В связи с увлечением деревенских рыборазведением (большей частью, конечно, в виде «наблюдения за процессом») я позвонил Маринке. Она, конечно, пока еще большей частью дома с дочкой сидела, но уже и работой все же занималась: декрет-то для служащих в стране составлял всего сорок восемь дней после родов, так что оказать мне «непосильную помощь» она, в принципе, могла. Примерно тем же способом, каким она в область леггорнов завезла: по комсомольской линии с кем-то «на местах» связалась и искомое ей привели. А сейчас я к ней обратился не за леггорнами: когда я был уже «достаточно старым», рядом с нашей дачей прорвало пруд местного рыбохозяйства и в соседнее озеро «утекли» мальки, как мне соседи говорили, китайского серебряного карася. А соседи ценной информацией поделились, когда я, заметив, что их мальцы начали с озера приносить рыбешек грамм по двести-триста, причем буквально десятками, поинтересовался, «откуда дровишки». Честно говоря, я, кроме названия рыбы, ничего про нее не знал — но в свое время Маринке хватило и названия курей сообщить, так что шансы на успех были не нулевыми.
Но про рыбу я просто случайно вспомнил, и Маринке позвонил буквально «на всякий случай»: получится у нее нужных карасей найти, так и хорошо, а не выйдет — ну и плевать. Потому что я вообще-то о совсем других вещах теперь думал — но в свете прояснения проблем с пылесосами решил, что изобретать велосипед точно не буду. Тем более, что велосипед у меня уже был: отец, когда мы в Москве были, купил мне самобеглый агрегат в ГУМе. Немецкий агрегат, но не трофейный, а новенький, только что с завода. По виду — один в один «Орленок», который у меня был «в прошлой жизни», только цвета не синего, а какого-то темного сине-зеленого, и на раме название было золотой краской написано. То есть там и сиденье было другое, целиком кожаное, причем, судя по толщине этой кожи, ее с какого-нибудь буйвола содрали или вообще со слона, а сумочка с инструментом и «велоаптечкой», подвешенная сзади сиденья, была брезентовой. Впрочем, недолго она такой была: родственники из Богородска у отца ее «взяли поносить» и дня через три вернули уже в полностью кожаном виде. Решили, что в семье ходить с тряпичной сумкой — это семью позорить…
В общем, велосипед я изобретать не стал, другими «изобретениями» занялся. И очень жалел, что Лаврентий Павлович ко мне «досрочно» приехал: я почти что придумал, как еще кое-какую информацию по мирному (и не очень) атому вкорячить в «дореволюционный» текст, а он у меня «дневник» забрал, когда в нем я только по месторождениям прошелся и немного о «подземном выщелачивании» упомянул. А второй раз «случайно найти на рынке» ценный источник информации было бы в корне неправильно, так что Берия остался лишь с парой десятков страниц одной лишь «атомной геологии». А вот как прочие мои скромные знания нужным людям подкинуть, я пока не придумал. Зато придумал сразу три очень нужных в каждом советском доме бытовых электроприбора: микроволновку, фен и миксер. Придумал, мысленно со всех сторон приборы рассмотрел — и задвинул «изобретения» в самый дальний уголок сознания. Потому что понял, что запустить серийное их производство будет посложнее, чем выпуск пылесосов.
Причем о производстве очень сильно подумал, и пришел к странному выводу: проще всего в нынешних условиях было бы сделать микроволновку, так как там можно только металл использовать. Ну, почти один металл, а для прочих девайсов требовалась пластмасса, из которой в относительной доступности был один карболит — но и у него доступность было весьма относительной. Так что я свои мыслительные процессы сместил в другие области — и решил, что пока можно подумать не о благе всего народа, а только о благе семьи, а с семейным благом картина выглядела более привлекательно (в плане осуществимости): все же денег из премии родители потратили очень немного. Так что я, благополучно закончив еще в мае очередной (уже шестой) класс в школе, стал заниматься работой, которую в моем времени именовали не иначе, как «нейропрограммированием», и спустя всего несколько дней родители (вместе с дядей Алексеем, тетями Машей и Настей) и даже баба Настя решили, что нам срочно нужен новый дом.
Я же, сделав вид, что их послушался, нарисовал дом моей дочки в деревне, разве что слегка его «улучшив»: пририсовал третий, мансардный этаж, где решил обустроить себе комнату, все же жить в подвале с крошечным окошком, которое зимой почти целиком засыпалось снегом, мне уже разонравилось. Взрослые в целом мой «проект» одобрили, но все же решили, что столь важное дело нужно доверить профессионалам — и отец договорился с архитектором Ильгаровым о том, что тот и проект составит, и за строительством дома проследит. Дядька действительно архитектором был профессиональным: спустя еще всего лишь неделю он принес готовый проект, к которому даже смета была приложена. И смета меня поразила до глубины души: здоровенный кирпичный дом (в два с половиной этажа практически) должен был нам обойтись в семьдесят две тысячи! Или в семьдесят четыре, если еще некоторые дополнительные «удобства» в доме сделать. Да, я в принципе знал, что в сталинские времена жилье было недорогим, но чтобы настолько — я и предположить не мог. Хотя, если разобраться, на стройматериалы дядька Бахтияр цены-то взял «местные» — а они у нас (конкретно в Ворсме) были довольно скромными. Но я обратил внимание на то, что он все же «забыл» в смету включить перевозку этих самых стройматериалов, а это тоже должно было в определенную копеечку влететь.
И влетать начало сразу же: хотя немецкий трактор «с кузовом» МТС нам как бы бесплатно предоставило, за солярку к нему и за работу тракториста платить все же было нужно. Относительно немного, но ведь это только пока немного, пока только фундамент «укреплялся». Я немножко прикинул возможные «дополнительные затраты» и пришел к выводу, что премии нам на новый дом все же хватит, и даже денег останется на покупку автомобиля, который будет стоять во встроенном гараже — но потом-то этот дом придется обслуживать, а было похоже, что после покупки автомобиля обслуживать его нужно будет исключительно за счет грядущих зарплат взрослого населения нашей дружной семьи. И я постарался придумать, каким образом можно было бы расходы на строительство хоть как-то сократить…
Когда я пришел с результатами своих размышлений к тетке Наталье, то мне осталось радоваться лишь тому, что я сумел ее так сильно развеселить. Но ее народ все же не просто так уже седьмой раз подряд в сельсовет выбирал: тетка еще раз мое предложение обдумала, затем собрала собрание мужиков (не кишкинцев, а в Грудцино, Долотково и Фроловском) и на этом собрании мое предложение народ принял. Оба принял, а так как я еще тетке Наталье притащил сметы, оставшиеся от строительства в Ворсме, то немедленно к реализации его и приступил.
Отец, после того как я ему выложил свою идею, задумчиво мне сообщил, что меня в детстве очень мало пороли, но затем, с теткой Натальей поговорив и с архитектором нашим, взял на работе отгул и — вместе с теткой — отправился в Горький заказывать нужное оборудование. Еще с ними два милиционера из Ворсмы в город поехали, потому что тетка везла туда собранные с мужиков почти двести сорок тысяч рублей, а отец еще девяносто из «премиального фонда». Я почему все это знаю: они и меня с собой взяли, причем я в город ехал «при параде», весь увешанный орденами. Потому что, по их мнению, отказать столь знаменитому на весь Союз молодому человеку в Горьком уж точно постеснялись бы. Однако мои ордена и моя сияющая физиономия только в Сормово пригодилась, да и то лишь на проходной — а с руководством заводов (их три было) тетка Наталья договорилась вообще за полчаса (на каждом). Зато именно сормовцы все оборудование для завода кирпичного привезли в Грудцино к концу июня (и, думаю, ради этого и потрудились ударно, ведь на ящиках рабочие даже написали, что это «подарок нашему Шарлатану ко дню рождения». Ну, немного, конечно, с днюхой они подзадержались, но все равно было приятно. А в десятых числах июля первая кирпичная печка новенького заводика уже заработала.
Грудцино для строительства кирпичного завода было выбрано потому, что рядом с селом была очень хорошая глина, для кирпича очень хорошая, правда кирпич из нее получался не «традиционного» темно-красного цвета, а светло-бежевый и, по словам того же дядьки Бахтияра, на постройку многоэтажных домов негодного. То есть наш, в два с половиной этажа, из него еще строить было все же можно, а раз можно, то из него и строить начали. И строился дом исключительно быстро: дядька Бахтияр договорился там у себя, чтобы строили его немцы. Так что все строительство нам обошлось лишь в двенадцать тысяч, которые отец заплатил «за рабсилу» и тысяч в двадцать за стекло для окон, металлошифер, трубы и батареи, а потраченные на постройку «артельных заводов» деньги ему впоследствии (причем решением общего собрания «пайщиков») должны были вернуть. То есть там все вложенные средства всем пайщикам должны были вернуться в течение года, причем с учетом того, что сами пайщики изрядную часть продукции заводиков вообще бесплатно получали (как, собственно, у нас и вышло). А «Шарлатану за придумку» артельщики еще и все перевозки отдельно оплатили…
Еще «пайщики» постановили, что тетке Наталье новый дом они тоже бесплатно выстроят — ну а проект ее нового дома я дядьке Бахтияру оплатил, но там вообще копейки были. Он вообще денег за него брать не захотел, но я настоял:
— Дяденька, ты вот сам подумай: если ты будешь проекты бесплатно делать, то к тебе прибегут за такими не только все мужики района, но и из соседних районов подтянутся. Так что нужно сразу стоимость твоей работы установить, причем установить такую, о которой все знают. А узнать они откуда смогут? К нам прибегут с расспросами, к тетке Наталье. Я-то, может, и навру, мне нетрудно — а вот тетка Наталья никогда не врала и врать не станет.
— Это ты, малыш, верно говоришь. Но тогда мне нужно деньги за работу с нее брать, а не с тебя.
— Глупости говоришь, ты деньги не с меня берешь, а с артели. Артель постановила, что ей дом бесплатно встанет, значит он встанет бесплатно. Но у артели сейчас денег вообще нет, а у меня есть — и с артелью я потом уже рассчитаюсь. Кстати, а себе в Ворсме ты не хочешь нормальный дом выстроить?