Но к рассвету судьбоносного дня ничего не было ясно, кроме погоды. Местная прорицательница, поднаторевшая в знании «народных настроений», объявила по «KFKB», что доктор Бринкли выиграет с подавляющим большинством голосов. Другие гадать не осмеливались. Как утверждалось в одной радикальной статье, «обозреватели, почти тридцать пять лет с поразительной точностью предсказывавшие результаты, сейчас находятся в тупике».
«Дж – точка! Р – точка!..»
Весь день эти крики неслись из каждого громкоговорителя и каждого мегафона, который только смогли ухватить сторонники Бринкли. Явка была громадной. К вечеру дня голосования, когда стали поступать первые результаты, по словам У. Дж. Клагстона, «положение было очень тревожным, так как предварительные расчеты показывали, что Бринкли сильно опережает остальных… Его фамилию на бюллетене вписали столь многие, что счетная комиссия не могла снять его кандидатуру, даже когда она, напрягшись, постаралась сделать это главной целью подсчетов».
Голоса считали в течение двенадцати дней. Окончательные результаты выглядели следующим образом:
Вудринг (дем.): 217 171
Хок (респ.): 216 920
Бринкли (независимый): 183 278
Но это без учета бюллетеней с вписанными туда «Доктором Бринкли», «Доком Бринкли» и прочими неправильными вариантами его фамилии, которые, согласно новому правилу, делали эти голоса недействительными, не говоря уже о вольнодумцах, выразивших на бюллетене свое желание наделить Бринкли полномочиями вице-губернатора, сенатора США, Верховного судьи Канзаса и прочими высокими должностями. Огромная популярность доктора распространялась, как это выяснилось, и на три округа штата Оклахома.
Сколько же поданных за него голосов было отвергнуто? «Де-Мойн реджистер», негосударственная газета, так отвечала на этот вопрос:
Если бы не тот факт, что один из каждых шести его сторонников не сумел правильно написать на бюллетене его фамилию, доктор Дж. Р. Бринкли, трансплантолог козлиных желез, чья лицензия в сентябре была отозвана Медицинским советом, являлся бы сейчас избранным губернатором штата. Бринкли набрал больше 183 тысяч голосов, хотя и не значился в списке кандидатов. Считается, что от 30 до 50 тысяч избирателей намеревались отдать за него свой голос, но по ошибке испортили бюллетень.
Это беспрецедентное событие. В 1924 году, когда за пост губернатора Канзаса в качестве независимого кандидата сражался знаменитый Уильям Аллен Уайт, он получил на выборах только 149 тысяч голосов, при том что его фамилия была в списке. Бринкли, начавший кампанию с опозданием, ведший ее по радио и облетая штат на аэроплане, сумел увлечь за собой толпы народа, большие, чем кто-либо другой из политиков, не исключая Рузвельта, Брайена, Уилсона или Эла Смита.
Если когда-нибудь остро требовался пересчет голосов, то это был именно тот случай, и не только из-за массовости поддержки трансплантолога козлиных желез. Кандидат от республиканцев Хок пришел к финалу, глубоко его не удовлетворившему, так как от демократа Вудринга он отстал всего на двести пятьдесят один голос. Но вместо того, чтобы поднимать разбирательство в суде, как ожидалось, Хок и партия съели это без возражений – слишком велик был риск, как решили они, что в результате пересчета в кресле губернатора окажется Бринкли.
Таким образом, дело было за доктором. Сторонники умоляли его продолжать борьбу. Эта принятая в последний момент поправка относительно вписанной фамилии – чистое надувательство и попрание авторитета Смита, говорили они. Апелляция все поставит на свои места.
Однако по размышлении доктор решил не оспаривать результатов выборов. Как пояснил У. Дж. Клагстон: «Политтехнологи Бринкли убедили его не затевать борьбы и не требовать пересчета. Они доказали ему, что гораздо спортивнее на данном этапе смириться, а на следующих выборах вновь выдвинуть свою кандидатуру – тогда у него будет достаточно времени, чтобы оказаться в списке».
Итак, доктор согласился не искать обходных путей и подождать два года. Но избиратели сочли Бринкли обворованным. Даже Гарри Вудринг, человек, произнесший слова клятвы при вступлении в должность губернатора, позднее признал, что «Бринкли хватило бы голосов для победы, если бы были учтены все неправильные бюллетени». Постепенно к этому же мнению пришел и Хок. Но и без того избирательная кампания доктора во многих отношениях оказалась успешной. Во-первых, она продемонстрировала, что действиями достаточно смелыми и вызывающе эффектными можно смыть с себя любой позор. Во-вторых, самым долговременным эффектом, который возымела кампания Бринкли, стала примененная им тактика – соединение политики и радио, виртуозное использование им радиоволн для завоевания голосов избирателей – и его сногсшибательные полеты на аэроплане. Это была поистине новаторская избирательная кампания, избирательная кампания нового века. Ее уроки взяли себе на заметку Хьюи Лонг[30], Пэппи О’Дэниел[31] в Техасе и многие другие.
Но при этом осенью 1930 года доктор виделся не столько первопроходцем, сколько человеком, потерпевшим поражение. Всего за несколько месяцев он проиграл выборы, потерял «KFKB» и утратил лицензию на право медицинской практики. У него не осталось ничего. Кроме нового озарения.
Глава 32
Еще задолго до утраты медицинской лицензии Бринкли преисполнился чувством глубочайшего презрения к политике Федерального радиокомитета, к их педантским правилам и постановлениям, в особенности к ограничению мощности большинства радиостанций пятью тысячами ватт. Целью этого правила, как он считал, было лишь удушение талантов.
Теперь к нему пришла идея ответной меры, идея прекрасная и совершенная в своей законченности.
Мексика!
Почему бы не построить радиостанцию к югу от границы, на том берегу Рио-Гранде, куда не дотянутся до него руки правительства США! Если он сумеет внушить эту идею властям Мексики, то получит полную свободу вещать на пол-полушария.
Что натолкнуло его на эту мысль – неизвестно. Возможно, воспоминание о своем коротком и бесславном пребывании на армейской службе, которая проходила в приграничном Эль-Пасо. (В Техасе было отличное пиво – лучше он и не пробовал.) А может быть, припомнилось, как его старый приятель Гарри Чандлер любил Мексику – любил до такой степени, что вторгся туда с армией наемников в попытке захватить полуостров Байя. А возможно, до Бринкли дошел слух о существовании маленькой, принадлежащей Америке радиостанции, уже вещающей через границу. Радиостанция «XED», иначе «Голос двух Республик», вот уже несколько недель вела свои передачи. Располагаясь в маленьком городке Рейноса, она транслировала мексикано-техасские мелодии на мощности в десять тысяч ватт, что никого не беспокоило, – Бринкли не мог это упустить.
До сих пор мексиканское радио обеспокоило Америку лишь однажды. Это случилось в Первую мировую войну, когда немецкие подводные лодки с поразительной легкостью торпедировали американские корабли, находившиеся в Тихом океане. Разведывательная служба докладывала о возможном присутствии где-то в Мексиканском нагорье шпиона с передатчиком, подающего сигналы немцам, и агент американского министерства финансов Эл Шарфф, бывший шахтером, конокрадом, фальшивомонетчиком и солдатом мексиканской армии, получил задание выследить шпиона. Вместе с индейцем пайна по имени Красные Туфли и небольшой группой наемников Шарфф направился в пустыню. Через несколько дней в горах Кабо-Лобос, в пещере, они засекли радиопередатчик. На рассвете Шарфф и его люди, преодолев колючие, едко пахнущие кусты и заросли опунции, переползли к пещере и в ходе ожесточенной схватки перестреляли немцев и уничтожили передатчик. После чего Шарфф начинил пещеру динамитом и подорвал ее.
Не считая этого эпизода, американское правительство не воспринимало мексиканское радио всерьез. Когда в середине 20-х годов Мехико попыталось договориться с американцами насчет совместного коммерческого использования частот, Вашингтон, отнесясь к этому как к шутке, перекинул часть часов Канаде, забрав себе остальные коммерчески выгодные. Поэтому не приходится удивляться, что, когда в 1931 году Бринкли прибыл в мексиканскую столицу для воплощения своего замысла, мексиканские власти раскрыли ему объятия, как долгожданному родственнику. Они были рады участвовать в проекте, обещавшем: 1) получение северными провинциями больших денег и 2) расстроить планы американских империалистов по захвату эфира. Бринкли и принимающая его сторона объединяются ради мести.
В марте доктор продал «KFKB» страховой компании в Уичито и собрался на юг. Но окончательно он Канзаса не покидал. «Бринкли объявил о своем намерении баллотироваться в 1932 году на пост губернатора, – сообщала «Нью-Йорк таймс», – он продолжит жить в Милфорде и будет удаленно руководить радиостанцией в Мексике. Лидеры политических партий не видят возможности пресечь его деятельность». Даже клиника Бринкли в Милфорде, несмотря на то, что сам он лечить в ней не мог, продолжала действовать под эгидой двух штатных шарлатанов Оуэнсби и Дрэгу.
Доктор все еще не знал, где именно, в какой точке на тысячемильной мексиканской границе разместить станцию. Но однажды он получил письмо от А. Б. Истерлинга, секретаря торговой палаты Дель-Рио, Техас. Расположенный в ста пятидесяти милях к западу от Сан-Антонио, Дель-Рио рекламировал себя как «жемчужину Рио-Гранде» и «столицу национального производства шерсти и мохера», оставаясь ничем не примечательным городом, сильно пострадавшим от Великой депрессии. «Мы горячо надеемся, что Вы хотя бы удостоите нас визитом, – писал Истерлинг. – Мэр Вилла-Акуны [городка, расположенного на противоположном берегу Рио-Гранде] уже заверил мексиканского консула, что их город бесплатно предоставит участок земли, достаточный для возведения на нем радиостанции».
Бринкли полетел, чтобы взглянуть на место. Увиденное ему понравилось. Знаменитый судья Рой Бин – как и доктор, любитель выпить и поживиться деньгами, славившийся непокорством и своеволием, – скончался в Дель-Рио в 1903 году. Была хорошо известна и терпимость города к разного рода мифам и преувеличениям: половина его жителей верила в Пекос Билла