В пользу версии о «неблагодарности» говорит – но скорее эмоционально, чем рационально – неизвестность Дешанеля. Точнее, забвение, в котором он оказался. Сейчас надо лезть в энциклопедию за справкой, а тогда он по праву считался одной из ключевых фигур национальной политики. Депутат с 34-летним стажем, не знавший поражений. Председатель Палаты в течение 12 лет, триумфально переизбранный новым составом. Член Французской академии с 1899 г. Автор работ по внешней и колониальной политике. Блестящий оратор и стилист, франт и денди.
Дешанель считался идеальным кандидатом на пост президента, который в Третьей республике не руководил текущей политикой (это прерогатива премьера), но выступал в качестве верховного арбитра между законодательной и исполнительной властью и политическими силами. Здесь требовались опыт, выдержка, такт, умение находить компромиссы, – влиятельный монархист Эжен граф де Люр-Салюс в письме к Моррасу назвал Дешанеля «всеобщим другом» (LCM, 209), – и безупречная репутация. Президента избирали на семь лет, и он не мог позволить себе роскошь политических скандалов, чреватых отставкой, – в отличие от премьеров или членов часто менявшихся правительств.
Что было в активе Клемансо помимо титула «Отца победы»? 18 лет депутатской карьеры в Палате, конец которой в 1893 г. положил «панамский скандал». 18 лет карьеры в Сенате, где он заседал с 1902 г., реабилитировавшись во время «дела Дрейфуса». Двукратное пребывание на посту главы правительства: в 1906–1909 гг. и с ноября 1917 г. Многолетний опыт журналистской работы.
Сейчас мало кто помнит, что пассив Клемансо был не менее весом. Если в глазах левых дрейфусарство реабилитировало его после «Панамы», то в глазах правых оно только отягчило прежние грехи. Журналистика, в которой он не привык выбирать выражения и средства, принесла ему не только известность, но множество врагов. Клемансо был известен как «ниспровергатель кабинетов», перед которым трепетали новоназначенные премьеры, однако его первое собственное пребывание во главе правительства было хоть и долгим по меркам Третьей республики (2 года 9 месяцев), но вызвало много справедливых упреков и не считалось успешным. В качестве министра внутренних дел он прославился жесткими мерами против бастующих. В первый год мировой войны Клемансо резко критиковал действия правительства и командования, что шло вразрез с политикой «священного союза». Во время второго премьерства он вывел из игры и отправил под суд своего главного соперника Кайо (бессменного министра финансов его первого кабинета!) и его ставленника Мальви. Он не только оставил Бриана за бортом правительства, но и попытался максимально очернить его. Так что на роль верховного арбитра «Тигр» не годился ни по репутации, ни по складу характера, ни просто по темпераменту.
Самой неожиданной чертой кандидата в президенты было нескрываемое и даже демонстративное презрение к самому этому институту, хотя Клемансо выделялся редким цинизмом даже среди политиков Третьей республики. «Есть два совершенно бесполезных органа – простата и президентство Французской республики», – бросил он, покидая клинику, где его избавили от первой из «ненужностей». В отличие от Дешанеля, Клемансо как бы не выдвигался в президенты, но в декабре 1919 г. намекнул, что скоро оставит пост премьера. Затем он бросил своим сторонникам фразу: «Если меня захотят, меня найдут». Старый честолюбец хотел, чтобы его уговаривали, умоляли «на царство», поручив организацию этого Жоржу Манделю, которого молва в случае успеха патрона прочила на пост министра внутренних дел.
Жорж Клемансо. 1920-е. Фотография с вмонтированным инскриптом: «Господину Джорджу Сильвестру Виреку с приветом от автора. Ж. Клемансо» (George Sylvester Viereck. Glimpses of the Great. N. Y., 1930)
Кто же поддержал кандидата, как будто сделавшего всё для своего провала? Умеренные радикалы, оставшиеся в меньшинстве в Палате депутатов, но не в Сенате, голосовали за него. Левые радикалы не могли простить изгнание их лидера Кайо. Они были не столько за Дешанеля – куда более правого, – сколько против Клемансо, которого считали изменником общего дела. Социалисты припомнили ему подавление забастовок и репрессии против левых, католики – активную антицерковную политику.
Национальный блок раскололся: одни отдали голоса «Отцу победы», другие согласились с Бенвилем, что «человек войны» Клемансо не готов к миру. Моррас публично выступил против «Тигра» в качестве президента, не забыв ни о «панамском скандале», ни о «деле Дрейфуса». Но главные аргументы были взяты не из далекого прошлого, а из дня сегодняшнего. Клемансо – автор Версальского договора, закрепившего единство Германии. «Вы позорно провалили победу, которую ставили вам в заслугу, поэтому вам остается лишь исчезнуть», – писал о нем Люр-Салюс через два дня после голосования (LCM, 208). Дешанель поддержал Фоша в вопросе о постоянной оккупации левого берега Рейна, «понимал, что сохранение германского единства – преступление, и сожалел о (расчленении. – В. М.) Австрии», как суммировал его «верные идеи во внешней политике» Люр-Салюс (LCM, 210), а также выступал за восстановление дипломатических отношений с Ватиканом.
Только что получивший депутатский мандат Леон Доде – самая яркая фигура всего правого лагеря – поддержал Клемансо из сентиментальных соображений: в знак благодарности за сделанное тем в годы войны и в память дружбы «Тигра» с его отцом. Остальные «независимые правые» голосовали против. «Нам казалось невозможным доверить управление делами страны этому старому специалисту по разрушению, эксперту по обломкам», – сказал о нем Валла, в ту пору молодой депутат от этой группы (VNC, 54). В мемуарах он прямо утверждал, что именно два десятка голосов «независимых правых» решили исход схватки в пользу Дешанеля.
Клемансо потерпел главное поражение в своей политической жизни. Последнее, что он сделал, – не принял новоизбранного президента в качестве действующего премьера, как предписывал протокол. Члены кабинета не прислали Дешанелю поздравления. Это было неприлично. Не по-французски…
Судьба посмеялась над героями драмы. Уже 21 сентября 1920 г. Дешанель из-за болезни покинул Елисейский дворец. Несмотря на странности в поведении и распускавшиеся противниками слухи, он не был сумасшедшим, но переживал депрессию – считается, что из-за осознания отсутствия у него реальной власти. После нескольких месяцев лечения он вернулся к активной деятельности, был избран сенатором и даже возглавил комиссию по внешней политике, но вскоре умер. Клемансо, бывший старше Дешанеля на 14 лет, пережил его на семь с половиной лет: путешествовал по миру, демонстрируя завидную физическую форму, произносил речи, писал книги, участвовал в церемониях, принимал почести. Впрочем, не только Дешанель, но и его преемник Мильеран не смог удержаться в Елисейском дворце на положенные семь лет.
Глава седьмая«Стража на Рейне»: от Версаля до победы Левого блока
Единственная гарантия безопасности Франции и ее союзников заключается в рейнском барьере.
I
Потерпев неудачу с глобальным проектом «Dividenda Germania», лидеры «Action française» сосредоточили усилия на отторжении от Германии левого (западного) берега Рейна, временно – до выплаты репараций – оккупированного «союзниками», и превращении его во французскую сферу влияния.
Еще в 1900 г. Моррас писал: «Я мечтаю даже о Рейне, столь необходимом для нашей обороны, об этом германском пограничье, успешная аннексия и постепенное преобразование которого во французское пограничье будут полезны» (МЕМ, 279). Употребленное им слово Marches вошло в выражение в Les marches de l'Est («Восточное пограничье»), пущенное в обиход Барресом в конце 1900-х годов. Этим термином объединялись Эльзас, Лотарингия, Люксембург, Арденны, Валлония и французская Швейцария – франкофонные территории за пределами Франции, «разъединенные прихотью войн и договоров, но знавшие общую славу и всегда принадлежавшие одной цивилизации»[183], а также – подразумевалось – защищавшие французскую цивилизацию от «германского вторжения».
Называвший «рейнский вопрос» «мое дело, моя страсть, моя судьба» (GPR, II), Баррес стал союзником «Action française», а за годы войны его политическое влияние возросло. Он считал долину Мозеля и западный берег Рейна единым целым, исторически и культурно принадлежащим к «галло-романской цивилизации», чему не соответствовали границы, проведенные монархами и политиками. Истории благотворного влияния Франции – и пагубного влияния Пруссии – на «гений Рейна» в культурном, религиозном, социальном и экономическом отношении Баррес посвятил курс лекций, прочитанных в ноябре 1920 г. в Страсбургском университете, и одноименную книгу. Однако нам более интересен сборник его речей и статей «Великие проблемы Рейна» (1930).
О чем конкретно шла речь? «Цену вопроса» в начале 1920-х годов описал британский журнал «Economist», статью которого процитировал советский аналитик М. Павлович (М. Л. Вельтман):
«Долина Рейна не имеет ничего себе равного по богатству во всем мире. Есть реки больше Рейна, но нет ни одной реки, которая владела бы такими громадными и разнообразными богатствами. Вблизи левого берега реки находятся самые обширные и самые богатые залежи руды в Европе, знаменитые железные рудники Лотарингии и Люксембурга. А в непосредственном соседстве правого берега Рейна находятся гигантские угольные копи Рурского бассейна, глубоко проникающие в Голландию и заключающие в себе гораздо больше угля, чем во всем Соединенном Королевстве. В верхнем течении Рейна в горах, пока еще редко заселенных, находятся богатейшие в Европе ресурсы гидравлической силы, которая может быть превращена в дешевую электрическую силу. Отсюда следует, что величайшим промышленным центром в Европе и, быть может, во всем мире будет сравнительно незначительная область, в которой сосредоточены одновременно громадные ресурсы гидравлической силы и неисчислимые богатства сырого материала (руда и уголь). Долина Рейна – самая богатая и густонаселенная область в Европе. Это величайший муравейник человеческой деятельности в мире, хотя развитие ее безграничных богатств только еще началось» (ПФИ, 147).