В общем, радио срочно нуждалось в помощи. Требовались смелые глобальные идеи. И в следующие пятнадцать-двадцать лет доктор Бринкли поставлял на радио самые глобальные идеи.
Как всякий крупный лидер, он умел разглядеть талант и направить его в нужное русло – в данном случае людей из совершенно другого круга, людей, которые не интересовались трансплантацией желез, но не могли не откликнуться на вызов, брошенный им как специалистам. Одним из таких был нанятый им в качестве главного инженера Джеймс О. Уэлдон из Далласа, Техас. Уэлдон, который легко бы мог сойти за брата актера Фреда Астора, был почти гением в только что зародившейся области радиотехники. За лето 1923 года он без посторонней помощи и с нуля разработал проект, соорудил передающие устройства, разместил их в небольшом кирпичном здании неподалеку от Милфорда и возглавил строительство рядом с радиостанцией двух трехсотметровых вышек.
Он оказался настолько на своем месте, что еще за несколько месяцев до завершения строительства «KFKB» («Канзас – первый, Канзас – лучший»[18]) Бринкли передал все дела в его руки, а сам, купив билет на океанский лайнер, пустился в турне по азиатским странам, где проводил операции по подсадке козлиных желез.
Первой страной, где супружеская чета задержалась, был Китай. Там Бринкли сделал операцию президенту Пекинского банка, затем еще ряд операций, по воспоминаниям Минни, четырем мужчинам и одной женщине; среди оперированных был и «дядя того мальчика, который занял бы трон императора, не превратись его страна в республику». Тогда-то «Чайниз пресс» и воспела нового гостя, назвав его Столпом Человечности. Затем они с Минни направились на юг, где доктор прикупил немного ворованного антиквариата, посетил в Сайгоне поселение евнухов и на корабле в Малаккском проливе сделал обрезание сиамскому принцу.
Пока они занимались этим, в Штатах вышла книга Эдварда Л. Бернейса «Кристаллизируя общественное мнение», наделавшая немало шума. Назвав свой труд практическим пособием для выбравших для себя новую профессию, которой автор считал область связей с общественностью, книга развивала взгляды, почти полностью совпадавшие со взглядами Бринкли.
Бернейс не первый, кто занялся созданием образа. Десятилетием ранее нефтяной магнат Джон Д. Рокфеллер по совету Айви Ли раздавал монетки бедным детям в надежде стереть общепринятое представление о себе, как о бессердечном пройдохе и негодяе. Но если Ли считал себя бегуном на короткие дистанции и не заглядывал далеко вперед, Бернейс прозревал горизонты будущих столетий: хвастливый коротышка и обладатель выдающихся усов, он был призван стать творцом общественного мнения.
В вышедшей в 1923 году книге и в ее продолжении «Пропаганда» Бернейс излагает захватывающую теорию, согласно которой общественное мнение способно заменить собой бога. Потрясенные бойней мировой войны, объяснял он, миллионные массы отшатнулись от религии. Блуждая в экзистенциальном тумане, они жаждут обрести путь и цель своего существования. Кто же укажет им верный путь? Ну конечно, крупный бизнес. В наше время благодаря успехам в изучении человеческой психологии «стало возможным контролировать массы и строить и направлять их согласно нашему желанию таким образом, что они не будут этого знать». Американские корпорации не только могут, но и должны использовать свою власть. Без «публичности в качестве инструмента контроля» безбожный мир превратится в хаос и рассыплется в прах.
Связи с общественностью как нравственный долг – что может быть более соблазнительным для среднестатистического предпринимателя! Внезапно Бернейс превратился в звезду на небосклоне общественных наук – в некоторых кругах звезду чуть ли не равную по яркости дядюшке Бернейса Зигмунду Фрейду, чье имя он упоминал с завидной регулярностью. Оба являлись сторонами одной и той же монеты, а пресса всячески помогала ему укрепиться в этом мнении.
«Великий венский доктор, – поясняла «Атлантик мансли», – старается высвободить скрытое либидо индивида, в то время как его американский племянник занят высвобождением (и направлением) потаенных желаний толпы».
Но одному человеку, находившемуся за границей, не нужны были премудрости науки о том, как «строить успех». Еще до отъезда в Азию Бринкли нанял по меньшей мере четырех агентов в четырех разных городах – Милфорде, Топеке, Чикаго и Нью-Йорке, чьей единственной и особой задачей было превозносить его в глазах общественности. Умные и изобретательные, эти люди предлагали публике те или иные аспекты и углы зрения и даже писали для газет истории и репортажи о выдуманных событиях в стране и за рубежом. Американцы переставали жевать свой утренний тост и благоговейно раскрывали рты, читая в газете, что Его Высочество Махараджа Таку-Галаб Морвийский едет в Милфорд из далекой Индии, чтобы подвергнуться операции по подсадке козлиных желез. Двадцать первого апреля 1928 года в геттисбергской «Стар энд сентинел» появилось следующее сообщение:
Трансплантация желез получила признание в Японии!
Престарелые инвалиды возвращаются на свои рабочие места!
Козлы лучших пород! Заоблачные цены!
«Пересадка козлиных желез, – говорилось в статье, – вводится японским правительством как обязательная… За последние месяцы операции подверглись более двух тысяч пациентов, и теперь они, вернувшись к работе, сами зарабатывают себе на жизнь». Многие из них восстановили зрение, у многих, как сообщалось, отросли волосы. Доктор У. Г. Баллоу из Нью-Йорка («отлично информированный ученый, которому ведомы вещи самые отвлеченные и знакомы идеи самые недоступные») расписывал выдающиеся заслуги и мастерство Бринкли. Из всех пресс-агентов Баллоу был самым звонкоголосым и убедительным. «Дети, рожденные теми, кого наградили железами от козлов, – заявил он однажды, – отличаются удивительным здоровьем и повышенной степенью восприимчивости… Новые железы дают не только новую жизнь мужчинам и женщинам нашего поколения, они обеспечивают рождение нового, улучшенного, поколения людей. Могу сказать, что в ходе создания человека нового, высшего, типа открытие доктора Бринкли имеет первостатейное значение и обладает огромной важностью для всего человечества».
Возвращаясь через Китай, доктор продолжал внимательно следить за ходом строительства радиостанции, получая сообщения от Уэлдона и других. Трудностей было не счесть, так как местные строители плохо разбирались в том, что, собственно, они строят. Строительную площадку опустошил сильный пожар, и все пришлось начинать заново. Но Бринкли не смутило и это. В номерах отелей, в пароходных каютах он просиживал часами, записывая свои соображения, чертя эскизы и посылая их Уэлдону.
В Шанхае Бринкли сел на борт французского судна, плывшего в Гонконг. Перед тем как судну сняться с якоря, в порту был устроен фейерверк в честь другого пассажира судна – сэра Роберта Хотунга, британского филантропа, чей фонд спонсировал свержение старого императора. Глухие взрывы от пущенной в ночное небо ракеты были слышны еще долго после отплытия. Сэр Роберт ушел к себе в каюту, а Бринкли все стоял и стоял на корме, глядя на пляску огней в небе. Охваченный восторгом самозабвения, он одиноко стоял у перил, пока след от последней ракеты не растаял в воздухе.
Глава 15
Это было странное дело. Эвелин Лайонс лежала дома в постели, поправляясь после незначительных травм, полученных в автокатастрофе, когда доктор Г. Дж. Хефнет попытался измерить ей температуру. Согласно сообщению, помещенному в местной газете «Эсканаба (Мичиган) дейли пресс», «ртуть термометра мгновенно поднялась до самого верха шкалы, и стекло треснуло». Озадаченный врач взял другой термометр, покрепче, производства Всеамериканского бюро погоды, и сделал новую попытку. Градусник показал поразительный результат – 118 градусов[19]! Дни шли за днями, а температура все не падала, ни разу не опускаясь ниже 114 градусов, и при этом молодая женщина, как ни странно, оставалась жива. По прошествии какого-то времени случай, поначалу передаваемый как забавная сплетня, занял первые полосы центральных газет по всей стране. Другие доктора, приглашенные, чтобы подтвердить показания термометра, тоже терялись в догадках. «Вопреки своему состоянию сознание она не теряет и рассуждает здраво», – докладывал доктор Хефнет.
Происходило это в начале марта 1923 года. Две недели подряд температура пациентки колебалась около 115 градусов, а ее городок кишел репортерами, знахарями, астрологами и пропагандистами здорового образа жизни всех рангов и мастей. Почтальоны сгибались под тяжестью мешков с рекомендациями. Редактор одной иноязычной газеты обещал мисс Лайонс выздоровление, если станет она жевать травку, «известную одним лишь сирийцам». Жительница Калифорнии делилась своим открытием, что эта лихорадка насылается русскими при помощи «радиодемонов». Интересно, что наибольший скепсис проявляли знахари, подозревавшие женщину в обмане. Дама получила ряд писем, так сказать от мошенников мошеннице, с предложениями поделиться гонораром, если она разрешит им приехать и «вылечить» ее. В то время как медики консультировались с европейскими светилами, влажная от пота больная, простертая в постели, принимала поток посетителей и ворохи пожеланий скорого выздоровления. «Я устала, я так устала быть больной, – сказала она одному из визитеров. – Но скоро я поправлюсь, я знаю, что поправлюсь, ведь все так внимательны ко мне, так добры, – кивком она указала на подступавшие к кровати джунгли букетов с карточками добрых пожеланий. – Просто сердце радуется!»
На следующей встрече клана у Шлогля обсуждали недавнее сообщение о том, что «девушка из Эсканабы бросается в снег, чтобы остудиться. Редактор «Чикаго дейли ньюс» осведомился у Морриса Фишбейна, как у штатного медицинского эксперта, что он об этом думает. Фишбейн ответил, что это обман. Его друзья хором потребовали, чтобы он это доказал, а газета предложила оплатить ему поездку.