, что появились на земле! Он позволил себе эту слабость, зная, что его может слышать только несчастная собака. Костя колотил руль, не сбрасывая скорости, и проклинал всех тех, кто позволил так бедно жить и так страшно умереть самым беззащитным и слабым! Он размазывал слёзы и просил небо, чтобы оно сохранило хоть одну жизнь! Собачью жизнь сейчас Константин приравнял к человеческой! Автомобиль резко затормозил во дворе ветеринарной клиники «Панацея». Полицейский подскочил к дверям и со всей силы затряс запорами.
– Откройте! Нужна помощь! Немедленно откройте!
Дверь отворилась, на пороге показался невзрачный юноша. Он одновременно застёгивал рубашку и пытался одеть очки:
– Приём начинается с девяти.
Пантелеев нежно поднял обгорелый комок с переднего сидения и опрометью, отталкивая молодого доктора, заскочил в клинику.
– Нет времени! Графиня сильно обгорела при пожаре!
Парень сообразил молниеносно:
– Несите сразу в операционную, прямо и налево. Валя, спускайся быстро, готовимся к операции!
Капитан сидел в прихожей, держа в руках грязную куртку, в которую кутал Графиню. Он не думал ни о чём, только смотрел пустыми глазами в окно. Через два часа вышел врач, снял маску и протянул медальон. У Пантелеева глаза налились слезами, он не мог произнести ни слова, просто сидел и смотрел на ветеринара. Следом вышла девушка Валя почему-то с весёлыми глазами и произнесла:
– С вашей Графиней всё в порядке. Она должна несколько дней побыть у нас. Необходимо менять повязки на обожжённых местах, вы самостоятельно это сделать не сможете.
Константин, не веря своим ушам, показал на медальон.
– Мы надели специальный воротник, чтобы она не разлизывала раны, – вставил Айболит. – Это прицепите, когда девушка выздоровеет. Организм молодой, сильный, быстро оклемается.
Глава 8
Амиров проснулся с головной болью и шершавой сухостью во рту, но душ быстро привёл его в чувство. В номере включил телевизор, залез в шкаф и критически осмотрел рубашки. Не хотелось снова обращаться к администратору за помощью, но ничего не поделаешь, расследование затягивается, а появляться в несвежих рубашках не комильфо, да и самому неприятно чувствовать на шее подворотничок с чёрной каёмкой. Позднее можно пробежаться по магазинам, приобрести свежую рубашку, носки и трусы, негоже появляться перед мадам Шпигель в потрёпанном состоянии. Хотелось есть. Фарид посмотрел на часы: ларёк, где пекут беляши, уже открыт. Он выскочил в дождливое утро,