особо выступать. На фиг мне связываться с теми парнями.
Шарко начал прикидывать возможный сценарий. Аноним из водонапорной башни собирает сведения о сатанистах, ходит по салонам тату, начинает посещать «B & D бар», проникает в их среду, встречает Рамиреса, втирается в доверие, причем до такой степени, что возвращается сюда шесть месяцев спустя, чтобы пройти все этапы приобщения к клану. Скарификации, пирсинг, последнее тату на подошве… Одна проблема: в конце концов его раскрывают. Дальше его пытают в водонапорной башне, чтобы он выложил все, что знает, потом убивают. Стирают все знаки его принадлежности к клану, чтобы копы не начали интересоваться «Pray Mev».
– Новички и их вожатые были хорошо знакомы? Друзья?
– Не сказать, чтоб они были неразлейвода. Пока я работал над новичком, Рамирес или другой вожатый сидел сзади. Ни слова друг другу не говорили, ни звука. Когда я хотел завязать разговор, мне никто не отвечал. Здесь было тихо, как в морге.
– Расскажи нам о втором мужчине, о другом вожатом.
– Парень рта не раскрывал. Волосы каштановые или с проседью, как когда, – может, он их красил – и довольно короткие. Я никогда не видел его глаз, он всегда был в больших солнцезащитных очках. Не знаю, сколько ему лет. И все-таки в возрасте, под полтинник, я думаю. Трудно сказать из-за больших затемненных стекол. Но у него были морщины на лбу, строго параллельные и глубокие, как будто ему морду плугом пропахали.
Шарко выругался про себя из-за очков – с фотороботом ничего не выйдет.
– Почему ты их боишься?
– Говорю ж вам: потому что они со мной не разговаривали, да и между собой тоже. Они заходили, не говоря ни слова, холодные, как надгробные плиты. От тех двух типов меня реально мороз драл по коже, особенно от второго, с его очками и морщинами. На таких лучше не наезжать. От меня требовалось только сделать свою работу. Без вопросов. Можете мне поверить, я уж постарался выяснить среди своих, кто они такие. Но про «Pray Mev» никто не слыхал, они с другими не якшаются. Невидимки…
Леяни наклонил голову, его подвески задрожали. Шарко задумался, не упадут ли его уши на пол.
– …Знаете, когда я делаю надрезы или прокалываю, в глазах у клиентов всегда какой-то страх, тревога. Особенно когда прикасаешься к чувствительным местам, таким как член. Но только не у них. Не у них, блин. Невозмутимы, как смерть.
– Сколько раз они приходили? И начиная с какого времени?
Тот пожал плечами:
– Да я уж не знаю. Думаю, это началось года три назад. Сначала мужик в солнечных очках… Потом Рамирес. Они попросили сделать скарификации, кресты на подошвах. А потом они стали приводить новеньких.
Рождение клана, – подумал Шарко. Он подступился с новыми вопросами:
– Сколько раз они приходили, если считать с самого начала? Сколько всего людей сделали тату и скарификации за три года?
– Не знаю… Наверно, человек пятнадцать… Может, больше?
Нет сомнений: Рамирес и человек в очках собирали армию теней, и она с годами росла. С какой целью?
– В последний раз когда это было?
– Я их не видел с конца июля. Так оно и лучше. Я не знаю, появятся ли они еще и когда, – он мотнул подбородком в сторону кармана Шарко, – ну, этот-то точно больше не придет…
И тип в очках тоже, Шарко был уверен. Две смерти подряд – неизвестного в водонапорной башне, потом Рамиреса – наверняка вызвали переполох в их группе.
– Вообще-то, сатанистов пруд пруди, навалом на любом форуме в Интернете, – продолжал татуировщик. – Они и не скрываются, на самом-то деле я им все время тату делаю. Ребята выставляются напоказ, еще и внимания требуют. Макияж, пирсинг повсюду, блэк-метал во всю мощь в наушниках, на члене тату 666. И имена вроде Кинга Даймонда[36] или Антона Ла-Вея[37] у них с языка не сходят, когда они приходят сюда. А вот те, о ком речь, они не такие. Настоящие молчуны. Некоторые из них явно порвали с семьями, ненависть из них так и перла, это видно было по глазам. Я знал, что дело нечисто, но что я, по-вашему, мог поделать?
Шарко вспомнил о словах Люси в вечер смерти Рамиреса. То, как он на нее бросился, его непроницаемый взгляд, леденящие глаза змеи. Им двигало свирепое желание убить ее. Шарко заговорил о Мелани Мейер, но Леяни не мог сказать ничего нового. Однако, в отличие от других, Мейер тряслась от страха и кричала, когда он делал скарификации, что подтверждало предположение Шарко: она не принадлежала к клану. Простое развлечение для Рамиреса? Свидетель его безумия? Сексуальная разрядка между двумя убийствами?
Кем были люди, которые приходили сюда, чтобы на них ставили клейма, как на скотине? Татуировщик говорил о молодежи с окраин. Парни без твердых устоев, полные ярости, которых легко подчинить, используя идеологический прессинг. Шарко снова подумал о двух дьяволах с тайной фрески Рамиреса, которые несли похищенных к большому красному прожорливому дьяволу на заднем плане. Зачем? Что за темная связь объединяла людей, прошедших через эти стены? Если речь шла об экстремистской группе или секте, то какова ее цель?
Копы задали еще несколько вопросов и решили, что было бы интересно воспользоваться последними часами задержания Мейер и свести ее нос к носу с владельцем «Magic Tatoo». Под давлением тот согласился закрыть лавку и съездить с ними на Орфевр, 36.
Оказавшись на набережной Орфевр, Робийяр занялся Флораном Леяни, пока Франк вкратце вводил в курс дела команду Маньена: пусть Рамирес был вполне мертв, оставался как минимум еще один дьявол, тип в солнцезащитных очках, с глубокими морщинами. Он рассказал о том, как приводили и уводили новеньких, о различных ступенях отметин: сначала скарификации, пирсинг, потом татуировка на подошве, которая, очевидно, обозначала бесповоротную принадлежность к группе «Pray Mev».
Звонок телефона Жака положил конец собранию. Маньен решил присоединиться к Робийяру. Леваллуа повесил трубку и сжал кулак:
– У меня кое-что есть!
Франк и Люси подняли голову.
– За последнее время в районе Луана только один раз произошло нечто не совсем обычное. Проникновение в частный дом в деревне, расположенной в десяти километрах от того города, где Рамирес заправился на бензоколонке. Это случилось в ночь с тридцать первого августа на первое сентября.
В ночь убийства в водонапорной башне. Дело набирало ход, и Шарко не знал, следует ли считать это хорошей новостью. Не погубит ли их вновь открывшийся след? Жак встал, подошел к принтеру, который только что выдал цветную распечатку лица:
– Позвольте представить вам Вилли Кулома, двадцати девяти лет. Это был его дом. Ну, вернее, его родителей, если быть точным.
Молодой шатен с голубыми глазами, в которых таился свет, с характерной отметиной на горле, отметающей все сомнения.
Перед копами была жертва из водонапорной башни.
31
Жак притащил стул и уселся рядом с Франком. Он разложил различные цветные распечатки, которые жандармы прислали вложением в мейле. Люси стояла рядом, встревоженная и молчаливая.
– Так, тут есть определенные сложности, но после часа объяснений с жандармом, который наверняка в жизни носа не высовывал из своего медвежьего угла, я постараюсь изложить все как можно яснее. Незаконное проникновение имело место в Фронтено, деревне на восемьсот душ, километрах в десяти от Луана. Речь идет о доме семейства Кулом, взлом был обнаружен почтальоном утром первого сентября.
Жак продемонстрировал Шарко другую фотографию, и тот присвистнул сквозь зубы:
– Ничего себе домик!
– Да, неплохой. Его владельцы уже три года живут и работают во Флориде, занимаются недвижимостью. Как только взлом был зафиксирован, жандармы связались с отцом, который через два дня вернулся во Францию.
Жак ткнул пальцем в лицо жертвы:
– Вилли их сын, и он занимал часть дома в отсутствие родителей. Он сценарист, подвизается в аудиовизуальной сфере, время от времени пишет сюжеты для телевидения и разрабатывает проекты в кино. Писатель на вольных хлебах, постоянно разъезжает между домом в Фронтено и Парижем, где иногда снимает квартиру на несколько недель или же останавливается в гостинице, в зависимости от бюджета конкретного проекта и его продвинутости. Но, по словам отца, именно этот дом в Бургундии служит ему постоянным пристанищем, там он и пишет свои истории.
Леваллуа перечитал свои заметки:
– Что касается проникновения, все просто: взломана входная дверь. Соседи ничего не слышали. По всей видимости, ничего не украдено, только переворошили все бумаги в кабинете Вилли. Хотя, как говорит отец, у сына всегда был бардак, поэтому невозможно определить, сунулся ли взломщик в его кабинет.
– Рамирес пытал и убил Кулома в водонапорной башне, потом поехал и проник в дом, чтобы что-то там забрать, не иначе, – сказала Люси.
– Другое странное обстоятельство: на всех зеркалах в доме, без исключения, трещина по всей высоте в форме зигзага, как от молнии. И все электрические лампочки разбиты, от подвала до второго этажа.
Шарко просмотрел по одной все цветные распечатки. Разбитые зеркала, расколотые лампочки… Существовала очевидная связь со светом. Он вспомнил зеркало в подвале Рамиреса, тоже разбитое. Связь с сатанизмом? Они сосредоточились на фотографиях кабинета Вилли. Стопки книг, разбросанные повсюду бумаги. Стены сплошь в афишах фильмов, полно всяких фигурок и статуэток. Он по одной передавал распечатки Люси.
– Не вижу компьютера…
– У Вилли был лэптоп, как сказал отец. Так удобнее, если ты сценарист. Судя по рассказу почтальона, ничто не указывало на присутствие Вилли в доме на протяжении последних дней перед взломом. В последний раз он видел, как тот приехал много недель назад. Накопилась куча почты, машина стоит в гараже, мусорные баки пустые.
Шарко подумал о маршруте Рамиреса в ту ночь. Он четко спланировал свой путь после убийства. Возможно, из-за вырванных у жертвы признаний ему нужно было забрать какой-то предмет, документ или компьютер?