н лечит по радио, его команда представила суду собственные слова Морриса Фишбейна, «когда он утверждал, что в дальнейшем доктора повсеместно станут использовать телевидение и вместо осмотра пациента непосредственно будут рекомендовать лечение на основе увиденного на телеэкране». А следовательно, своим «Ящиком медицинских вопросов» «милфордский доктор просто на шаг опередил доктора Фишбейна».
С 5 по 8 мая 1930 года Общество канзасских медиков проводило свой ежегодный съезд в топекском отеле «Джейхок». Главным предметом обсуждения на съезде стал вопрос о «чистоте рядов», иными словами, о том, как избавиться от Бринкли. Сплотить братство медиков и бросить их в бой был призван главный оратор Моррис Фишбейн.
Быстро и четко, а-ля журналист Уолтер Уинчелл, Фишбейн «походил на пулемет – он строчил свою скороговорку, бросая в публику короткие хлесткие фразы с такой стремительностью, что трудно было следить за мыслью». Но основной посыл его выступления был ясен каждому: не произнося имени Бринкли, он яростно кидался на это «воплощение и квинтэссенцию шарлатанства», «человека, умеющего быть обаятельным, приятным и с помощью гладких красивых слов способного всегда добиться своего. Он предъявит вам кучу дипломов, обычно выданных учебными заведениями либо весьма сомнительными, либо иностранными, пришьет к делу свидетельства профессиональных торговцев свидетельствами». В накуренном зале раздавались крики одобрения и смех.
На следующий день в вестибюле отеля помощник шерифа округа Шони влепил нашему редактору судебную повестку. Бринкли подал на него в суд за клевету. Когда слух о повестке разлетелся по отелю, собратья-медики возмутились, сам же Фишбейн воспринял это событие с полным хладнокровием.
«Ничего необычного тут нет, – сказал он. – Разоблаченные АМА сплошь и рядом подают исковые заявления». И он тут же принялся атаковать Бринкли еще яростнее, еще грубее, называя его «угрозой человечеству», «неграмотным знахарем и лжецом», чья «мясницкая практика слишком часто заставляет профессиональных докторов спасать жизнь его пациентам путем героических усилий. Подает в суд – на здоровье! Наша рубрика в «Джорнал» остается неизменной: «Джон Р. Бринкли – мошенник».
Редактор спокойно предсказал, что до судебного разбирательства дело не дойдет, и он оказался прав: выдав на публику должное количество праведного гнева, Бринкли спустил дело на тормозах, внезапно потеряв к нему всякий интерес. Ему и без этого было о чем беспокоиться. Верховный суд санкционировал действия против него. Это означало, что после заседания в Федеральном радиокомитете, на котором его уже точно лишат права вещать по радио, ему придется принять бой в Медицинском совете Канзаса, защищая свою вторую лицензию – на право медицинской практики в штате. И в этот час испытаний нужда заставила его обратиться к другому мошеннику – изобретателю лекарства от рака Норману Бейкеру с просьбой помочь ему выработать стратегию в их общей борьбе с Вашингтоном и «этим чудовищным спрутом АМА».
В свое время айовец закупил у Бринкли радиооборудование для своей станции на сумму в полторы тысячи долларов, а счета так и не оплатил. Но зажатый в тиски Федеральным радиокомитетом и Медицинским советом штата, доктор не держал на Бейкера зла. В своем письме к нему он настойчиво проводил мысль о необходимости выступить единым фронтом и напоминал, что «KTNT» грозит та же опасность снятия с эфира, если Американская медицинская ассоциация не угомонится… «Полагаю, что в случае моего проигрыша они набросятся на вас, но если я выиграю, привлекать вас к судебной ответственность они не станут. Поэтому мне представляется, что, оказывая помощь мне, вы тем самым поможете и себе». Для скрепления дружбы Бринкли добавил к своей просьбе и ряд советов «по технике получения отказов от претензий».
Бейкер просьбу проигнорировал. Вместо оказания помощи Бринкли он организовал потрясающий праздник, собравший 12 мая 1930 года в Маскатине более тридцати тысяч его преданных поклонников.
«Рак побежден!» – провозгласил он, горделиво шагнув на узкую эстраду в своем ярком наряде, в то время как море рук тянулось к нему и многотысячная толпа пела ему осанну. Далее последовали веселые номера, перемежаемые свидетельствами благодарных клиентов, после чего на эстраде вновь возник Бейкер – он поднимал какой-то предмет. Что это? Сосуд с драгоценным напитком! Вот оно – волшебство, заключенное в стакане! «Здесь у меня лекарство, – победно громыхал он, – способное излечить не одного, не двух, а разом двадцать четыре человека. От рака ничего не останется!» Продемонстрировав сосуд публике, он вновь поднял его высоко в воздух и с победным видом влил в себя содержимое, тем самым показывая безопасность и эффективность эликсира.
Финал представления был незабываем. На сцену вывели старика – шестидесятивосьмилетнего фермера Мандуса Джонсона. Его усадили в стоявшее там кресло и очень медленно размотали длинный бинт, которым была перевязана голова старика. Затем один из докторов бейкеровской клиники снял кусочек кожи с его затылка… удалил часть черепа… Джонсон наклонил голову, чтобы публика могла увидеть нечто, сильно смахивающее на изъеденный раком мозг. Через дыру в черепе мозг присыпали специальным порошком – патентованным средством Бейкера, после чего череп был восстановлен и обрел прежний вид, а старик встал и обменялся рукопожатиями с хирургом.
Некоторые упали в обморок, кое-кого вырвало, но большинство зрителей неистово хлопало.
Глава 29
За краткий период своего существования Федеральный радиокомитет (предшественник Федерального агентства массовых коммуникаций) был так занят барахтаньем в суете вещания, что едва мог выделить время для начала работы по упорядочению вещания и его регулированию. Понадобилась вся неустанная и назойливая настойчивость Морриса Фишбейна, чтобы заставить Комитет направить свое внимание к фигуре Бринкли. Отдавая себе в этом полный отчет и сдерживая негодование, размеры которого могли сравниться теперь лишь с размером нефтяных запасов, доктор все же решил отнестись к своему вызову в Вашингтон как к приглашению стать кандидатом в президенты. Он предложил оплатить поездку целому поезду своих сторонников, но, узнав, сколько это стоит, передумал. Однако тридцать пять его верных союзников заплатили за билеты самостоятельно. Как же приятно увидеть столицу в это время года! По берегам Потомака розовеют почки вишневых деревьев, и ряды тюльпанов, как стражи, охраняют подступы к Белому дому. В утро слушания за спиной доктора возбужденно гомонила команда его сторонников; в этой толпе были и двое-трое младенцев, рожденных в результате трансплантации. Все весело ждали, когда в величественном зале Министерства внутренних дел доктор даст бой Федеральному радиокомитету.
Но вот веселье прекратилось. «Комитет не устраивает тот факт, что станция производит операции по сбору денег с населения», – произнес председатель Айра Робинсон. И вид, и голос председателя не сулили благополучного исхода. Он и четыре члена комиссии разглядывали сидевших напротив юристов – разношерстную группу истцов представляли помощник генерального прокурора штата Канзас У. С. Ральстон и защитник Джордж Э. Стронг, сын члена конгресса США, давний приятель Бринкли. На ряды амфитеатра, выделенные для публики, незаметно проскользнул Артур Крамп.
Миссис Берта Лейси, одна из самых рьяных и видных поклонниц доктора, давала показания первой. Терпеливо и спокойно, словно воспитательница детского сада, она объясняла комитету принцип действия «Ящика медицинских вопросов»: «Ты просто слушаешь по радио, как описывают свои симптомы другие дамы, и надо быть совсем уж глупой, чтобы не понять, что происходит с тобой». До момента, когда в ее жизнь вошла «Смесь № 150», она страдала от ужасных запоров. Теперь же и она, и все домочадцы пользуются этой смесью. «Это не просто хорошее лекарство, это лекарство восхитительное!»
Всего выступило около тридцати почитателей Бринкли, включая и штатных сотрудников его радио. Некоторые из них помогли ему меньше, чем рассчитывали. Например, секретарь «ящика» Рут Эти, упомянувшая дар доктора назначать правильное лечение, «едва взглянув». Услышав это, Робинсон, приподнявшись на локтях, дернулся вперед и грубо прервал ее, предложив свидетелям быть поближе к теме и отвечать: не является ли радио лишь придатком клиники Бринкли и его медицинской практики? Не имеет ли оно своей единственной целью получение денег? Почему так дороги, гораздо дороже обычных, лекарства Бринкли?
Председатель был владельцем фирмы в Западной Виргинии, однако он выразил сомнение, что может получить право на радиорекламу выращенного там скота!
Тут вскочила Минни Бринкли: «Можно мне сказать?» Но участливые руки друзей усадили ее обратно в кресло.
По совету адвокатов, доктор не должен был выступать, чтобы не дать возможности Медицинскому совету Канзаса обратить его слова против него. Занявшие целые полтора дня выступления сторонников Бринкли, поддержанные письменными заявлениями оставшихся дома пациентов, членов комитета, как видно, не впечатлили и не убедили. Их лица, чем дальше, тем сильнее, мрачнели, и оживляли их только свидетельские показании оппонентов Бринкли, например, доктора Хью Янга из Университета Джона Гопкинса, называвшего «Ящик медицинских вопросов» величайшей потенциальной угрозой общественному здоровью». Среди письменных заявлений, содержащих критику Бринкли, было и заявление, поступившее от доктора Джилли, к тому времени уже вернувшегося в Канзас. Доктор подробно описывал то, как выданная по радио рекомендация убила Эдварда Хамрикхауса, почтальона.
У. С. Ральстон уже привстал, готовясь произнести заключительную речь, когда неожиданно в слушание встрял Бринкли. Комитет возражает против «Ящика медицинских вопросов»? Хорошо! Он отменит эту программу!
Вид многочисленных изумленно разинутых ртов и вытаращенных глаз, несомненно, должен был доставить Бринкли некоторое удовольствие. Напротив, принесение в жертву дойной финансовой коровы – ни малейшего удовольствия ему не доставило, но, поняв, откуда дует ветер, он решил, что будет разумнее предпочесть убытки потере станции. Он любил хвастаться своими деловыми талантами: «Три способа, как разбогатеть, я придумаю в два счета еще до завтрака». В запасе у него хранилось способов гораздо больше. «Ящик» явился лишь одним из множества.