Кроме босоного Джо Джексона, местного парнишки, которому удалось разбогатеть, Гринвилл не прославился ничем, кроме, может быть, грязи на улицах. Эта грязь красного цвета, в ней утопает обувь, а в дождливую пору, по заверению некоторых, она является поистине бичом божьим.
Поначалу партнеры завернули в Ноксвилл, Теннесси, где работал, по-прежнему возглавляя свой антисифилитический музей, бывший хозяин и наставник Бринкли, доктор Берке. Последний целые две недели любезно обучал Кроуфорда тонкостям двойной бухгалтерии, а также психологии клиентов. В награду за эти уроки вновь пустившийся в странствия Кроуфорд для большей легкости в получении кредитов стал именовать себя Берке, Бринкли же превратился в Блейкли. Они прощупали почву в нескольких городах, прежде чем остановились на этом.
Их первой целью стала парикмахерская – побриться и постричься. Затем, благоухая ароматом хорошего алкоголя, они прошлись по всему Гринвиллу, охотясь за кредитами. Одежда, мебель, помещение для приемной, телефоны – все было куплено, арендовано, словом, так или иначе, добыто; лекарства и медицинский инструментарий они получили, охмурив пожилого аптекаря напротив; бедолага торговал пилюлями со ртутью от депрессии и обслуживал редких посетителей, по старинке пуская им кровь с помощью доставаемых из аптечных недр пиявок. По сравнению с ним эти два парня с Севера выглядели гостями из будущего. При всей вызывающей отсталости Гринвилла, часть жителей которого всерьез полагала, что, пожелай Господь, чтобы через реку Риди был перекинут мост, он сам бы его и соорудил, увлечение электропроцедурами успело распространиться и здесь.
По всей стране тогда продавались электрокорсеты, электропояса, появилась даже реклама электрических пищевых продуктов. (Люди либо не заметили, либо оставили без внимания тот факт, что изобретатель «магнитно-электрического стимулятора» Томас А. Эдисон-младший в 1904 году был арестован за мошенничество.) Благодаря Бринкли и Кроуфорду Гринвилл обрел собственных электродокторов. Их рекламные объявления в «Дейли-ньюс» явились прямым вызовом, заставившим каждого мужчину обратить взор внутрь себя или же опустить глаза: «Можешь ли ты называться настоящим, полным сил мужчиной?»
Во многих случаях ответ на этот вопрос был отрицательным. Каждое утро в приемную докторов Блейкли и Берке приходили удрученные своим недугом страдальцы. Банкиры и фермеры, юнцы и старцы – все ожидали там, под полосками липкой бумаги, ожидали по большей части молча. Когда называлась очередная фамилия, клиент подходил к столу, где доктор Берке, урожденный Кроуфорд, расспрашивал его, а южный акцент доктора и его однорукость еще больше утверждали клиента во мнении, что доктор – ему брат и, так же как и он, познал страдание.
Доктор Берке задавал пару-другую вопросов, делал пару-другую записей и протягивал руку за двадцатью пятью долларами – суммой весьма внушительной. После чего клиент переходил в процедурную, где доктор Блейкли все утро усердно впрыскивал ему в ягодицы подкрашенную воду. Если кто-то интересовался, чем это он его лечит, доктор отвечал, что это изобретенное в Германии электролечение.
Парочка улизнула из города в июле. Сколько денег им удалось заработать, в точности неизвестно, однако местная газета писала, что от тридцати до сорока торговцев были обмануты получением поддельных чеков.
Кроуфорд утверждал, что в Мемфисе у него имеются знакомые девочки. Так что, сделав крюк в Миссисипи, они, чтобы расслабиться, направились в Мемфис. Город, если не считать жару, оказался весьма привлекательным – хлопок и пароходы по периметру, а в центре – соломенные канотье и столько женщин в длинных белых платьях, словно попал в город невест. Идеальный антураж для знакомства с Минервой Телитой Джонс. Возможно, давняя знакомая Кроуфорда Минни была дочерью известного в Мемфисе врача. Ей было двадцать один год, она обожала танцы на палубах и имела странную, ясно различимую на фотографиях особенность – выглядеть то роскошной красоткой, то щербатой деревенской девицей, впрочем, Бринкли устраивали оба варианта. По крайней мере, так он тогда решил.
Двадцать третьего августа 1913 года, спустя всего четыре дня после их знакомства, в старинном отеле «Пибоди» состоялась их свадьба. Присутствовали мистер и миссис Тибериус Гракус Джонс и брат Минни, тоже Тибериус. Шафером был Кроуфорд. Бринкли не стал портить праздник и не поведал никому, включая Минни, что уже женат.
Признался ей в этом он во время медового месяца, который они проводили на Западе. Минни хотела разрешить проблему, никого в нее не впутывая. Но когда по возвращении она сказала об этом отцу, тот все же пожелал вмешаться.
И тут возник гринвиллский шериф. Учитывая закон вероятности, появлению шерифа в данном случае удивляться не приходится. Преследование правоохранительными органами лиц, находящихся вне пределов штата, вызвало тогда затруднение и производилось достаточно редко – требовались основания не менее веские, чем, например, подозрение в убийстве. Однако деятельность Бринкли и Кроуфорда оказалась столь успешной, что возмутила не один десяток жителей Гринвилла, ставших, как сформулировала это «Дейли-ньюс», «жертвами анестезии с помощью горячего воздуха, производимой в ходе электролечения». Дело было не столько в деньгах, сколько в унижении, и подвергшиеся ему требовали мести.
Шериф Хендрикс Ректор разослал объявления о розыске, назначив вознаграждение в сорок долларов за помощь в обнаружении, после чего последовал шквал телефонных звонков. В конце концов власти Ноксвилла опознали Бринкли, опираясь, по-видимому, на его связь с настоящим доктором Берке, что и привело к усиленным поисками в Теннеси.
Восьмого декабря 1913 года шериф Ректор защелкнул наручники на новобрачном, принявшемся валить всю вину на Кроуфорда, и отвез его на поезде обратно в Гринвилл. Они ехали всю ночь, сцепленные друг с другом наручниками. В темноте храпели попутчики; иные из них поедали взятые в дорогу припасы либо покупали на остановках, высунувшись из окон, жареных цыплят и пряники. Арестованному еды никто не предлагал.
Гринвиллская тюрьма чаще называемая «Маленькой Сибирью», представляла собой каменное сооружение на заросшем сорняком и заваленном бутылками пустыре. Одно из грязных оконцев, выходивших на улицу, было выломано и заткнуто подушкой, чтобы не дуло. Камеры находились на втором этаже, здесь ветер гулял вовсю, так как стекол в окне не было – одни решетки.
Беглеца обвинили в подделке чеков и занятиях медицинской практикой без лицензии.
Если проводить Рождество, корчась на железной койке вдали от молодой жены, было мучительно горько для Бринкли, то, по крайней мере, страдал он не один. Благодаря предоставленной им информации, Кроуфорда выследили и обнаружили в Канзас-Сити, где тот работал булочником. Через десять дней после водворения в тюрьму Бринкли туда же был доставлен и Кроуфорд, которого поместили в камеру напротив в том же корпусе. Каждому был предложен залог в три тысячи долларов.
Всего четыре месяца, как женился на девушке своей мечты, и вдруг уличен в двоеженстве! Однако не исключено, что Бринкли обладал не меньшей везучестью, чем Скарлетт О’Хара. С этого момента и впредь он чудесным образом избегал тюрьмы.
Глава 4
В 1912 году Моррис Фишбейн окончил Медицинский колледж Раша. В колледже он преуспел, пользуясь благосклонностью такого уважаемого лица, как старший преподаватель доктор Макс Торек, венгр по происхождению, являвшийся главой хирургического отделения крупнейшей больницы Чикаго. Теперь же, после выпуска, молодой человек был готов к тому, чтобы… готов к чему? Он не мог решить. Колеблясь между патологией и педиатрией, он проработал несколько месяцев в штате Института инфекционных болезней Маккормика, так и не выбрав специализации. Но выяснилось, что этого и не требовалось: ему было суждено вскоре навсегда оставить карьеру врача. В августе 1913 года (в месяц, когда состоялась свадьба Бринкли) Фишбейну предложили временную работу помощника редактора журнала Американской медицинской ассоциации, органа АМА – предложили в основном потому, что он хорошо владел стенографией. Эта должность, которую он воспринимал в качестве временной заминки на пути, стала первым шагом в его долгой и неправдоподобно успешной карьере великого гонителя современных ему шарлатанов, а позднее – главного преследователя Бринкли.
В скромное помещение журнала Фишбейн привнес свой живой ум и свою фотографическую память, которые и стал применять в решении самых животрепещущих проблем дня. Говорил он быстро и много. («Это потому, что у меня есть много что сказать».) В ответ на довод, что та или иная тема может показаться читателям скучной, «он лишь удивленно таращил глаза», как вспоминал один из его коллег. Уже лысоватый, с наметившимся брюшком, он при первом же знакомстве вызывал чувство, что перед тобой вундеркинд. «Когда мы впервые встретились, он еще не был главой АМА, но было ясно, что вскоре он непременно им станет».
На самого же Фишбейна впечатление произвел мистер Артур Крамп – человек, которому перед самым началом кампании в «Кольерс» АМА поручила возглавить собственное бюро расследований. Елейно вкрадчивый, педантичный и сдержанный, любивший в свободное время послушать пение птиц, Крамп мог даже показаться человеком, не умеющим отстаивать собственное мнение. Но в Милуоки, где преподавал, он пережил трагедию, потеряв дочь в результате неумелых действия врача-шарлатана, и с тех пор посвятил себя задаче разоблачения преступного сообщества. С 1906 года из-под его пера потоком лились громовые статьи. Но чувство возмущения происходившим в медицине абсурдом у него не иссякало. Прежде чем наброситься на очередную жертву, он любил прочитать главу из «Алисы в Стране чудес». Говорил, что это его настраивает на нужный лад.
Однажды Крамп продемонстрировал помощнику редактора собранную им коллекцию патентованных лекарств. Это стало похоже на экскурсию в пещеру, полную черепов, или винный погреб Джефферсона. Даже Фишбейн потерял дар речи. На письменном столе Крампа стояла бутыль с его последней добычей – «вином Кардена», стопроцентно надежным «успокоительным средством от маточных недугов», борющимся, как утверждалось, с «опущением матки». Двое мужчин занялись совместной работой над статьей для журнала медицинской ассоциации, в которой разоблачали этот обман. Так завязалось сотрудничество, длившееся более двадцати лет. Начав как наставник Фишбейна, Крамп постепенно стал играть при Фишбейне роль, подобную той, что играл