Так что ближе к Новому году молодые инженеры все же мои советы вспомнили. А так как они еще не стали людьми семейными и их дома голодные детки не ждали, реализовывать посоветованное они стали буквально по шестнадцать часов в сутки без выходных. Тут еще им в помощь оказалось то, что в стране после того, как война закончилась, спрос на танковую броню сильно упал и в Кулебаках образовались «свободные мощности». Но еще остались присадки для получения очень качественных сталей — так что «автобусостроители» и всеми нужными для воплощения идеи материалами тоже обзавелись. А так как трактора в деревнях зимой в полях земельку не пашут, то обзавелись они и «прототипом», просто сняв с трактора и перетащив себе на завод (временно, конечно) семидесятисильный дизель. Там его разобрали по винтикам, каждый винтик по семь раз измерили. Чертежи составили, затем технологические карты расписали — и в конце января, все из себя довольные, поставили на стенд для испытаний собственную копию немецкого мотора.
Насчет всяких глупостей вроде «лицензий» и «авторского права» они, естественно, вообще не заморачивались: в соответствии с договором о репарациях СССР имел полное право на копирование всего, что производилось в Германии (и во всех оккупированных ею странах) до момента капитуляции. Поэтому и «Орленок» «взлетел», а теперь и у дизеля появился шанс на успешный полет. Причем шанс весьма серьезный: все же немцы в трактор новый мотор вкорячивали взамен бензинового, автомобильного, и он у них получился «не совсем тракторный»: достаточно компактный и среднеоборотный. По компактности он даже оказался чуть меньше новенького мотора, разработанного для «ГАЗ-51», по экономичности — дизель он дизель и есть. А по цене — тут пока что мнения расходились. Однако в «благословение Шарлатана» народ уже похоже уверовал — и на заводе началась подготовка к серийному выпуску этого мотора. Имея в виду и тот факт, что по какой-то странной прихоти заводу план по выпуску автобусов выставили заметно больший, чем план по получению германских шасси. То есть, конечно, в Госплане скорее всего имели в виду, что раз Павловский автобусный — это своеобразный филиал ГАЗа, то насчет шасси вопрос там как-то решат…
Те двое «инженеров-комсомольцев», которые занимались мотором (так как они и по профессии были как раз мотористами) получили от райкома по ордену (Шарлатана, естественно), а вот трое «кузовщиков» стали для меня следующей «мишенью». И они уже сразу к моим словам отнеслись всерьез. То есть даже не попытались над моими фантазиями посмеяться, а сразу принялись за работу, задав всего лишь один вопрос:
— Шарлатан, а ты уверен, что нам дадут столько проката?
— Не думаю, что открою вам страшный секрет, потому что стройку, которая через пару недель уже закончится, видно с другого конца железной дороги. В Ворсме завод, причем, заметьте, сугубо артельный, через месяц мало что производство стали удвоит, так еще и лист стальной будет катать минимум втрое быстрее: больше-то им металл теперь девать будет некуда. И вы оттуда полсотни тонн проката в сутки получите даже не напрягаясь.
— Они же новые печи под велозавод строили…
— А арифметику быстренько повторить не хочешь? Велозавод к лету сможет делать две сотни велосипедов в сутки. Велосипед весит пятнадцать кил. А одна домна из двух, которые через месяц запустят, будет выдавать по тридцать с лишним тонн стали за эти же сутки.
— Домны вообще-то чугун…
— Да что ты говоришь! А я и не подозревал, вот ведь новость-то какая!
— Ну теперь знать будешь, — с довольной физиономией сообщил мне один из инженеров, но проходящий мимо рабочий неприлично заржал и мне укоризненно сказал:
— Шарлатан, ты зачем над молодежью издеваешься? — а затем, глядя на удивленные физиономии моих собеседников, поспеши пояснить: — Эти заводы мелкие металлические как раз Шарлатан и придумал как строить, и какие печи там для чего нужны, тоже он придумал, — а затем, повернувшись снова ко мне, высказал свое мнение относительно услышанного: — Ты тут это… молодые-то не местные, они и понять тебя могут неверно. Так что ты все же… в общем, будь попроще.
— Будь проще и люди к тебе потянутся, — машинально повторил я в некоторой задумчивости, все же раньше здесь я этого выражения не слышал. А рабочий довольно кивнул: «вот именно» и дальше пошел по своим делам. Ну а мы с инженерами-«кузовщиками» продолжили обсуждение «нового проекта». Довольно простого, если на него снаружи взглянуть: проекта цельнометаллического автобуса с несущим кузовом. Но я в автобусах понимал только как в них ездить, так что единственное, что смог сделать «умного», так это нарисовать маленький нижегородский автобусик, который катался по дочкиной «деревне». Не ахти какой технологический прорыв, но ребята всерьез так над этим задумались.
А я задумался уже над совершенно другим: как ни паршиво я знал в свое время историю, сейчас я просто не мог не заметить, что «все пошло иначе», и вот что на этом «новом пути» может оказаться критически важным для страны, мне было совершенно непонятно. Однако было вполне понятно, что решать «мировые проблемы» в восьмилетнем возрасте — дело абсолютно бесперспективное, и я решил сосредоточиться пока на проблемах районного масштаба, возможно даже с некоторым охватом и всей области. Вот только у меня даже о районных проблемах представление было, мягко говоря, весьма условное. Да, я слышал (обычно за ужином, за общим ужином, который у нас в доме проходил примерно раз в неделю), как дядя Алексей «мягко критикует отдельные недостатки на производстве», несколько чаще мне Настюха жаловалась на нехватку буквально всего в интернате, а иногда даже Маринка (в основном не напрямую, в через Вовку Чугунова) делилась «областными проблемами». Ну и, конечно, кое-что я узнавал при «редактировании» заметок в «Юном шарлатане».
«Шарлатан» уже довольно давно выходил вообще без малейшего моего участия. То есть в нем публиковались совсем уже не мои «изобретения», мне из редакции только иногда присылали «посмотреть и оценить» материалы, присланные многочисленными читателями. Мне все же их присылали не очень и много, а за эту «работу» еще и зарплату платили, очень странную: триста сорок два рубля с копейками в месяц, так что я все присланное читал внимательно: не хотелось мне нести читателям откровенную пургу. Правда, совсем уж откровенную еще в редакции отсеивали, а мне отправляли «что-то непонятное» (тоже большей частью чушь, но встречались и очень интересные идеи, над которыми людям было бы интересно подумать.
А читателей у журнала было немало: только на Варварке печатали по семьдесят тысяч экземпляров, еще сколько-то (Маринка говорила, что уже вроде больше двадцати тысяч) печаталось в Новосибирске и редакция готовилась к тому, что журнал уже весной еще и в Минске печатать будут. И если не каждый второй, то уж один из сотни читателей сам срочно старался поделиться с народом и своими «изобретениями». По крайней мере в редакцию каждый день по несколько десятков писем приходили с описаниями этих изобретений, а в первом мартовском номере вообще половину журнала (который теперь стал толщиной в тридцать два листа) занимала статья товарища Киреева Сергея Яковлевича…
В середине февраля на очередном совещании, посвященном вопросам капитального строительства в области, Сергей Яковлевич приготовился выслушивать жалобы секретарей райкомов на «категорический отказ Ворсменского металлического завода выполнять постановления обкома о приоритетной отгрузке стройматериалов в соседние районы». Жалобы эти уже довольно давно стали такой же привычной частью подобных совещаний, как и победные реляции Ворсменских же «энергетических заводов» об очередном перевыполнении планов по отгрузке малых электростанций. С победными реляциями все было понятно: за последние два года и заводы (все три) в размерах выросли чуть ли не втрое, и число рабочих на заводах почти достигло тех цифр, при которой их нужно было считать уже не малыми предприятиями, а средними. То есть вообще-то уже достигло и заметно их превзошло, но менять статус заводов пока не представлялось возможным: на «средних» и свои медчасти нужно было создавать, и столовые, да и разные прочие «социальные объекты» строить — а на это в области просто средств не было. Те же ОРСы: рабочие ворсменских заводов (причем вообще всех) промтоварами обеспечивались лишь по третьей категории, а люди в городе не ходили сирыми, голыми и босыми лишь благодаря тому, что «по родственным связям» все необходимое туда поступало через окрестные сельские заготконторы. Но этого все равно было крайне мало, все же у многих молодых рабочих заводов в районе (да и в области) родственников вообще не было и жили они буквально «милостью товарищей по работе» — а изменить это положение область пока возможностей не имела.
И с жалобами на металлистов обком тоже ничего сделать не мог: завод был артельным, и в планах области лишь учитывались производимые заводом металлоизделия, а всякие шлакоблоки даже учитывать возможностей (да и права) не было, они вообще были продукцией сугубо побочной и ее артель распределяла по собственному желанию. А желала она это распределять в основном в окрестных деревнях, так как эта «побочная продукция» фактически артельщиков «одевала и кормила», ведь члены артели даже на промтоварные карточки рассчитывать не могли, да и продовольственные им по минимуму выдавались. Так что жалобы на непоставки стройматериалов давненько стали бессмысленной рутиной, но рутиной неизбежной: этими жалобами в «отдельных райкомах» прикрывались от оргвыводов за невыполнение планов по строительству.
Однако на этот раз в докладах райкомов вместо жалоб прозвучали горделивые отчеты о перевыполнении планов как по капитальному строительству на предприятиях, так и по строительству в жилом секторе. А на простой вопрос «а что изменилось с декабря, ведь в Ворсме новые печи еще не запустили» секретарь Павловского райкома (комсомола на этот раз) сообщил, что райком провел серьезную воспитательную работу и старшие школьники, объединившись в бригады, активно включились в строительные работы (главным образом по части жилищного строительства).