ожно не, то я, одевшись поудобнее, оседлал свой Опель и поехал разбираться в возникших проблемах. Однако кое-что я с удивлением узнал еще до того, как мне проблему обрисовали. Просто когда я только еще к заводу ехал, я узрел, что хорошо знакомый мне (внешне) район очень сильно преобразился: микрорайончик, известный в городе под названием «Третья площадка» просто исчез. Вообще-то это и была третья площадка, отведенная заводу под строительство жилья для рабочих, и застроена она была довольно приличными деревянными двухэтажными домиками. Там и сам Вовка жил, на улочке с «древним» названием «Стрелецкая» — но когда я повернул на эту улочку с Московского шоссе, то оказалось, что Вовка там больше не живет. И вообще никто не живет: домов там больше просто уже не было. У меня даже на секунду возникло впечатление, что я просто заблудился и свернул не туда, однако недавно выстроенный двухэтажный детский садик (кирпичное оштукатуренное здание, почему-то выкрашенное ярко-розовой краской, из-за которой его с чем-то еще спутать было невозможно) доказывал мне, что я все же не ошибся. Но домов — вообще всех домов на Третьей площадке — не было.
В легком недоумении (точнее, в состоянии полного обалдения) я все же до проходной завода доехал, меня пропустили (в охране меня и мою машину по-моему вообще все уже знали, так что мне даже пропуск свой доставать не пришлось), доехал до Вовкиных цехов. И там, зайдя к старому приятелю, проявил… некоторое отсутствие вежливости:
— Здасьте, Владимир Михайлович. Вовка, где твой дом? Куда вся улица пропала? Я вам вкусненького всякого от бабки Анны привез, а куда все это теперь девать…
— Так все дома еще в январе снесли. Посчитали, что если коммуникации все прямо через Третью площадку провести, то тут получится втрое больше народу поселить, причем всем уже нормальные квартиры выстроить по твоим проектам.
— Вовка, не мои это проекты, не мои! Это все дядька Бахтияр придумал! Но тебя же не на улицу выкинули? Рассказывай, где ты теперь живешь, я хоть жене твоей продукты отвезу…
— Шарлатан, не нервничай ты по поводу продуктов. Тут поводов понервничать и без них хватает. Думаешь, Владимиру Михайловичу просто делать нечего и он будет ждать…
— Ой, извините, Владимир Михайлович, это я от обалдения некоторого. Все, забыли про пирожки, рассказывайте, что за проблема-то возникла? Кто начнет?
— Ну давайте я, — начал товарищ Мясищев. — Видите ли, Володя… извините, забыл. Видишь ли, Вовка, мы проект самолета уже подготовили и собрались было уже его в металле изготавливать. Но возникла небольшая проблема с технологиями. Так получилось, что мы лишь во вторник выяснили, что здесь, на заводе, просто нет нужного оборудования для изготовления деталей в соответствии с технологическими картами, а производство их по обходной технологии резко снижает их прочностные характеристики.
— Понятно. А теперь, Вовка, ты, а то я вообще ничего не понял. Что за проблема-то?
— Чего уж тут непонятного? В ВИАМе предложили Владимиру Михайловичу сплав новый для самолета использовать, для каркаса. На Павловском автобусном из этого сплава каркас для кресла сделали, в ВИАМе все прочностные и усталостные характеристики проверили: все просто идеально выходит. То есть у них вышло, а когда мы из этого сплава стали детали точить, то оказалось, что и прочность чуть ли не вдвое ниже получается, а по усталости я-то проверить не могу, что что-то мне подсказывает, с ней вообще караул будет. Но у нас нет на заводе пресса на две с половиной тысячи тонн, и я уже не говорю, что там потребуется больше полусотни пресс-форм.
— А артель на Мызе? Скажи сестре, она там все закажет.
— Во-первых, наш завод деньги на такой заказ точно не выделит, а во-вторых, пресса-то все равно нет!
— Ну и зачем так орать? В Иваново обещали, что в марте пятитысячник в Шахунью отгрузят, то есть наверное уже отгрузили.
— Вовка, а у нас-то город не Шахуньей называется, а Горьким! И даже если пресс и отгрузили, то когда его там поставят и запустят? Летом? А мне в план воткнули выпуск опытного изделия не позднее мая! Точнее, поставку его на стапель.
— Все равно не повод орать. Скажу Маринке сам, раз ты с сестрой общаться не желаешь, формы она у артели закажет, ведь они и для серийного самолета нужны будут? Так что это пойдет в счет оборудования авиазавода тамошнего. А для опытной машины все детали откуют автобусостроители. Кстати, сам бы мог с отцом об этом договориться.
— Он всего лишь мастер цеха, причем кузовного…
— Вовка, а я сколько раз говорил: если вам что-то нужно, вы просто говорите, что это нужно Шарлатану — и люди все вам сделают. Потому что все в курсе: если нужно Шарлатану, значит это нужно стране, товарищу Сталину лично нужно.
— Вот сколько я тебя знаю, но все равно привыкнуть не могу к тому, какое ты трепло. Ну как ты не поймешь: отец на тебя ссылаться не может! Он во-первых, тебя и не знает почти, а во-вторых, за другого человека решения принимать… а вдруг человек решит иначе?
— Вот сколько я вас с сестрой знаю, вы такими же перестраховщиками и остаетесь. Я хоть раз на твоей памяти отказывался от чужих решений, если люди на меня ссылались?
— А если решение неверное?
— Еще раз повторяю, в сотый раз уже или в тысячный: никто не может принимать только верные решения. И если решение будет неверное, то я понимаю, что человек просто ошибся. То есть старался сделать хорошо, но у него не получилось. Однако только за то, что человек старался, его нужно поддержать — и взять его вину на себя. Сам знаешь, мне-то никто ничего за ошибки не сделает, а тому человеку просто будет немного стыдно за то, что он самого меня подставил и в следующий раз он постарается уже не ошибаться.
— Но ты же рискуешь…
— Если человек — сволочь, то он очень скоро об этом сильно пожалеет. И все сволочи в области об этом тоже знают, так что риск минимальный. У тебя чертежи всех пресс-форм готовы?
— Нет, только чертежи самих деталей. Но несколько комплектов чертежей, так что если тебе нужно…
— Давай их сюда, я сам с артельщиками про формы договорюсь. Там народ грамотный и опытный, по таким чертежам формы изготовить сумеют. И отправят их к нам на автобусный… тебе куда готовые детали привозить? Сюда или сразу в сборочный?
— Сюда, планер мы будем в нашем старом ангаре собирать.
— Если я тебе все поковки в апреле привезу, в мае самолет соберете?
— Даже пытаться не стану. Не раньше июля, причем в конце июля.
— Я Маринке-то скажу, что ты меня на день рождения без подарка хочешь оставить!
— А она мне уже ничего не сделает! Маринка сказала, что она и из обкома уже уходит в мае и вообще куда-то переезжать собралась. Кстати, она тебе не говорила куда?
— Не говорила, и ты ее не спрашивай. Потому что я и так знаю куда. Владимир Михайлович, что была единственная проблема?
— Не совсем, но в отношении производства пока новых мы не увидели. Скажите… Шарлатан, скажи, у вас тут все проблемы так легко и быстро решаются?
— Если бы все проблемы так решались, мы бы уже при коммунизме жили. Но иногда некоторые решить выходит относительно быстро, по-родственному. В конце концов Вовка мне вообще племянник четвероюродный…
— И пятиюродный прадед!
— А вот это Маринка доказать не смогла еще, так что пока что, племянничек, заткнись и слушай старших! С материалами, комплектующими проблем нет?
— Вроде нет. Стойки шасси я, правда, в Коврове на экскаваторном заказал, но они гарантировали, что в начале июня уже их нам поставят. Да, я им сказал, что оплата работы через тебя пойдет…
— Ну наконец-то! Не прошло и… сколько мы тут с тобой знакомы, лет пять, больше? Вот столько и не прошло, а ты уже потихоньку осваиваешь высокое искусство шарлатанства! Да, Владимир Михайлович, я вот еще что просить хотел: а у вас самолетик хоть примерно в техзадание укладывается?
Апрель выдался прохладным, но все же достаточно теплым для того, чтобы все в полях посеять и посадить. А вот май получился уже жарким, и не только в отношении температуры на улице. Седьмого мая в Кишкино рано утром приехала «временная физичка», о которой я уже почти и забыл как о страшном сне, и еще перед началом первого урока отвела меня в уголок и сообщила:
— Шарлатан, некоторым людям кажется что определенные твои физические знания могут сослужить хорошую службу отечественной науке. Надежда Ивановна уже в курсе, так что садись иди в мою машину и мы с тобой кое-куда прокатимся. Довольно далеко, но к вечеру обещаю вернуть тебя домой. Если ничего серьезного не произойдет, но все же такое вряд ли случится…
Глава 23
У крыльца школы стояла не совсем обычная «Победа». Цвет ее был очень необычный, машина была светло-зеленая — а такие, насколько мне было известно, заводом не выпускались. Конечно, перекрасить машину больших проблем не представляло, однако цвет… Такого цвета в моей «прошлой молодости» делались двадцать четвертые «Волги»-такси, и я в жизни нигде не видел никаких других автомобилей в той же раскраске. Вероятно, Зоя Николаевна уже сталкивалась с некоторым обалдением окружающих, поэтому лишь хмыкнула:
— Красивую краску на масложирокомбинате придумали? Но она к свинцу не пристает, так что много таких машин встретить не получится. На переднее сиденье садись, рядом со мной — и она, все еще улыбаясь, села за руль.
Насчет свинца — это был серьезный недостаток: кузова «Победы» штамповались из очень толстого горячекатанного листа и часто под штампом детали шли складками, поэтому все такие «неровности» сразу же, на специально организованном участке, залуживали именно свинцом. И никакие «технологические ухищрения» ситуацию исправить не помогали, так что «морщинистые кузова» этих автомобилей, конструктивно морщинистые, стали в свое время дополнительным гвоздем в гробик товарища Липгарда. А после того, как на Павловском автобусном из листа толщиной меньше миллиметра стали штамповать абсолютно гладкие кузовные детали, «приговор» горьковским автоконструкторам стал уже совершенно окончательным и не подлежащим обжалованию.