А я поехал в идеально отглаженном костюме, на который нацепил только две награды: медаль Сталинского лауреата и Золотую Звезду. Честно говоря, и их я надевать не хотел, но по положению их нужно было «носить всегда», а в присутствии товарища Сталина нарушать мне что-то не хотелось. Да и Валька сказала, что с этими двумя наградами я выгляжу даже солиднее, чем весь увешанный на манер новогодней елки.
На аэродроме в Монино меня опять встретила Светлана Андреевна и на том же сине-голубом автомобиле куда-то меня повезла. В место, совершенно незнакомое: я в нынешней Москве ориентировался отвратительно, но все же сообразил, что едем мы точно не в Кремль. А судя по тому, что двигались мы по каким-то небольшим улочкам, вообще не в центр. Но ехали довольно долго, и наконец, заехали в двор небольшого двухэтажного дома через сплошные железные ворота, возле которых стояли мужчины «очень призывного возраста», изображавшие, скорее всего, дворников. По крайней мере у одного из них была метла, а рядом с другим к стене прислонилась лопата. Большая, чтобы снег убирать, хотя на улице даже следов снега не было…
Во дворе уже стояли три машины, а в небольшом кабинете, куда меня проводила Светлана Андреевна, сидели четыре человека, троих из которых я хорошо уже знал. А вот четвертый был мне совершенно незнаком, однако Иосиф Виссарионович тут же мне его представил:
– Добрый день, а теперь, думаю, вам стоит познакомиться: это товарищ Шкирятов, Матвей Фёдорович, а это, как всем понятно, наш славный товарищ Шарлатан, который ненавидит, когда его называют Владимиром Васильевичем. Ты, я смотрю, опять какую-то писанину с собой прихватил, так давай ее сюда, почитаем… пока Матвей Фёдорович тебе задаст несколько вопросов. И отвечай ему по возможности подробно и исчерпывающе: товарищ Шкирятов у нас трудится зампредом КПК и имеет право знать всё. Ты понял?
– Конечно. Я, собственно, и прилетел, чтобы на вопросы отвечать, а кому отвечать – это уже вы указываете. Итак, Матвей Федорович, я вас внимательно слушаю.
– Мне тут в твоей записке кое-что непонятно, то есть написанное-то понятно, но ведь ты это написал еще в январе. Почему ты еще тогда написал, что будет разгоняться паника среди рабочих и инженеров?
– Это же очевидно: мы и когда с Воронежем работали, немало рабочих и инженеров из Москвы предпочти туда перебраться, все же жилье прекрасное, то-сё. Да и в Шахунью из Москвы инженеры с рабочими тоже перебрались – но там-то нам их немного нужно было. А по программе этого года мы одновременно на тридцати двух площадках заводы строили, и специалистов уже требовалось очень много, так что было понятно, что они к нам пойдут.
– И пошли, – очень недовольным голосом дополнил мои слова Лаврентий Павлович. – Ты же только с восемьдесят восьмого завода почти полтысячи человек сманил!
– Ну, во-первых, я не сманивал, они сами ушли. А во вторых я как раз на вопрос Матвея Фёдоровича и отвечаю. Вообще-то увольнение с работы, переезд в другой город, по большому счету в неизвестность – это человеку дается нелегко, и в нормальной ситуации много народу бы к нам из Москвы не перебралось. Но вот после этой статьи все, кто еще очень сильно сомневался, решил, что ждать уже нельзя – и народ массово повалил из Москвы и области. А он еще газету переобозвал, из «Московского большевика» сделал «Московскую правду» – а народ-то считает, что правда у нас одна, значит это готовится решение правительства!
– Но зачем?!
– А затем, что он прекрасно понимал, что в любом случае планы все он сорвет, и ему нужно было найти вескую причину срыва этих планов – вот причина и появилась. Только лично я думаю, что сам он до такого не додумался бы, а вот гражданка Кухарчук… да и она, скорее всего, из-за рубежа инструкции получала.
– Так-так… ты в этом уверен?
– Конечно. А еще, поскольку он троцкист, работает на еврейских банкиров, он обязательно и следующих шаг должен будет сделать. Как только все эти заводы и фабрики как-то с ситуацией справятся, он наверняка даст им какие-то невыполнимые поручения, которые вообще не дадут им даже теоретической возможности хоть как-то отставания от планов наверстать. Но опять подчеркну: это мое личное, не подтвержденное фактами мнение. Умозаключение такое.
Этот Матвей Фёдорович еще несколько вопросов задал, и я даже не совсем понял, что он, собственно, узнать от меня хотел – но на все его вопросы я ответил. И, мне показалось, на некоторые ответил даже более детально, чем он ожидал. Впрочем и я изначально не ожидал, что так отвечать буду, но меня, похоже, слегка занесло – однако я искренне думал, что такое «таить в себе» именно здесь и сейчас не стоит. Другой вопрос, что если меня спросят «откуда я все это знаю», ответить мне будет крайне трудно – но никто об этом меня и не спросил. Скорее всего потому, что вдруг «тема сменилась»:
– Интересные у тебя умозаключения, – как-то очень миролюбиво снова вступил в разговор Иосиф Виссарионович. – Слава, возьми, почитай, тут товарищ Шарлатан что-то для тебя интересного нам принес. Вот только, Вовка, ты мне одну вещь объясни: вы вытащили из областей и Белоруссии чуть больше полумиллиарда рублей и больше у вас денег почти не было. А как вы за эти деньги смогли выполнить работ на почти четыре миллиарда? Или ты мне тут в бумаге своей опять наврал, или научился из воздуха деньги делать. И если верно последнее – а, согласно тут написанному, так оно и есть – то я тоже не прочь такому научиться.
Да, я слышал когда-то, что товарищ Сталин обладал великолепной памятью и аналитическим умом, но вот так, буквально за десять минут вникнуть в финотчет в общем-то огромной и очень сложной структуры и выудить из него действительно самую важную часть…
– Нет, деньги мы из воздуха не делали. Рады бы, но – никак. Но мы проделали немножко другой трюк: всего у нас наличными образовалось около восьмисот миллионов, то есть на пике столько было – и больше денег не было. Однако мы эти деньги успели прокрутить четыре раза, даже больше. Сначала мы быстренько за примерно половину этих денег понастроили всяких мелких производств, благодаря которым мы те же стройматериалы не покупали на стороне, а сами делали. Большую часть их делали, то есть мы эти деньги уже один раз обернули: получили за них и производства, и – чуть позже и стройматериалы. А это уже два оборота. То есть на счета КБО, я хотел сказать.
– Но и за стройматериалы эти вы же рабочим платили!
– Да. И одновременно рабочим, причем не только нашим, продавали продукцию части других, уже не строительных заводиков. Тоже мелких, которые из-за этого тоже очень быстро выстроить и запустить удалось – и вот они уже всю зарплату, отдаваемую за стройматериалы, и покрывали. С запасом покрывали, так что у нас вложения и в них быстро вернулись, но рабочим-то мы всякое по-прежнему продавали и опять все денежки вернули в исходную точку, то есть в наш карман. мы на эти, по сути те же самые деньги, которые у нас имелись в самом начале, и в третий раз снова появились у нас на счетах, начали закупать оборудование уже для больших заводов. Которые тоже ближе к осени хоть как-то заработали, и мы их продукции тоже продавать стали, возвращая вложенные в их строительство деньги – а это уже четвертый оборот. Который как раз к ноябрю и закончился: мы все взятые у обкомов и у Белоруссии деньги, конечно же, потратили – но продукции за эти полмиллиарда мы получили уже больше чем на три с половиной. Причем, прошу заметить, не ТНП, а заводов и фабрик, которые уже ТНП могут и дальше производить бешеными темпами. Кассовый разрыв у нас уже закрылся, но осталось еще нефинансовых обязательств примерно на два миллиарда – это если по госценам считать, или на миллиард с четвертью, если считать по нашим внутренним ценам КБО. А еще уже областям и Белоруссии придется миллионов на двести провести уже следующим летом отделочных работ по всем уже выполненным стройкам, но им это будет сделать совсем уже просто: у них и производственная база ведь осталась, и источники финансирования в виде предприятий по производству ТНП. Ну, на следующий-то год мы все же этим заниматься будем, так как недоделанные работы мы заказчику не сдаем…
– А не надорветесь?
– Они не надорвутся, – хмыкнул Станислав Густавович, – КБО по вот этой схеме заберет со всех этих предприятий столько даже, сколько они в этом году дать успели. То есть еще почти три миллиарда. А деньги таскать свои – работа такая, что тут и пуп порвать не особо жалко… Шарлатан, ты эту схему сам придумал?
– Я вам что, гений всех времен и народов? Я просто сказал Зинаиде Михайловне, чего я хочу, а она уже все это в рублях и копейках просчитала.
– Ты хочешь сказать, что нам твою Зинаиду Михайловну назначить министром финансов? Если ты говоришь, что она сумела, имея меньше миллиарда, стране пять миллиардов за полгода дать?
– Не за полгода, а за восемь месяцев. И не пять, пять это только в основные фонды пошло, а для этого еще на четыре было ТНП произведено, но там в основном все же старые заводы выручку давали… И сказать я такого не хочу, вы же и сами догадались.
– Ну да, я иногда забывать начинаю, почему тебя Шарлатаном кличут. Матвей Фёдорович, у вас вопросы к этому молодому человеку остались?
– Да нет, вроде все уже спросил и ответы получил, мне кажется, вполне достаточные. Думаю, его можно теперь и домой отпустить, все же занятия в университете пропускать не очень хорошо…
Ну да, у них вопросы кончились, а вот у меня их появилось очень много. Впрочем, долго ждать ответов на них мне не пришлось. Обратно на аэродром мы ехали в той же машине, только теперь Светлана Андреевна заняла место рядом со мной на заднем виденье, а за руль сел какой-то молодой парень в форме с погонами старлея. А когда мы отъехали, Светлана Андреевна у меня спросила:
– Шарлатан, а ты мне можешь поподробнее про Горький рассказать?
– А что вас интересует?
– Всё. Меня в Горький работать перевели, и я сейчас с тобой туда полечу.
– Остановиться есть где? В принципе, у меня есть свободная ком