Каковы бы ни были причины, но Бринкли раскрыл объятия фундаментализму. Свои обширные владения в Милфорде он превратил в священное место, площадку для проповедей и богослужений на свежем воздухе… Так спасение души идет рука об руку с исцелением тела под бдительным оком одного из лучших ученых и самых стойких ревнителей веры на нашей планете.
Там же была процитирована Минни, описывавшая их «зеленый театр», площадку на открытом воздухе, где «демонстрируются картины религиозного и нравоучительного содержания, призванные напомнить людям о величайшем из людей».
В большом количестве были представлены фотографии.
ПРОПОВЕДУЯ ЕВАНГЕЛИЕ. ДОКТОР ЧАРЛЗ ДРЕЙПЕР, ПАСТОР ИНСТИТУТА БРИНКЛИ, ОТВЕРГАЮЩИЙ ТЕОРИЮ ЭВОЛЮЦИИ.
ВОСКРЕСНАЯ ШКОЛА ДЛЯ ДЕТЕЙ НА ИГРОВОЙ ПЛОЩАДКЕ В МИЛФОРДЕ, КАНЗАС: ЗДЕСЬ УЧАТ СУРОВОМУ ФУНДАМЕНТАЛИЗМУ, ХОТЯ СОВСЕМ РЯДОМ НАХОДИТСЯ КЛИНИКА, В КОТОРОЙ ДОКТОР БРИНКЛИ ПРОВОДИТ ОПЕРАЦИИ ПО ТРАНСПЛАНТАЦИИ ЖЕЛЕЗ.
БРИНКЛИ ДЕРЖИТ НА РУКАХ БИЛЛИ – ПЕРВОЕ «ДИТЯ ТРАНСПЛАНТАЦИИ».
Как поживает юный Чарлз Дарвин Меллинджер, второе «дитя трансплантации» в этом городе, не сообщалось. Но в результате такой мастерской пропаганды количество получаемых Бринкли писем подскочило до трех тысяч в месяц.
Среди тысяч радиослушателей его станции был и Энди Уайтбек, житель Каунсл-Блаффс, штат Айова. Его, как и других, тронуло то высокое благородство, с которым доктор выполнял свою миссию. Уайтбек мечтал о сложной четырехфазной операции на железах, одной их тех, что производил Бринкли, но они с женой еле-еле сводили концы с концами. Единственным сколько-нибудь ценным имуществом, которым они владели, был их дом. Теперь, как бы в ответ на призыв к молитве, они заложили дом, и Уайтбек направился в клинику Бринкли.
Там он познакомился с другим пациентом, фермером Джозефом Фритцем из Небраски.
«Энди рассказал мне свою историю, – вспоминал много лет спустя Фритц. – Он рассказал, что они с женой решили, что Бринкли, такой хороший добрый христианин, читающий такие чудесные проповеди по радио каждое воскресенье, поняв, как беден Энди, сумевший выручить за дом только пятьсот пятьдесят долларов, несомненно, сделает ему операцию за эту сумму, а может быть, как добрый самаритянин из Библии, сделает ее бесплатно. Скажет Энди: «Иди домой, верни эти деньги жене, выкупите ваш дом и да благословит Господь вас обоих!»
Но не на такого рода христианина он напал! Когда выяснилось, что Энди прибыл в клинику с пятьюстами пятьюдесятью долларами, Бринкли к нему даже не притронулся. Не заплатишь семьсот пятьдесят долларов – возвращайся восвояси, и никакой тебе операции.
Ни к кому в жизни я не испытывал такой жалости, какую чувствовал к бедняге Энди, когда тот стоял передо мной, плача как ребенок. Он так хотел этой операции, чтобы вернуться на свою прежнюю работу.
Тут вмешалась Минни, считавшая свою роль в клинике ролью благожелательной советчицы и бухгалтера: «Она сказала Энди, что ему придется добавить всего двести долларов. Они в два голоса принялись пугать его, говоря, что лишь козлиные железы могут его спасти, вернуть ему молодость и силу, а Энди не знал, как раздобыть еще денег. Со слезами на глазах он умолял Бринкли принять от него расписку в том, что выплатит недостающие двести долларов из своего жалованья постепенно, присылая деньги регулярно с каждой зарплаты». Бринкли не соглашался. В конце концов, – пишет Фритц, – миссис Бринкли связалась с работодателями Энди и получила от них письменное обещание вычитать из жалованья Энди и присылать ей деньги каждую неделю, пока все двести долларов не будут выплачены. Только после этого операция была сделана, и Энди отправился назад, к своему заложенному дому и предстоящему безденежью».
«Операция, – добавляет Фритц, – оказалась бесполезной. Уайтбек в своем письме к нему сообщил, что «чувствует себя намного хуже, чем до того, как Бринкли поработал над ним… Видимо, не его состояние хотел он облегчить, а лишь его кошелек». Что же до самого Фритца, то он радовался, что остался жив.
К несчастью, чем лучше налажена реклама, тем чаще она попадает не к тем людям, для которых предназначена.
Когда доктор Макс Торек, бывший наставник Бринкли и давний его недруг, прочел о присуждении последнему степени в Павии, он немедленно послал туда негодующую телеграмму с протестом. После подключился и Фишбейн, и они вдвоем начали бомбардировать итальянскую администрацию и медицинское сообщество Италии, засыпая их красноречивыми фактами и раскрывая им глаза на награжденного ими ученой степенью проходимца.
Подействовало: Бринкли был лишен ученой степени распоряжением Муссолини.
Глава 22
Возвращаясь в санаторий после очередного визита к Сэндбергу, Юджин Дебс почувствовал себя плохо и упал на тротуар. Не прошло и часа, как у Морриса Фишбейна зазвонил телефон. С огромным удивлением Фишбейн узнал, что Дебс, которого он не видел уже более четырех лет, просил, если его здоровью будет грозить опасность, обратиться только к доктору Фишбейну.
Так как практикующим врачом Фишбейн не был, к постели Дебса он направился вместе с двумя другими докторами. Но состояние великого социалиста было безнадежно. «Мистер Дебс стал очевидной жертвой крайнего истощения, – писал впоследствии Фишбейн. Больной лежал в постели, еле дыша… Знахари-натуропаты, столкнувшись с подобной критической ситуацией, пытались применить диатермию, глубокое прогревание, или же электролечение. Вероятно, из-за бессознательного состояния он получил ожоги, и следы от ожогов на месте наложения электродов были ясно видны на теле. Когда это не помогло, его стали колоть разведенным в воде соком кактуса – «старинное знахарское средство», потом попробовали дигиталис – поначалу в слишком малой пропорции, затем в слишком большой. Через несколько часов Дебс скончался».
В ту октябрьскую ночь 1926 года Фишбейн кипел от негодования. Годом ранее он выпустил книгу «Медицинские сумасбродства», в которой перечислил и систематизировал лавину обманных практик, причуд и заблуждений медиков. Теперь же он написал еще одну книгу: «Новые медицинские сумасбродства» (1927) – свежий каталог различных мошенничеств, которые он, по словам «Нью-Йорк таймс», «всячески бичует и, сыпя колкостями и язвительными насмешками, поджаривает на костре негодования». Среди мошенников были названы и создатели фантастических диет и экстремистских способов снижения веса, подобных тем, что применял Линдлар, которого Фишбейн считал виновником гибели Дебса.
Отдельная глава была посвящена омоложению: деятельность Вороноффа и Штейнаха была препарирована и раскритикована, а их самих Фишбейн считал не столько злонамеренными вредителями, сколько просто невеждами. Доктора Бринкли, которого Фишбейн всегда презирал, в книге он не упомянул, но упомянул несколько месяцев спустя, в январе 1927 года, когда, уже будучи главным редактором, впервые публично и целенаправленно атаковал Столп Человечности, направив бортовой огонь своих насмешек исключительно на него.
Недвусмысленно озаглавленная как «Шарлатан Джон Р. Бринкли, или Коммерческая выгода подсадки козлиных желез» статья в журнале АМА детально, по косточкам разбирала этот «козлиный рэкет», сообщая и нечто новое. Используя возможности своей «комнаты смеха», Бюро расследований АМА, Фишбейн раскрыл подробности раннего периода карьеры Бринкли, его преступное электролечение, о котором он впервые поведал публике. Или же по крайней мере какой-то части публики. Как написал Фишбейну по прочтении статьи один иллинойсский доктор, «вся беда в том, что ваши статьи читаем мы, медики, которые и без того это знают, а бедняги, которых следует от этого оградить, не подписаны на журнал Медицинской ассоциации!».
Хорошо осознавая эту проблему, Фишбейн пошел на беспрецедентный шаг: перепечатал свое разоблачение и издал его в качестве памфлета тиражом в несколько тысяч. Но и тогда это было криком против ветра. Того шума, той волны возмущения, которые могли бы быть подняты таким памфлетом в более поздние годы, в двадцатые он вызвать не мог. То, что он делал тогда, было сизифовым трудом – ведь современным медиа еще только предстояло появиться на свет, а даже большие города в то время оставались, по существу, маленькими городишками, и их провинциализм, обособленность были на руку мошенникам.
В Массачусетсе некто А. Дж. Гамильтон, псевдоэксперт-криминалист, пойманный с поличным на том, что во время процесса Сакко и Ванцетти пытался подменить оружие, впоследствии благополучно продолжил карьеру и выступал с экспертными свидетельствами в судах других штатов.
Что же касается Бринкли, то его колоссальным преимуществом явилась собственная радиостанция. Для миллионов радиослушателей медиа был именно Бринкли!
В число этих миллионов входил и Александр Экблон.
Жена Экблона Роуз была больна раком толстого кишечника. Военные врачи Форта Райли, где Экблон работал истопником, сказали ему, что ее случай безнадежен. «Но я очень любил жену, – объяснял он впоследствии. – Я бы жизнь отдал, только бы ее спасти. Да и любой мужчина на моем месте, видя, как любимая жена тает на глазах, разве не схватится за соломинку?» Охваченный горем, он бросился к Бринкли, и тот сказал ему, что надежда есть. Экблон наскреб денег на операцию. Бринкли сделал операцию, и Роуз Экблон умерла на следующий же день. Милфордский мессия потребовал платы и получил свои триста пятьдесят долларов.
Между тем жаждущие козлиных желез продолжали потоком стекаться в его медицинское казино. Через девять дней после хирургического вмешательства пациенту Бринкли Джону Хомбеку, художнику по интерьерам, направлявшемуся поездом домой в Нью-Йорк, на остановке в Сент-Луисе стало плохо. Доктора Баптистской лечебницы в Миссури диагностировали у него начальную стадию столбняка. Несмотря на гангренозные рубцы в паху, Хомбек, преодолевая судорожное сжатие челюстей, настаивал на том, что Бринкли чудесно провел операцию, а доктор Мейес, слушая это, накачивал его противостолбнячной сывороткой, вводя ее подкожно и в вену. «Пациент, как казалось, поддавался лечению, – писал Мейес, – спазмы стали слабее, тризм челюстей уменьшился, и он показывал, что может открыть рот по моей просьбе. Но спустя три часа его тело свела сильная конвульсия, и он скончался». Убитый горем сын Хомбека, Карл, метал громы и молнии, называя Бринкли мясником: «Надеюсь, что его вздернут на виселице!», но закон еще не мог ему ничего предъявить.