Ответ: Должно быть, я располагал соответствующим материалом.
Вопрос: Это ваше единственное оправдание?
Ответ: Я не пытаюсь этим оправдываться.
Вопрос: Я спрашиваю, не имеете ли вы в запасе иных оправданий?
Ответ: Я никаким образом не пытаюсь этим оправдаться.
Вопрос: Я спрашивал вас не об этом.
Ответ: Нет, об этом.
Доктор Фишбейн строил карьеру на оскорблениях истца как профессионала. Может быть, стоит поговорить о его профессионализме? Сколько лет доктор Фишбейн являлся практикующим врачом? Один год? Всего только год? Я не ослышался? И когда это было? В 1912–1913 годах? Как считает свидетель, продвинулась ли вперед медицина с лет, предшествующих Первой мировой, и по настоящее время?
Вопрос: Доктор Фишбейн, случалось ли вам делать операции на простате?
Ответ: Нет.
Вопрос: Видели ли вы когда-нибудь, как делает подобную операцию доктор Бринкли?
Ответ: Нет.
Вопрос: Беседовали ли вы когда-нибудь или интервьюировали пациентов доктора Бринкли?
Ответ: Нет.
Вопрос: Следовательно, все, вами написанное, не является ни результатом вашего исследования, ни следствием каких-либо контактов с доктором Бринкли, его пациентами, его штатными сотрудниками. Даже когда вы встретились с ним на пароходе, и он, этот, по вашему уверению, опаснейший шарлатан, находился в нескольких шагах от вас, вы не удосужились познакомиться с ним?
Ответ: Его деятельность, так или иначе, была исследована.
Вопрос: Я спрашивал не об этом. Не нарушаете ли вы сами правила АМА, доктор Фишбейн, рекламируя собственную работу?
Ответ: Я никогда не…
Вопрос: А что скажете о вашей книге «Современные домашние лекарственные средства»? Не вызвал ли шум и критику со стороны АМА выход этой книги?
Ответ: Некоторый шум действительно был, согласен.
Со стороны Моррисса это был стремительный наскок. Разве беспощадная борьба АМА с шарлатанами не наносила вместе с тем урон деятельности некоторых профессиональных медиков? Разве не медицинская корпорация с первых дней своего возникновения подвергала гонениям и осмеянию великих новаторов и первопроходцев, медиков, опередивших свое время? И то и дело рефреном повторялось:
«И это все, что вы можете нам сообщить?»
«И это все, чем вы можете оправдать подобное заявление?»
В общем, со свидетельской трибуны Фишбейн сошел, пусть и не совсем потерявшим кураж, но все-таки несколько потрепанным. Тем не менее, как отмечали секунданты этой дуэли, основной тезис статьи Фишбейна – его утверждение, что все медицинские новации Бринкли абсолютно бесполезны и бессмысленны, – остался не опровергнутым. Во всяком случае, мало кто ожидал, что исход дела напрямую зависит от успеха или неуспеха выступления Фишбейна. Важнее было, как поведет себя Бринкли, как будет выглядеть – сникшим, потерянным или по-прежнему преисполненным достоинства. Ключевой фигурой был он.
Глава 50
Поначалу он был бодр и весело поглядывал вокруг, держась молодцевато, как птица на насесте. Ничто не предвещало, что не пройдет и двух дней, как он сам прервет ход своей карьеры.
Вопросы, задаваемые ему защитником, текли плавно и предсказуемо. Свое детство и первые нелегкие профессиональные шаги Бринкли обрисовывал, пользуясь исключительно черной краской, но, ориентируясь на обстановку судебного заседания, некоторые поэтические красоты он все же опускал.
Вопрос: Каково было материальное положение вашей семьи, доктор? Вы были бедны?
Ответ: Пока был жив отец, в еде мы недостатка не испытывали, но когда он умер, мы все чаще рылись по помойкам, так что с едой бывало туго. Да, мы были бедны.
Когда Моррисс перешел с ним к обсуждению статьи Фишбейна, голос Бринкли задрожал. «Я почувствовал себя униженным, – сказал он. – И моя жена почувствовала то же самое». В результате этой клеветы и лжи его доход со ста десяти тысяч долларов (слово «миллион» он опустил) в 1937 году упал до восьмисот десяти тысяч в 1938-м.
Что скажете об ужасах, в которых вас обвиняют? Об утверждении, например, преступника Джеймса Кроуфорда, что обывателям Гринвилла вы делали инъекции подкрашенной водой?
«Никому из моих пациентов я не делал уколы подкрашенной водой», – ответил Бринкли спокойно и устало, словно утомленный необходимостью опровергать такую явную глупость. В Северную Каролину он приехал много лет назад по приглашению доктора Берке из Теннесси, ожидая, что вскоре прибудет и Берке и возьмет дело в свои руки. Но проходили недели, во время которых он познакомился с Джеймсом Кроуфордом, личностью, ранее ему неизвестной, а доктора Берке все не было. Тогда Бринкли и сел в поезд, «предварительно известив Берке телеграммой», что уезжает.
Вопрос: Этот преступник Кроуфорд возникал снова в вашей жизни?
Ответ: Да. Он явился ко мне в Милфорд летом 1932 года, когда я баллотировался в губернаторы штата Канзас.
Вопрос: Он был под следствием? Не в тюрьме?
Ответ: Мне он сказал, что его отпустили.
Вопрос: Он сообщил вам, каким образом он вышел из тюрьмы?
Ответ: Он рассказал, что, находясь в заключении в Макалестере, Оклахома, был вызван в комнату надзирателя, где его ожидали два адвоката. Они представились, объяснили, что работают на Американскую медицинскую ассоциацию и хотят получить от него показания против меня. Если он даст такие показания, то они помогут ему выйти из тюрьмы. Кроуфорд сказал, что они подарили ему коробку сигар, конфеты и двадцать долларов и ушли, а через две недели приехали опять, и он дал им нужные показания.
Вопрос: А что он предложил вам?
Ответ: Он сказал, что, если я дам ему триста долларов, он изменит показания. Заявит, что все сказанное тем адвокатам – сплошная ложь.
Вопрос: И что вы ему сказали?
Ответ: Я велел ему убираться к черту.
Всю неделю Моррисс возражал против малейшего упоминания о трансплантации козлиных желез, и всю неделю его возражения отметались. К этому времени он, очевидно, сообразил, что для клиента будет лучше самому осветить этот вопрос и дать объяснения, опираясь на собственную терминологию. Доктор же, со своей стороны, казалось, был только рад такой возможности. Он всегда с большой охотой расписывал свои «поразительные результаты, которых достиг», начиная с первого своего успеха, истории Билла Ститтсворта, предоставившего ему для операции собственного козла.
Вопрос: Ну и что было потом?
Ответ: Разумеется, очень быстро разнесся слух об операции, и ко мне пришел кузен Ститтсворта с просьбой сделать и ему то же самое, и я сделал это. Он и жену свою привел, попросил, чтобы и ей железы пересадили. Один из их родственников сидел в сумасшедшем доме. Он работал в банке кассиром, сошел с ума и был помещен в лечебницу. Они спросили мое мнение, не поможет ли этому душевнобольному трансплантация. Я ответил: «Нет, конечно», но они настаивали: «Все-таки попытайтесь. Очень вас просим. Он в тяжелом положении, все время мастурбирует».
Они забрали его из лечебницы, привезли ко мне. Я произвел трансплантацию, и он выздоровел и теперь возглавляет крупнейший банк в Канзас-Сити, штат Миссури. Я опубликовал статью об этом случае в маленьком журнальчике. Эту статью прочитала одна дама из Алабамы. У нее была дочь, содержавшаяся уже лет десять в сумасшедшем доме в Таскалусе, Алабама. Она была буйной, так что ее приходилось держать в комнате с мягкими стенами, чтобы она не поранилась. Она все время пыталась сделать что-то с собой, совершить самоубийство. Мы с женой встретились с этой женщиной и ее дочерью, которую забрали в Милфорд, к себе в клинику. Я пересадил ей козлиные железы, после чего она провела в клинике месяц. За это время к ней полностью вернулся разум, так что она смогла исполнять обязанности секретаря. Теперь она секретарша в Канзас-Сити, Миссури, замужем за врачом, полностью здорова и счастлива. Подобных историй я могу привести десятки.
Вопрос: Теперь, после всех экспериментов, проведенных операций и исследований ваших усилий, убедились ли вы в пользе трансплантации желез?
Ответ: Да, убедился. И пришел к выводу, что совершил замечательное открытие. Открытие это грандиозно, и я хочу, чтобы мир узнал о нем.
Лишь когда АМА отказалась публиковать результаты его исследований, сказал Бринкли, он стал популяризировать их сам. Он, конечно, понимал, что этим еще больше возбудит ненависть своих недоброжелателей, но он ясно понимал свою задачу: прорывное открытие, которое он сделал, «слишком значительно и ценно, чтобы скрывать его». Так получилось, что количество рекламных объявлений и брошюр оказалось чрезмерным. Как только прошел слух об операции, козлиные железы произвели впечатление, и просьбы об операции стали наращивать обороты. «Зазывать пациентов по радио я никогда не пытался, – сказал он. – У меня не возникало и мысли об этом».
Если изобретенная вами техника так хороша, почему вы отказались от трансплантации?
Ее заменили инъекции эмульсии, которые действовали не хуже. Кроме того, от самой идеи применения козлиных желез он не отказывался. Открыв, что это облегчает процесс мочеиспускания мужчинам – «это было первым, на что я обратил внимание», – он продолжил исследования в этом направлении, попытавшись нащупать пути лечения простаты без хирургического вмешательства. Вопреки отношению АМА к таким операциям, «удаление простаты через лобковую поверхность либо трансуретрально всегда сопряжено с известным риском – опасностью кровопотери, шока, инфекции. Поэтому я начал сокращать сосудистую часть, перевязывая сосудистый канал». Очень трудно объяснить ход этой манипуляции таким образом, чтобы неискушенные люди это поняли. «Открывался путь проникновению пролана, вещества, вырабатываемого передней частью гипофиза…»
Вопрос: Доктор, вы слышали свидетельства экспертов, утверждавших, что польза от вашего лечения простаты физиологически невозможна? Что вы можете на это сказать?
Ответ: Я знаю, что это лечение приносит пользу. Когда человек делал что-то в течение двадцати и более лет, как делал это я, когда через твои руки прошли тысячи пациентов, когда видишь, какими они были вначале и какими стали потом… вопрос о пользе лечения отпадает сам собой. Моей заветной мечтой всегда было делать все, на что я способен, и приносить пользу всеми возможными способами. Я чувствовал, что могу предложить нечто медицине и человечеству, что могу избавить мужчин от опасных хирургических операций и потери их половых желез, а это стоит любых жертв и любых усилий с моей стороны, и точно так же я чувствую и теперь.