– Сла… Товарищ Струмилин, вы тут закон и сами можете… и, наверное, даже должны дать соответствующие указания Минфину.
– Уже дал, просто информирую, на случай, если украинцы жаловаться на меня станут, чтобы это неожиданностью для вас не было…
Сессия у меня прошла очень неплохо, даже можно сказать хорошо. А вот что отлично, сказать уже было нельзя, все же старый «затык» с физикой никуда не делся и я с некоторых трудом по физике получил «хор». Чем несколько удивил Марию Тихоновну и она даже зашла ко мне уточнить, а не желаю ли я экзамен все же пересдать. Но я не пожелал, зато мы о многом другом поговорили, причем говорили вообще до позднего вечера и мне пришлось ее даже домой отвозить – но оно того стоило. Все же тетка было действительно очень умная и свою науку знала куда как лучше большинства знакомых мне (в «прошлой жизни») очень остепененных физиков.
А в последний день сессии парни из индустриального сказали, что они сделали столь нужный мне девайс: устройство ввода и вывода данных на перфоленту, управляемое в том числе и по командам, поступающим от компьютера. И меня больше всего в этом порадовало то, что и то место, куда его втыкать в компьютер предстояло, тоже уже появилось. В очень, мягко говоря, предварительном варианте, но появилось: в университете математики и физики, накинувшись довольно большой толпой на поставленную задачу, изготовили некий прообраз канала для ЭВМ, то есть устройства сопряжения вычислительной части машины и периферийных устройств. Пока что этот канал мог работать с одним периферийным устройством (причем все равно с каким, у него скорость ввода и вывода информации могла варьироваться от практически нуля до миллиона байт в секунду), но схема получилась уже полностью рабочей, а вообще в канале предусматривалась возможность работать одновременно с шестнадцатью устройствами одновременно – ну а реализовать эту «возможность» ребята собрались «уж точно до Нового года».
А еще они же (правда, уже другая группа) изготовили вообще «самую нужную бухгалтерам машину»: калькулятор. Простой такой калькулятор, который умел числа складывать, вычитать, умножать и делить. И калькулятор включал в себя уже отлаженную схему сумматора от готовой вычислительной машины, два шестидесятичетырехразрядных регистра, новую схему, которая в регистре число превращала в отрицательное и схему умножения двух чисел, тоже в готовой ЭВМ в принципе отлаженную, только сейчас ее расширили для работы с такими блинными регистрами. И результаты расчета выводились на дисплей из двух вакуумно-люминесцентных индикаторов. Вообще-то «калькулятор» работал с машинной тактовой частотой в десять мегагерц и при умножении больших чисел даже на глаз было видно, что «машина думает» – однако все равно «думала» она на порядки быстрее механических арифмометров. А потребляла при этом всего полкиловатта электричества и легко помешалась в небольшую тумбочку. Ну, по сравнению с творениями товарища Лебедева небольшую, и даже по сравнению с машиной Брукса: сорок пять сантиметров в глубину, метр-двадцать в ширину и восемьдесят в высоту. И ведь даже гудела она куда как тише, чем германский «Рейнметалл» на холостом ходу: я парням, которые систему охлаждения в нее ставили, намекнул, что если лопасти вентилятора делать несимметричными, то шума будет гораздо меньше.
Последнее я, конечно, не сам придумал: когда мне доводилась работать на машинах серии ЕС ЭВМ, я обратил внимание на то, что болгарские устройства шумят куда как тише отечественных, немецких или венгерских, и электронщики (а системный программист в те времена был лучшим другом этих электронщиков, ибо от последних зависело, сможет он сегодня поработать или нет) как раз и рассказали про «маленькую хитрость болгарских вентиляторов». Потом про эту хитрость народ как-то подзабыл, так как потом в компах уже сотни вентиляторов не ставили – а я сейчас вспомнил, и оказалось, что очень кстати.
И когда машина целиком уже заработала – с каналом, с новым пультом управления, на котором появилась кнопка «Загрузка» и переключатели адресов откуда данные загружать и куда, а так же кнопка «старт», запускающая программу с набранного адреса, то я буквально за пару дней отладил свою программу ассемблера и «перешел на следующий уровень». То есть приступил к разработке уже прикладных программ.
Точнее, я занялся составлением техзадания на прикладную программу, программу для бухгалтерии Зинаиды Михайловны. Она все же почти закончила матмех и поняла, что я говорю когда я ей рассказывал о необходимости разработки таких программ для того, чтобы бухгалтерия могла вычислительной машиной пользоваться. И допустила меня в «святую святых» своего министерства: в расчетный отдел, где усердно трудилось человек тридцать. И этим женщинам было строго-настрого указано, чтобы они мне очень подробно рассказывали что и зачем они делают и каким образом свои циферки считают – а так же я получил полный доступ ко всей финансовой документации. И, откровенно говоря, меня эта документация очень сильно удивила.
Ведь Минместпром отвечал за все жилищное (и социальное) строительство в республике, но я даже понятия раньше не имел, сколько и как всего у нас намечено выстроить и сколько ресурсов на это страна пускает. А заодно я узнал, что вот уже три года СССР, еще не полностью оправившийся от последствий войны, тратил буквально миллиарды на создание целой индустрии, которая должна была обеспечить людям нормальную жизнь. Все мои предшествующие потуги «дать людям жилье» на этом фоне выглядели детскими играми в песочнике: в стране только заводов по производству башенных подъемных кранов было четыре построено и запущено, три завода выпускали автокраны, а всего предприятий, производивших разнообразную строительную технику, уже было больше полутора сотен. И только в РСФСР было запущено больше ста шестидесяти заводов про производству сборного железобетона. Причем эти заводы вовсе не безличные блоки должны были производить: оказывается, по прямому указанию Сталина архитекторами были разработаны больше полусотни «типовых архитектурных орнаментов» для того, чтобы выстроенные из блоков здания были еще и красивыми (и разными, не выглядящими унылыми штамповками барачного типа). А формы для изготовления бетонных элементов вообще изготавливались из каких-то безумно дорогих сталей – но только такие могли на заводах прослужить достаточно долго. И я вспомнил, как в свое время отец моего приятеля рассказывал, что «при Хрущеве на два года задержали программу массового строительства из-за того, что дорогущий металл отправили за границу в виде металлолома, а затем два года из дерьма делали «упрощенные» новые формы для бетона».
А еще были выстроены и запущены несколько трубных заводов, заводы по производству различной арматуры от кранов для воды и ручек для дверей и окон до теплообменников горячего водоснабжения и централизованных отопительных систем. И буквально с нуля была создана целая промышленность по изготовлению керамических канализационных труб, способных работать в эпицентре ядерного взрыва – а под это три научно-исследовательских института организовали, которые занимались разработкой «оптимальных систем канализации». Ну да, гадят-то люди много, и в канализацию много чего спускают – и все это требовалось аккуратно и «незаметно для жителей населенного пункта» куда-то деть и там правильно переработать, чтобы не засрать всю окружающую город местность…
А еще я узнал, что у Зинаиды Михайловны была отдельная статья расходов, скромно озаглавленная «Хотелки Шарлатана», и запланированные (заранее запланированные, еще до того, как я с какой-то новой идеей к ней приходил) суммы меня приятно порадовали. По этой статье исключительно разные исследовательские программы финансировались, и по этой статье финансирование шло…
Точнее, по этой статье стояло ограничение для бухгалтеров планового отдела министерства, ограничение в «десять процентов от доходов, полученных от программ, инициированных Шарлатаном за предыдущие три года». И меня удивила даже не щедрость Зинаиды Михайловны, а получаемые по этой статье суммы: оказывается, я-то довольно много «наработать» успел. Ну и «расходная часть» этой статьи меня порадовала: некоторые идеи я просто так, вскользь упоминал, а специально выделенные люди идеи мои рассматривали и запускали в работу. Таким образом в Дзержинске появился «местпромовский» Институт тонких пленок, который сего-то меньше года как заработал, но уже начал денежку в бюджет приносить, причем не особо и мелкую.
Вообще-то магнитофоны в стране производились уже четвертый год, сначала киевляне начали выпускать страшного монстра под названием «Днепр», затем еще несколько заводов подключилось, а в Москве вообще приступили к производству «репортерского» переносного магнитофона, работающего на батарейках. Правда, чемодан с батарейками репортеру должен был специально выделенный очень крепкий мужик носить, но не в этом суть. Суть было в том, что пленку для магнитофонов в СССР пока никто не делал, и использовалась пленка германская, причем ацетатная. А в институте тонких пленок придумали, как делать пленку уже лавсановую, причем ее стали там же, на опытном заводике института, и выпускать. И пленку они уже выпускали двух видов: толстую, как основу для кино- и фотопленок, и совсем тонкую, как основу для пленок магнитных. К тому же последнюю они придумали как сразу магнитным лаком покрывать – а вот это было уже по-настоящему интересно. И я, бросив все прочие дела, помчался в Дзержинск: это же ведь совсем недалеко. А то, что за эту поездку я очень больно получил по мозгам от соседки, было уже не очень-то и страшно…
Глава 17
Вообще-то Светлана Андреевна мне головомойку устроила не сразу как я вернулся из Держинска, а вообще через день, в воскресенье. Когда все мои родственники убыли в Кишкино. То есть убыла лишь Валька, остальные по стройотрядам еще в июне разбежались, а она на лето работать устроилась в университете. Но по воскресеньям каждый раз уезжала домой, и соседка, похоже, именно того, когда я один останусь, и дожидалась. Впроче