ната…
– Есть, есть где остановиться, но спасибо за заботу, – она улыбнулась. – Но в городе я никогда раньше не была, и мне было бы интересно узнать что там и как, чем люди живут. Но сначала все же нужно по местности сориентироваться. Площадь Ромена Ролана – это где? Близко от центра? С транспортом там как?
По дороге до аэродрома я рассказал Светлане Андреевне о том, что где находится и о городском транспорте, причем смог это сделать, не используя всего могущества и особенно величия русского языка. Не то, чтобы я хотел представить город в лучшем свете, а просто не успел в детали углубиться: она мне сказала, что у нее там и машина будет. Не такая, конечно, как этот ЗиС, но вполне себе самобеглая повозка с мотором, способная передвигаться без посторонней помощи. Разговор свернул на обсуждение достоинств и недостатков разных моторизованных средств перемещения человеческих тушек в пространстве, я ей посоветовал отправить «Победу» туда, откуда она возьмется и взять «Векшу»: под ней и валяться целыми днями не придется, и топливо найти куда как легче будет. В конце-то концов «Векша» со своим дизелем могла и на керосине прекрасно ездить. Ну, не совсем прекрасно, но могла – а значит, ее заправить вообще в любом сельпо можно было: керосиновые лавки на самом деле уже в любой деревне имелись. По крайней мере в Горьковской области – так точно в любой, да и Владимирская с Ивановской если в этом и отставали, то лишь самую малость…
Ну а в самолете я сумел из Светланы Андреевны вытянуть, что же на самом деле случилось такого, что меня так срочно товарищ Сталин к себе позвал. Понятно, что это было связано с бурным оттоком специалистов из столицы в разные тьмутаракани, но, судя по задаваемым мне Матвеем Федоровичем вопросам, дело было не только и даже не столько в этом. И действительно, оказалось, что меня так внезапно дернули потому, что я не очень-то в своих прогнозах и ошибся – хотя я очень сильно ошибся в главном. Ну да, я же Шарлатан, и умудрился даже самому себе наврать – однако результат получался вроде бы даже лучше, чем я ожидал, заметно лучше.
В молодости я часто встречался с термином «непредсказуемость тупизны», которым любили отмазываться разработчики, встретившиеся с проблемами внедрения своих программных продуктов среди обычных людей. И действительно, что может сделать человек, в проблеме не разбирающийся, предсказать довольно сложно (если в принципе возможно), однако общее направление его действий, если знать, к чему этот «непрофессионал» стремится, все же гораздо проще. А если известны (статистически известны) действия данного «непрофессионала» в различных ситуациях, то предугадать его действия в любой другой ситуации становится не особо и сложной задачкой. А я про Никиту в юности довольно много слышал, во взрослом состоянии немало прочитал – и где он напортачит (и даже как именно он это сделает) в целом для меня тайной не было. И я – на манер Нострадамуса, то есть совершенно непонятно и неоднозначно – расписал его действия при осознании неминуемого провала по всем планам, а затем очень аккуратно все его тупые ошибки «объяснил» базовыми идеологическими установками троцкизма. Причем Никита Сергеевич даже мои самые светлые надежды превзошел: я-то, например, думал, что он тихо, строго через парткомы, начнет кампанию по запрету увольнений специалистов, а он в газете статью напечатал, в которой открытым текстом сообщал, что добьется запрета на увольнения «по собственному желанию», причем не только для партийных. Да и второй мой тезис о том, что позже Хрущ постарается проблему усугубить (чтобы, понятное дело, навредить советской власти и лично товарищу Сталину), исполнился вообще на сто сорок шесть процентов: в сентябре, невзирая на острейшую уже нехватку рабочих на заводах он разослал директиву, по которой эти заводы были вынуждены почти двести тысяч человек отправить в поля картошку собирать, а как раз первого ноября «окончательно раскрыл свое троцкистское мурло»: разослал в несколько десятков крупных предприятий совершенно невыполнимые задания на производство «мелкой строительной техники».
Принципиально невыполнимые: он особо указал, чтобы машины эти были даже дешевле, чем они производились на предприятиях КБО – но фокус заключался в том, что у нас в графе «Итого» указывалась вовсе не цена конкретной машины. Так как все эти машины никуда не продавались, а использовались исключительно в строительных подразделениях Комбината, для упрощения бухгалтерии здесь проставлялась лишь зарплата рабочих, выпускающих эту машину на заводе, без учета стоимости сырья, материалов, комплектующих и всего прочего, а это составляло хорошо если четверть полной стоимости производства. Все остальные расходы точно так же списывались «на внутренние производственные затраты» на заводах-производителях материалов и комплектующих, и баланс всегда сходился – но кукурузнику обо всех этих «бухгалтерских извращениях» никто, понятное дело, сообщать не собирался…
А моя ошибка заключалась даже не в том, что не смог предвидеть всю глубину его идиотизма. В принципе, из «прошлой жизни» я знал, что Никиту очень не любил товарищ Берия, и искренне надеялся, что именно ему поручат «расследовать антигосударственную деятельность» персонажа – но об этом знал и Иосиф Виссарионович, а потому посчитал, что в этом случае объективности от расследования можно не ожидать. И Сталин поручил с Хрущем разбираться товарищу Андрееву. Который был, как я узнал, Председателем Комиссии партийного контроля, и, по факту, был вторым человеком в партии. Но у Андреева вроде со здоровьем были некоторые проблемы, что-то вроде со слухом у него было не в порядке – и тот поручил провести все расследование своему первому заму товарищу Шкирятову, тоже известному своей неподкупностью и дотошностью. Ну, тот расследование и провел, а меня, как сказала Светлана Андреевна, позвали уточнить кое-какие мелочи исключительно для того, чтобы определить, какую высшую меру наказания применить к лысому троцкисту. А так как КПК расследования проводила не только глубоко, но и широко, там не одного Хруща на прицел взяли, а очень много людей, которые оказались, по существу, его «пособниками», были схвачены за жабры. Очень плотно схвачены, о чем я узнал уже из газет: к празднику, например, «слегка поменялось» руководство Украины, и, судя по написанному в «Правде», партийных руководителей там поменяли поголовно, а советских тоже больше трех четвертей было заменено. Вот только куда дели прежних, в газете не написали…
Точнее, написали лишь об одном человеке: «дорогого Леонида Ильича» «снова» отправили в Молдавию, а больше фамилии украинских руководителей вообще нигде и никак не упоминались. Но я кое-что все же узнал. Случайно, можно сказать, узнал. Где работает Светлана Владимировна, я, в принципе, догадался быстро – и догадка моя подтвердилась буквально через неделю после праздника, когда она позвонила мне в дверь. Сосед – партийный деятель средней руки – уехал на Украину, а освободившуюся квартиру как раз «товарищу Уткиной» и выделили. И она зашла к мне поинтересоваться, где тут можно быстро мебель хоть какую-то быстро приобрести не очень дорого. А мне как раз пришли заказанные в Сомово шкафы и кровати на всю нашу компанию, и я ей предложил «взять пока ту, которую мы выкидывать собрались». Пообещав ей к весне заказать мебель уже хорошую:
– А вы к нам надолго?
– Ну уж на несколько лет точно.
– Тогда я бы посоветовал вам с мебелью особо не спешить.
– Полезный совет, а спать мы на чем будем? Я-то ладно, а вот детям на полу спать вроде как неправильно.
– Возьмите у нас, я новую как раз приобрел, а старую хоть выкидывай. Но она и старая-то очень относительно, мы ее только в первому сентября взяли – именно чтобы временно перебиться. Вы пока и на такой поспите… а сколько вас? У нас только четыре кровати…
– Трое: я, сын и дочка. Ну советы ты даешь действительно неплохие… вот только я одна смогу все перетащить?
– А я вам помогу, тут и нести-то из двери в дверь… то есть не сам помогу, а Ваську, Вальку и Настю к переноске тяжестей привлеку, за полчаса справимся. А неплохая у вас квартира…
Квартиру ей действительно выделили весьма приличную, трехкомнатную (или четырехкомнатную, если темную, без окон комнатку площадью в районе семи метров комнатой считать), и мы всю ненужную нам мебель вообще за пятнадцать минут туда перетащили. Через три дня в квартиру въехали и ее дети: флегматичный Виталик, семнадцати лет от роду и пятнадцатилетняя Вера, шустрая, как электровеник. С которыми мы мгновенно подружились, точнее, они с нами подружились: Светлана Андреевна целыми днями на работе была занята (а часто и вечерами), Виталик с Верой тут вообще никого не знали и, понятное дело, друзьями не обзавелись – а тут мы под боком. Причем у нас и телевизор был, так что поводов «зайти в гости к соседям» хватало.
И к новому году я про новую соседку знал практически всё: звание у нее было «подполковник госбезопасности», муж в войну погиб, чем она в Горьком занималась… дети ее, конечно, не знали точно, но я о том, что делается в Арзамасе номерном и раньше знал, да и о работе Игоря Ивановича был, в общем-то, в курсе – а соседка несколько раз у меня интересовалась как туда побыстрее проехать. Ну да, никаких навигаторов пока еще не было, да и карты, особенно по части дорог, оставляли желать лучшего…
А когда я, узнав случайно, что у соседей в школе трудности намечаются, в эту школу зашел и с народом поговорил немного, заметив, что «тут мои соседи ничего еще про город не знают и испытывают разные трудности, а это нехорошо», и с соседкой очень добрососедские отношения наладились. И она – в порыве благодарности за своих детей, не иначе – открыла мне «страшную служебную тайну». Оказывается, Иосиф Виссарионович не удержался и мой «тайный конвертик»-то распечатал. А Светлана Андреевна мне сказала, что я теперь могу ходить по улицам не оглядываясь, так как все, в том «вложенном» письме перечисленные не товарищи мне ничего уже сделать не смогут, и вообще никому они ничего уже не сделают. А списочек я, между прочим, накатал там немаленький – но «советская репрессивная машина» эту кучку мерзавцев даже и не заметила. То есть заметила, походя так перемолола и выплюнула, навек вычеркнув их даже из памяти народной. Ну, мне очень хотелось думать, что навек…