Бразильцы кофе перед поставкой ферментировали просто в кучах и для проявления всех его свойств нужно было его лишь слегка обжарить – но вполне можно было и без этого обойтись. А вот эфиопы кофе поставляли «как есть», то есть они его собирали, очищали ягоды от мякоти, сушили зерна на солнышке и насыпали в мешки, отправляемые покупателям. И в таком виде – если зерна просто перемолоть и сварить – у него что вкус, что аромат воображение уж точно не поражали. А вот если его правильно обжарить, то напиток получался просто божественный – но много ли в стране было специалистов именно по приготовлению эфиопского кофе? Но я понадеялся, что уж у Лаврентия Павловича нужный специалист найдется – и угадал.
Лаврентий Павлович нажал какую-то кнопочку на стоящем перед ним аппарате – черном телефоне, у которого снизу была панелька с десятком примерно больших белых клавиш (я подумал, что это обычный офисный селектор сейчас в таком виде производится), повторил вслух наши заказы, и замолчал, видимо ожидая, когда заказанное принесут. И молчал он минуты три, а затем в кабинет зашел мужчина с подносом, поставил перед Светланой Андреевной чашку с чаем, чайник, сахарницу (одну на нас двоих), а передо мной – чашку, в которую он налил чуть ли не кипящий еще кофе из настоящей джезвы и рядом поставил небольшой молочник, емкостью грамм на пятьдесят. И предупредил, что в нем сливки налиты, а если я хочу просто молока, то он сейчас же его принесет. Но я от «просто молока» отказался, меня уже буквально в задницу шило кололо – так хотелось узнать, что же от меня Берии-то столь срочно потребовалось, что нас вечером в воскресенье к нему вызвали.
Я, конечно, старался сделать морду кирпичом, но, похоже, подучалось у меня это неважно: Берия на меня смотрел, не скрывая улыбки. А когда я размешал у чашке сахар, долил сливки, отхлебнул и, не удержавшись, вопросительно посмотрел на «всесильного наркома», он, наконец, открыл рот и поинтересовался:
– Шарлатан, расскажи нам, зачем ты попросил товарища Косберга сделать реактивный мотор? И почему ты попросил это сделать именно его?
Глава 12
Лаврентий Павлович смотрел на меня с явным интересом, точнее даже с любопытством, как на какую-то непонятную диковинку: с тем же выражением лица на новый «золотой желудь» смотрел, допустим, и Юрий Исаакович. То есть лицо выражало одно: штука явно интересная, но ни фига непонятно, зачем она вообще такая нужна и что с ней можно делать. Но кроме любопытства в его взгляде я ничего не заметил, а на вопрос он явно ждал ответа.
– А что, товарищ Косберг уже мотор сделал?
– Сделал.
– Вот для этого я его и попросил двигатель сделать: чтобы он его сделал. А почему его… Двигатель керосиновый?
– Что? Ну… да. Тогда следующий вопрос: а почему именно керосиновый?
– Почему-почему… Любому школьнику понятно, что если у керосина теплотворная способность вдвое выше, чем у спирта, то делать мотор на спирте, то для такой же по мощности ракеты топлива потребуется тоже вдвое меньше. А делать ракету на спирту – это откровенное низкопоклонничество перед западом: вон, фон Браун на спирту делал и мы давай так же, мозг при этом включать не обязательно.
– Даже так? Тогда вернусь в предыдущему вопросу: почему ты пору… попросил его делать именно товарища Косберга?
– Это же очевидно: в моторе таком главное – это форсунки, причем очень непростые: с одной стороны керосин буквально комнатной температуры, с другой кислород с температурой в минус двести. То есть форсунки потребуются очень непростые, а Семен Ариевич в форсунках точно разбирается: он такие хорошие системы прямого впрыска топлива для бензиновых моторов придумал! И придумал, кстати, очень быстро – а теперь и мотор керосиновый тоже, как вы говорите, придумал. И даже сделал!
– Хм… понятно. А зачем тебе мотор такой?
– Мне он вообще не нужен, ракетный мотор нужен чтобы делать ракеты.
– Ты собрался ракету делать? – очень удивился Лаврентий Павлович.
– За кого вы меня принимаете? Ракеты делают инженеры-конструкторы, а я буду математиком… если все же университет закончу.
– А ты знаешь инженеров, которые с этим мотором ракету будут делать?
– Ну… зависит от того, какой мотор у Семена Ариевича получился. Я же не знаю, какой он сделать-то сумел.
– Как это – не знаешь? Ты же заказ составил, финансировал всю разработку…
– Я просто попросил его сделать мотор, а потом попросил Зинаиду Михайловну, если она, конечно, изыщет возможность, Воронежскому ОКБ финансово помочь в этой работе. И всё, а теперь я постараюсь узнать у него, какой именно двигатель он смог сделать и подумаю, кто на таком может нужную стране ракету построить. Нормальную ракету, а не нынешнее убоище с удельным импульсом в двести секунд.
– Ты даже такие слова знаешь… ладно. Товарищ Косберг предложил двигатель, керосин-кислородный с тягой около десяти тонно-сил и удельным импульсом в триста двадцать секунд. Тебе этого достаточно, чтобы опре… придумать, кто бы мог на таком двигателе построить нормальную, как ты говоришь, ракету?
– Десять тонн всего? Ну да, наверное ему Зинаида Михайловна денежек-то подзажала. Но и это уже неплохой результат, можно ракету сделать куда как лучше нынешних.
– На нынешних-то двигатели уже под сорок почти тонн.
–Значит, нужно четыре десятитонника ставить. Даже если четыре получатся тяжелее одного спиртового, то только за счет уменьшения массы топлива выигрыш все равно получится очень заметным. А что до того, кто такую ракету построить может, то тут и думать нечего: ракету нужно поручить делать ОКБ-51. А то то, чем они сейчас занимаются, приличным словом и не назвать.
– Это почему? И откуда ты знаешь, чем там занимаются?
На несколько секунд (или даже минут) я «забыл», что расспрашивает меня «самый страшный человек в СССР» и представил, что я просто разговариваю с потенциальным заказчиком, который на самом деле знает, что именно ему нужно, но не знает, как это толком объяснить. А такие заказчики очень редко встречаются, и с ними нужно общаться исключительно бережно и конкретно, так как с ним еще работать и работать – так что я не стал даже выдумывать какую-то «правдоподобную легенду»:
– Я же занимаюсь… занимался и сейчас периодически людям помогаю в разработке разных непростых систем управления. Тому же Вовке Чугунову… вы не волнуйтесь, все допуски у меня оформлены. И помогаю, бывает, и тем, кому Вовка сам по работе помогает. А чтобы систему управления хотя бы вчерне придумать, просто нужно знать, чем эти системы управлять должны. Не в деталях – детали пусть разработчики изучают, а хотя бы общую архитектуру представлять. Вот и нахватался несколько излишних знаний.
Лаврентий Павлович, когда я это произносил, «выразительно» посмотрел на Светлану Андреевну, но та лишь кивнула, подтверждая видимо, что да, допуски у меня уже есть. Тот несколько секунд подумал и задал, судя по всему, последний вопрос:
– То есть ты предлагаешь текущую работу пятьдесят первого ОКБ закрыть и переориентировать его на разработку баллистических ракет?
– Ну да, вы на этом сэкономите несколько лет и кучу денег не выкинете в помойку.
– А почему ты так уверен, что страна деньги просто выкинет, если ОКБ-51 продолжит нынешнюю работу?
– Потому что я уже сам делал беспилотные самолетики и прекрасно понимаю их возможности. Даже если на них поставить идеальную систему наведения, пользы он них будет чуть меньше чем нисколько. С пульсирующим двигателем средняя скорость у них будет в районе шестисот километров, восемьсот максимум – то есть его легко перехватит даже винтовой истребитель, не говоря уже о реактивных. А так как у беспилотника никакой защиты от истребителей нет и они даже маневрировать не могут потому что неизвестно, когда им нужно уклоняться от пулеметов, то сбить их – это задача для начинающего летчика-практиканта. А игрушки получаются все равно довольно дорогие, и получится, что мы будем просто делать учебные мишени для вражеских пилотов, причем очень недешевые мишени. Но и это лишь в случае идеальных систем нацеливания, а так… мы же даже ветровой снос отследить сейчас не в состоянии!
– Написать это словами на бумаге можешь? Сколько тебе на это времени потребуется?
– Ну, часа два-три, не меньше.
– Договорились. Ты все это на бумаге запиши… сегодня же запиши, вас сейчас в гостиницу отправят и там этим займись. Как закончишь – передашь написанное полков… Светлане Андреевне, а завтра утром полетишь домой. Рано утром, все же у тебя, как я наслышан, сейчас тоже дел невпроворот. Сейчас пять минут подожди в коридоре, я с товарищем полковником еще кое-что обсудить должен – и поедете в гостиницу. Все понятно?
Писаниной я занимался всю ночь. То есть то, что просил написать товарищ Берия, я на бумаге изложил меньше, чем за час – но в процессе написания у меня разные воспоминания всплыли, и до утра я развлекался, записывая свои «воспоминания о будущем». Ракетчик из меня, конечно, вообще никакой, но телевизор-то я смотрел, а потом и в интернете много разного интересного видел. Так что «наметить пути развития советской реактивной техники» мне большого труда не составило, да и писал я ночью уже не столько о ракетах, сколько о… да вообще обо всем, куда в баки заливается керосин. Или уже не керосин, или даже не заливается. Но все равно писал я в основном о системах управления, и не только управления разными летающими аппаратами. Бумаги я успел испачкать очень много, почти всю довольно толстую тетрадку исписал («прошитую и пронумерованную»), а около пяти, когда я решил, что уже хватит и можно слегка вздремнуть перед обратной дорогой, ко мне в номер постучала Светлана Андреевна и сказала, что пора на аэродром. Когда я вышел и передал ей свою писанину, она, глядя на меня, лишь головой покачала:
– Что, сосед, совсем что ли ночью не спал?
– Марк Твен говорил, что удача стучит в каждую дверь, но иногда люди этого стука не слышат потому что в этот момент сидят в соседней пивной. Ко мне сегодня удача постучалась, а второго шанса все объяснить людям вроде Лаврентия Павловича как раз тогда, когда он этих объяснений ждет, в жизни может и не представиться. Так что бессонная ночь – это небольшая пл