Когда я попросил доработать его систему прямого впрыска топлива под разработанный павловскими мотористами двигатель, он — еще до того, как я хоздоговор даже успел упомянуть — ответил просто:
— Вы, молодой человек, пришли именно туда, где вам могут помочь, и мы с удовольствием за такую работу возьмемся. Вот только выполним мы ее не очень быстро, нам потребуется не меньше, чем полгода, а, возможно и больше. Поэтому я бы попросил согласовать срок закрытия работ где-то к началу следующего июня. Рады бы быстрее, но ведь людей не хватает!
— А вы наберите новых, ведь скоро из институтов повалит свежий выпускник, и если вы вот прям сейчас подсуетитесь, то вообще сможете число сотрудников у вас в ОКБ удвоить!
— Смеетесь? Да кто к нам работать пойти согласится? Вы, когда к нам ехали, по сторонам-то смотрели? В городе жилья людям катастрофически не хватает, мы за места в общежитии постоянно ругаемся с заводами, а из прошлогоднего набора я был вынужден семерых молодых инженеров уволить по собственному желанию сразу, не дожидаясь отработки ими сроков по распределению: им просто жить было негде! Семерых из тех девяти, которые к нам распределены были!
— Конечно, если людям предлагать койку в общаге на другом конце города, к вам люди не пойдут. Но вы ведь можете молодым специалистам пообещать к осени уже нормальные квартиры предоставить — и у вас просто очередь желающих выстроится!
— Молодой человек, вы сейчас на улицу выйдите, пройдитесь, по сторонам поглядите…
— Я уже прошелся и по сторонам поглядел. Потому в дополнение к хоздоговору, который мы сейчас с вами отдельно обсудим, я предлагаю вашему ОКБ вытроить до осени две сотни квартир: у вас же не только новым специалистам жилья не хватает, все прежние-то работники ведь не в хоромах же живут?
— Это ты их выстроишь⁈
Мне вообще очень нравилось, когда взрослые в разговорах со мной обращались на «ты»: общение на «ты» людей как-то сближает, а такие разговоры с начальниками сразу же превращают формально-бюрократическое общение в почти семейный разговор. В разговор с родственниками, в котором, кроме всего прочего, допускается обсуждать в том числе и вопросы, которые в разговорах с «чужими» не принято затрагивать. И сейчас я тоже «воспользовался случаем»:
— Ну, как сами видите, я вовсе не богатырских статей и сам даже одну квартиру вряд ли до осени выстроить смогу, даже если очень сильно этого захочу. Но вот сагитировать несколько человек мне в этой работе помочь… несколько тысяч человек сагитировать я, безусловно, смогу. А еще я могу, то есть полное право имею, отправить к вам в Воронеж несколько… много тысяч не совсем профессиональных строителей из студенческих стройотрядов. И практика уже показала, что если к этим непрофессиональным строителям добавить немного профессионалов, которые студентам объяснят и покажут, как правильно строить нужно, то обещанное выполнить окажется вообще нетрудно. И остается только согласовать с вашим городским и областным руководством парочку мелких вопросов: где строить и что строить. На второй вопрос у меня ответ уже есть, а вот на первый… вы же в городе не последний человек, можете мне встречу с городским начальством устроить?
— Когда? — несколько ошарашено поинтересовался Семен Ариевич.
— Времени у нас нет, то есть у меня нет: мне мотор с вашим прибамбасом уже через месяц понадобится. Поэтому с воронежскими властями было бы желательно все вопросы утрясти уже сегодня…
— А они с тобой хоть говорить-то согласятся? — с легким сомнением в голосе решил на всякий случай уточнить мой собеседник. С легким, потому что мой пиждак, увешанный наградами в два ряда (медали я просто вешать не стал), все же определенное впечатление на людей производил.
— Нас главное через секретаря в приемной пробиться, — хмыкнул я, — а когда я им скажу, что город парой сотен квартир для вашего ОКБ не отделается, они, чтобы меня ублажить, хоть ананасы из-под земли добудут. Идемте?
Честно говоря, я раньше даже примерно не представлял, насколько сильный удар стране нанесла война. То есть Маринка-то рассказывала, что вон Смоленск был полностью разрушен и только благодаря «шефской помощи» со стороны горьковчан в Смоленске хоть как-то удалось жилой фонд восстановить, но одно дело просто услышать рассказы о разрушениях и совсем другое дело — увидеть все собственными глазами. С окончания войны прошло уже пять лет, а в Воронеже, особенно по окраинам города — еще множество зданий стояли в виде развалин. Да и в центре развалин хватало — и это на меня произвело очень тяжелое впечатление: люди ведь в городе буквально выживали, а не жили!
Секретаря в приемной мы прошли без малейшего труда: Семен Ариевич просто сказал, что «тут товарищ их Горького предлагает существенно помочь с жилищным строительством», и первый секретарь обкома тут же свернул проходившее у него в кабинете совещание и пригласил нас. Правда, когда он меня увидел, сильно сморщился — но все же человеком он оказался вежливым и из кабинета нас с матюками не выгнал. Правда, довольно желчным голосом все же меня спросил:
— Это вы у нас товарищ из Горького, который хочет нам с жильем помочь? — и очень внимательно взглянул на мой «иконостас», очевидно, пытаясь что-то вспомнить. Ну, я его мучить не стал и сам представился:
— Добрый день, Константин Павлович, я — Шарлатан, и действительно я хочу помочь вам решить проблемы с жильем для горожан. И я это могу сделать, вот только для этого мне придется и в деревне эту проблему порешать как можно быстрее.
— Вы тот самый… Шарлатан, который в Горьковской области…
— Так точно, а теперь давайте быстренько обсудим, в какой такой глубокой заднице находится жилой фонд области, строительный сектор, какие стройматериалы уже производятся и сколько. Мне это нужно чтобы прикинуть, какую помощь и в каких объемах я буду должен учинять. Сами понимаете, спасение утопающих — дело рук самих утопающих, но если в эти руки сунуть спасательный круг, то дело пойдет гораздо веселее. И круги у меня есть, но надо теперь выбрать самый подходящий…
— Шарлатан, я слышал, что ты у себя в области буквально чудеса какие-то творил…
— Вам наврали, я никаких чудес не сотворял. Я просто помогал людям эти чудеса для себя творить — а теперь хочу помочь вам.
— А почему именно нам?
— У меня родственница сейчас институт закончила, я для нее заводик выстроил, но чтобы заводик этот всерьез заработал, нам нужны кое-какие железячки, которые Семен Ариевич может придумать… и изготовить, кстати, тоже. Поэтому мне нужно, чтобы у него в ОКБ люди очень быстро и качественно поработали — а лучшего стимула для такой работы, чем жилье нормальное, я пока придумать не могу. Когда он все разработает, мне нужно будет так же стимулировать рабочих и инженеров механического завода, чтобы они эти железяки в нужных количествах для родственницы моей изготавливали — а ей их немало потребуется. А рабочим потребуются и детские сады для детей, чтобы они на обдумывание вопросов, куда детей девать, если сверхурочно поработать придется, времени не тратили, будут нужны школы и больницы — а это, как ни крути, жилье для учителей и врачей. Так что выход тут один для себя я вижу: нужно воронежцам помочь с жильем… ну и со всем прочим, для хорошей жизни нужным.
Константин Павлович слушал это с таким видом, будто у меня на его глазах вторая голова выросла, а когда я закончил, повернулся к Семену Ариевичу:
— Товарищ Косберг, что же он от вас получить хочет? И сколько, если он мехзавод чуть ли не полностью под свои изделия загрести собрался?
— Он хочет провести небольшую доработку наших НВ-ЗУ, а мезхавод все его грядущие потребности за два часа в неделю обеспечить сможет.
— И это все?
— Ну да, — ответил товарищу Жукову уже я. — Но меня очень сроки поджимают: моторы нужны срочно, товарищ Мясищев новый самолет на испытания хочет до начала июля поставить, а, сами понимаете, испытывать самолет без моторов несколько… проблематично. Так что я предпочитаю дать людям мощнейший стимул, чтобы они мою потребность удовлетворили с огромным желанием — но, опять повторю, для этого придется и их потребность удовлетворить, а вы мне сейчас расскажете, чего в области для этого не хватает.
— Да ничего не хватает!
— Хороший ответ, но неправильный. Давайте вы сейчас сюда позовете тех, кто на отдельные части этого вопроса сможет ответить, а пока они идут, ответьте мне уже вы: вы хоть знаете, сколько в городе жилья, в котором люди могут хотя бы от дождя и снега спрятаться? Сколько жилой площади на человека приходится?
— Общую я так сразу не скажу, а на душу приходится около трех с половиной метров, чуть меньше. Точнее — тоже не скажу, мы пока даже подсчитать не можем, сколько на самом деле людей в бараках проживает.
— Ну это уж совсем никуда не годится!
— Да знаю я, только вот в это кресло я три месяца как сел и пока занимаюсь тем, что разгребаю завалы, оставшиеся после Тищенко. Он предприятия-то восстановил, и проделал это неплохо — но от него восстановления заводов и требовали, а вот с жильем…
— Системе безразлично, каким путем она попала в текущее состояние, и меня волнует лишь то, что творится сейчас. В городе народу-то сколько живет? Ну, примерно хотя бы?
— Чуть меньше четырехсот тысяч.
— По три с половиной метра на рыло, а нужно метров по девять-двенадцать, — задумчиво пробормотал я, и оба взрослых мужчины посмотрели на меня как на… ну, не совсем как на идиота, но что-то такое в их взглядах читалось. — А быстро такое не сделать, минимум пара лет потребуется, — и легкое сомнение в их взглядах сменилось полной уверенностью. Но я на их взгляд внимания решил не обращать и начал задавать конкретные вопросы, по тем позициям, которые мне в позапрошлом году приходилось «согласовывать» с артелями и заводами в Горьковской области. На свою феноменальную память я, естественно, не полагался, все ответы тщательно записывал (на позаимствованной тут же бумаге). Спустя минут пятнадцать Семен Ариевич, уточнив «я вам больше не нужен?» ушел, я ему только успел сказать, что пусть он пока подготовит хоздоговор, который я заберу, когда все вопросы в о