егко мог и пять сотен кресел изготовить, и даже шесть, если народ поднапряжется немного. А Ильюшину для своих самолетов требовалось с десяток кресел в день, так что никакой «сторонний изготовитель» просто не требовался.
Что же до технической невозможности, то она обуславливалась не только сложностью пресс-форм и необходимостью использования не очень распространенных прессов, был еще один — причем именно технический — момент. Детали кресел штамповались из алюмо-магниевого сплава, который был достаточно мягким для штамповки всего пару часов после отливки, так что его и выплавляли непосредственно на заводе. И если с алюминием особых проблем не было (его все же очень много из Германии привозили), то с магнием в стране были проблемы. То есть проблемы были без магния — и вот их в Павлово сумели решить. Причем самым что ни на есть «тупым» способом.
В Поволжье, в Астраханской губернии, еще до войны были обнаружены огромные залежи бишофита, то есть хлористого магния. А в Павловском районе несколько «вольных артелей» (то есть юридически никак не оформленных групп сельских жителей вроде кишкинцев) успели понастроить себе в Мордовщиково «моторных лодок» грузоподъемностью тонн до пятидесяти, на который они иногда за солью на Баскунчак плавали, ну и за шерстью для выделки валенок. Но плавали максимум раз в год, и автозаводцы во время простоя этих «лодок» у мужиков их «брали в аренду». То есть Павловский райсовет просто организовал отдельную артель «рекоплавателей», которые по заказу владельцев лодок все им оттуда нужное привозили, а еще они же — уже по заказам автозаводцев — привозили бишофит.
После того, как в Ворсме резко сократили производство графита, с электричеством в районе стало уже совсем хорошо, а ведь кроме огромной по нынешним временам Ворсменской ТЭЦ в районе успели объединить в единую сеть и почти все сельские электростанции — так что электричества для добычи магния из бишофита хватало. Электролизную установку в Павлово рассчитали в Горьком, в политехе, изготовили все для нее необходимое на нескольких заводах. Как я понял, самым сложным было выпрямлять переменный ток при мощности в десятки мегаватт — но ведь и первые по-настоящему рабочие ртутные выпрямители именно в Нижнем Новгороде были разработаны. И в Павлово всю «электрическую» часть магниевой линии налаживал лично и персонально товарищ, который в двадцатых у профессора Вологдина над доведением ртутных выпрямителей и работал. В общем, магний теперь делали на Павловском Магниевом Заводе (входящим в состав предприятий Горьковского облместпрома), который с самого начала стал выпускать чуть ли не треть советского магния — а вот кому это магний давать (и по какой цене его отпускать), решал уже отнюдь не Госплан, хотя и его мнение все же учитывалось.
А в результате ПАЗ получил собственный самолет, который был поставлен на маршрут Павлово — Красные Баки — Ветлуга. И нам самолетик достался в «просторной» компоновке, с новыми креслами, но на восемнадцать мест. Но и в таком варианте он летал почти всегда полупустым. Зато летал он три раза в день, и все попытки областного отделения Аэрофлота машину «отъесть» пока что пресекались. Однако это лишь «пока» пресекались, пока автозавод в Красных Баках полностью не заработал, так что в октябре я все же сделал то, о чем говорил Сергею Яковлевичу. То есть воспользовался своим «вездеходом» за пределами области. А точнее — в Москве…
То есть, чтобы туда поехать, я сначала очень много всякого обсудил с мотористами Павловского завода — но результат обсуждений меня дополнительно вдохновил. Так что я прилично оделся (за лето я как-то слишком быстро подрос и Надюха мне новый костюм сшила, по последней моде годов так восьмидесятых — я ей такой нарисовал), из синей шерсти немецкой с золотыми пуговицами. К костюму я рубашку белую подобрал (таких наша директриса мне штук пять нашить успела, разных цветов), галстук естественно надел красный (но не пионерский все же). На пиджак нацепил лауреатскую медаль и Звезду Героя — и отправился в столицу. На машине поехал, хотя быстрее было даже на поезде туда добираться, не говоря уже о самолете — но мне удобство передвижение было важнее. А Московское шоссе уже было достаточно приличное для того, чтобы по нему можно было передвигаться со скоростью иногда даже свыше шестидесяти километров в час, так что меня дорога не пугала. То есть технически почти по всей трассе можно было и под сотню ехать: на шоссе еще до войны щебенку пролили цементным раствором, а после войны и гудроном почти всю дорогу пропитали, так что камни из-под колес не летели. Но вот народ (причем часто вместе со скотиной) дорогу переходил как хотел, а тормозить на пусть даже облитой битумом щебеночной дороге — это значило остаться без шин, так что я старался все же не спешить. Тем более, что через обком я забронировал себе номер в «Москве», договорившись заранее, что я могу туда и ближе к полночи приехать.
Но приехал я туда в воскресенье часикам в семи вечера — а утром отправился «к цели». Конечно, я не поперся на какое-то особо «закрытое» предприятие: думаю, если бы я попробовал вломиться к товарищу Курчатову, то вылетел бы за проходную быстрее собственного визга и уже без пропуска. А вот в обычный учебный институт (хотя и тоже «закрытый») я проник без труда. Тетка-вахтерша на входе, конечно же, поинтересовалась, к кому это я иду, и я ей честно ответил, что к Владимиру Михайловичу. Однако она не угомонилась:
— А он знает о том, что ты к нему идешь?
— Думаю, нет. Он, скорее всего, вообще не знает, что я на свете существую, но обычно я сам решаю, с кем и когда мне встречаться.
— Думаю, что о тебе, товарищ Кириллов, не знают только жители аула какого-то, в котором еще не узнали даже, что в стране Советская власть давно установлена, — и вахтерша довольно рассмеялась. — А куда здесь идти, ты хоть знаешь?
— Язык до Киева доведет.
— Ну-ну. Сейчас-то языка тебе не поймать, все на занятиях… ага, вот тебе и провожатый нашелся!
Вахтерша остановила явно опаздывающую на занятия девушку:
— Опаздываем? Вот тебе наказание: отведи товарища Шарлатана к Владимиру Михайловичу, и побыстрее!
Девица с огромным облегчением выдохнула: у нее явно появилась кузявая отмазка о причине опоздания. И не спеша проводила меня до нужного места, и я, аккуратно постучавшись в дверь, зашел в кабинет декана:
— Добрый день, Владимир Михайлович, я — Шарлатан и пришел к вам с небольшой просьбой о помощи.
Тот поглядел на меня и тяжело вздохнул:
— Ну вот, уже и школьники за помощью приходят. И что вам, товарищ… — он ненадолго задумался. Затем вспомнил: — товарищ Кириллов, от нашего института нужно?
— Он института мне ничего не нужно, а от вас помощь требуется. Я хочу вас попросить сделать мне самолетик небольшой… проект самолетика. Примерно вот такого, на восемь пассажиров.
— А у нас в стране больше некому этим заняться?
— Некому. Потому что те, кто сейчас самолеты выдумывает, или заняты по уши, или изобретают летающее дерьмо. А вы конструированием самолетов сейчас не заняты, дерьмо принципиально не изобретаете, а еще у вас по рукой толпа студентов, которые все могут быстренько просчитать по вашему проекту, так что самолет, если вы за работу возьметесь, можно будет уже летом в производство запускать. А мне дольше ждать уже никак нельзя, на самом деле мне такой самолет еще вчера был нужен.
— Ох и шустрая у нас молодежь! А где вы, товарищ Кириллов, самолет в производство запускать-то собрались? Если вы как-то уговорили товарища Ильюшина разделить производство со Смоленском, он все равно вам не даст на своем заводе еще и ваш самолетик изготовить.
— Я, Владимир Михайлович, вот это вот все и многое другое, — указав на висюльки, ответил я, — получил главным образом за то, что я прежде всего думаю, где что сделать можно. И новый, ваш новый самолетик я буду делать на новом заводе, который уже строиться начал. Место, конечно, довольно дремучее: город Шахунья в Горьковской области, но там и железная дорога есть, и аэродром уже строится, и жилье для будущих рабочих тоже. И все прочее, что вы сочтете для завода необходимым, там тоже выстроено будет.
— Молодой человек, вы это всерьез говорите? Да вы знаете, сколько стоит строительство авиазавода?
— Знаю. Я даже знаю, сколько стоит постройка нового авиамоторного завода. У нас, видите ли, в стране почему-то никто не желает строит авиамоторы небольшой мощности, а для такого самолетика, о котором я говорю, как раз такие моторы и нужны будут. Весом в пару центнеров и мощностью около двухсот пятидесяти сил, работающие на автомобильном бензине. То есть с октановым числом в районе восьмидесяти: павловские моторостроители его уже спроектировали и опытные образцы делать начали.
— То есть, молодой человек, у вас нет ни мотора, ни самолета, ни заводов…
— Заводы будут. Я же не просто юный пионер, а юный Шарлатан, мне люди, по крайней мере в нашей области, верят. И заводы уже строить начали. Что же до мотора… а вы знаете, что чуть ли не половина тракторов в стране будет в следующем году делаться с моторами, которые в Павлово как раз и разработали? И автомобили, по тридцать тысяч легковушек в год, тоже с павловскими моторами выпускаться будут. Там уже то ли девять, то ли десять вариантов моторов разработали, все в серию пошли — так что и новый авиамотор наверняка в серию весной пойдет. Я принес его описание вам, вот, посмотрите: по мне так очень даже неплохой моторчик получается.
— Ну, написать-то что угодно можно.
— Можно, но мы, шарлатаны, врем только в устной форме, а пишем только то, в чем полностью уверены — это чтобы нас за задницу не взяли и за слова отвечать не заставили в грубой и очень болезненной форме. И я потому и написал, что завод должен выпускать по одному такому самолетику в сутки, а вот в том, что второй такой же завод вскорости не понадобится, я не уверен и поэтому такого не написал. Кстати, вот постановления обкома о строительстве этих заводов — это чтобы у вас поменьше сомнений в моих словах было…