— Так что, ее, как и тебя, уже в третий переводить? Сразу видно: все Кирилловы одним миром мазаны.
— Нет, не надо ее в третий, она там точно двоечницей станет. Ты просто ей другие задания давай: книжку там какую-то прочитать и потом всему классу рассказать, еще что-нибудь в этом роде. А лучше всего — ты только не смейся — было бы неплохо найти в Ворсме или еще где в нашу школу учителя музыки. Марусе музыка, например, очень нравится и если бы такие уроки были, она бы и остальные с удовольствием посещала бы, а не со скукой.
— Да где же я такую учительницу найду? Да и ставку нам ОблОНО новую не даст.
— Ладно, в последний раз тебе помогу. На сегодня в последний: я учительницу найду. А ты в ОблОНО выбей постановление о преобразовании нашей школы-интерната в десятилетку: лично я хочу и дальше учиться, а вот уезжать из Кишкино точно не желаю.
— Хоть ты и умный у нас, но дурачок: меня в ОблОНО просто засмеют и пошлют куда подальше.
— А ты хоть и большая, но как была… этой самой, так и осталась. Тебе именно официальный отказ от них и нужен будет: я его приложу к своему письму и эти чиновники из ОблОНО интернат не просто десятилеткой назначат, а сами всем скопом прибегут строить новые корпуса!
— С чего бы это?
— С того, что письмо с приложением я пошлю лично товарищу Сталину. Дальше рассказывать нужно?
— Нет. А когда ты учительницу музыки найдешь?
Глава 5
Вероятно я, рассказывая павловским кузовщикам о том, что проблем с металлом у завода не будет, несколько погорячился: с запуском двух новых доменных печей со сталью лучше вообще не стало. Правда, стало лучше с солью и валенками — ну, должно было в ближайшем будущем стать: у кишкинцев снова завелась своя «большая лодка» Даже не лодка, а настоящий кораблик, рассчитанный аж на сорок тонн всяких грузов и на перевозку вместе с грузами и полутора десятков «пассажиров». Только теперь этот кораблик стал как бы собственностью артели металлистов, но только формально, да и то лишь по той простой причине, что для него листы металла на артельном заводике сделали. Не особо толстого, в одну линию (из такого же в Павлово трубы водопроводные и газовые делали), но на маленький кораблик и такой сгодился. Сам кораблик сделали за счет кишкинцев (которым как раз заплатили за старую лодку, в войну где-то сгинувшую), и построили его на Мордовщиковской верфи (тамошним рабочим платили уже «из личных сбережений»). Еще в «артель судовладельцев» были зачислены два моториста с автобусного завода: они сняли с германских шасси два бензиновых мотора и вместо них поставили два уже своих, дизельных — а бензиновые, быстренько их переделав для работы на генераторном газе, как раз на кораблик и поставили. И на этом недопароходе наши мужики снова отправились в низовья Волги за шерстью и солью.
С солью все еще были хотя и небольшие, но проблемы: в городах ее хватало, а вот по деревням уже последние крохи выгребали. В войну-то поставок ее почти и не было, а на ту же капусту квашеную, которую большей частью колхозники в городах на рынках продавали, соли много требуется. И для грибов, да и вообще много для чего. И особенно много ее требуется для изготовления стекла, а в Павлово крошечный содовый заводик уже думали останавливать из-за отсутствия сырья. Конечно, даже сорок тонн соли проблему не решат, но если таких корабликов будет уже штук десять хотя бы, картина могла сильно поменяться: свою, нижегородскую соль в области производили немного и получалась она слишком уж дорогой, а если ее с Баскунчака возить, да на «дровяных» корабликах, то соль становилась раза в четыре дешевле. К тому же «привозную» и в еду можно было сразу использовать…
Об этом, судя по всему, и в области подумать успели — и подумали там очень крепко. В результате чего в районе опять наступили проблемы с шлакобетонными блоками: большую их часть теперь отвозили сразу в Мордовщиково, где было решено верфь сильно расширить и для новых рабочих стали строить и новое жилье. Правда, на наш район такое решение властей подействовало вообще никак, все же в деревнях колхозники по-прежнему дома старались из кирпича строить. То есть совсем не по-прежнему, раньше-то там только избы разные ставили, а раз появилась возможность жилье устроить получше, то ей воспользовались почти вообще все. Почти — потому что все же много было домов, в которых мужчин просто не осталось, но как раз для таких семей райком и райсовет решили дома за счет района выстроить. Только «чуть попозже», потому что прежде чем дома строить нужно было еще и довольно много цемента где-то добыть — а с цементом в стране было вообще никак. Так что в планах районного начальства сперва предполагалось пяток новых маленьких цементных заводиков построить, и только потом…
Цемент был нужен хотя бы потому, что в проектах нашего ворсменского архитектора вообще не предусматривалась возможность делать деревянные перекрытия. А так как теперь в райкоме заправляли вернувшиеся с фронта солдаты и офицеры, вариант стоить вдовам и сиротам дома похуже они даже не рассматривали. Ну а чтобы опция «попозже» не трансформировалась в «не при нашей жизни», к постройке цементных заводиков приступили еще в конце апреля. А так как этим заводикам для шаровых мельниц нужны тяжелые чугунные (или стальные) шары, артель металлистов очень серьезно так этим производством и озаботили. Артельщики, конечно, могли и первого секретаря обкома послать куда подальше, но обком-то далеко, а райсовет — он совсем рядышком, да к тому же там теперь всеми строительными делами заправляла тетка Наталья, назначенная зампредом райсовета. А она мало что лично распределяла квартиры в Ворсме, так еще и леща могла такого дать, что мало не покажется. На моей памяти, правда, тетка ни разу не дралась, но рассказывали, что когда-то, когда какой-то не самый хилый мужичонка ее матерно обозвал, она ему такую оплеуху отвесила, что с ног сбила…
Но в любом случае с металлом в округе лучше не стало, да и с рудой для заводика времена наступили не лучшие. Последние полгода руду туда вообще возили какие-то артели из-под Мурома, где нашли парочку «месторождений», в которых ее копать все же какой-то смысл имело. Но и там уже почти полностью руду из-под земли выгребли, а к лету поставки руды грозили полностью прекратиться. То есть другую, «традиционную» руду в Ворсму все же привозили, но теперь и полученный из нее металл так же централизованно забирали. Недалеко забирали, в область — но лично меня это все же сильно напрягало, так как у меня на местный металл были уже совсем другие планы. Хотя и не самые срочные, так что я решил, что «подумаю об этом завтра», а пока занялся делами совсем уже приземленными.
И первым делом сделал Маринке новую коляску. То есть сначала я сделал (на этот раз почти целиком сам, только мне каркас в Богородске шавровой кожей обшили, и на этот раз все же за деньги) новую люльку, точнее креслице для малышки от года и лет так до трех. Хорошее креслице, с трехточечными ремнями безопасности (замки для них мне все же отец изготовил, там очень непростая работа по металлу требовалась). А потом, сообразив, что старую коляску Маринке скоро снова будет нужно для нового малыша использовать, просто пошел на ГАЗ и там уже серийную коляску купил, точнее, только одну раму для нее. Меня сначала там хотели послать — не туда, а в магазин, где готовые коляски уже продавались, но я заводчанам показал новую люльку, и мне новая рама с колесами вообще бесплатно досталась. Совсем новая, и даже с новыми колесами: на заводе все же решили, что ставить на детскую коляску тяжелые чуть ли не отлитые из чугуния колеса несколько опрометчиво, и на колясках появились колеса легкие, со спицами, так что теперь коляска почти полностью соответствовала еще не появившемуся ГДРовскому «оригиналу». Разве что резина на колесах была еще черная, и окошки «исчезли».
Я Маринке коляску сделал как раз с окошками, вот только пленку пришлось взять другую. Думаю, что в моей юности там ставили такой же пластик, из которого потом стали бутылки делать, но его, похоже, еще просто не изобрели — и я поставил пленку, которую мне Вовка достал с Борского стеклозавода: там с такой делали триплексы для самолетов. Пленка эта была очень мягкой, почти как долго ношенная ткань какая-нибудь, да и быстро она пожелтела и помутнела — но через нее все же можно было и за ребенком следить, да и малышка могла головой крутить, стараясь разглядывать окрестности. Но когда пленки вообще никакой нет, то и без пленки коляска годится: все же лучше такая, чем никакая. А так коляска стала даже чем-то ближе к «оригиналу»: по какой-то причине теперь и люльку, и колпак обшивали вельветом…
Из-за новой коляски я в Горький несколько раз съездил, и в последнюю поездку купил несколько очень полезных в быту предметов. Немецких, то ли «репарационных», то ли уже послевоенного производства, но когда я их увидел, то просто удержаться не мог. Это были миксеры, причем точно такие же, какой был у моих родителей «в прошлой жизни»: из розового в мелкую белую крапинку карболита, просто надеваемый на любую стеклянную банку (судя по длине «вилок», не меньше чем на восьмисотграммовую). Конструкция была проста до безобразия: под красивой крышкой была примитивная планетарная передача с карболитовыми шестеренками, венчики («двузубые вилки» квадратного сечения) выглядели вообще литыми, правда не чугунными, а скорее стальными и никелированными — но все равно на них следы форм из как будто крупного песка были хорошо заметны. Эти венчики вставлялись в соответствующие гнезда на пружинных защелках и чтобы их снять, нужно было на хитрые кнопочки нажать. Продавались эти миксеры в небольших коробках в разобранном виде и, похоже, даже в магазине никто не понял, как их собрать и зачем эта штука вообще нужна, так что даже продавщица, когда я их покупал, спросила у меня, а знаю ли я, зачем их покупаю. Я сказал, что знаю, даже одну коробку открыл и показал ей как машинка работает, после чего с гордым видом (и шестью миксерами) отправился домой. Один миксер я маме купил, по одному тете Маше и тете Насте, еще один Маринке в подарок (а коляску я считал не подарком, а «обещанной помощью»), еще один Настюхе и один про запас, просто от жадности. Деньги у меня были (я как раз в редакции зарплату за два месяца сразу получил), а запас карман не тянет. И, приехав домой, я первым делом покупку