нкли апелляционным судом как эмпирика, не имеющего представления о том, что такое мораль. «По причинам, известным, может быть, только самому истцу, – сказал судья, – эти слова процитированы в его авторизованной биографии, и совершенно непонятно, как можно, с одной стороны, считать себя оскорбленным и униженным появившейся в журнале статьей и подавать на нее в суд, а с другой – включать подобного рода высказывания в авторизованную биографию и таким образом тиражировать их и распространять». Зачем человеку, клевещущему на самого себя, искать чьей-либо помощи?
Всю неделю «Дель-Рио ивнинг пост» шумно освещала процесс, печатая под огромными заголовками репортажи и комментарии. Тридцатого марта она поместила на неприметном месте маленькую колонку с очередным сообщением:
БРИНКЛИ ПОДАСТ АПЕЛЛЯЦИЮ В ВЕРХОВНЫЙ СУД
ЖЮРИ ПРИСЯЖНЫХ ВЫНЕСЛО РЕШЕНИЕ В ПОЛЬЗУ ФИШБЕЙНА
Присяжным потребовалось четыре часа на вынесение решения: «Истца следует считать шарлатаном и мошенником в прямом смысле этого слова». Два обстоятельства склонили чашу весов в пользу Фишбейна: использование подкрашенной воды, ставшее некогда основой его карьеры, и двадцать лет заверений, что он вживляет в организм железы козла. Любимый сын Дель-Рио был погребен под грудой свидетельских показаний.
Когда репортеры устремились за комментариями к Фишбейну, его уже и след простыл: сидя в такси, он спешил в аэропорт. Другие репортеры поймали его в Оклахома-Сити на пересадке с самолета на самолет. «Если мы смогли одолеть его там, среди его друзей, значит, мы сможем одолеть его повсюду», – сказал победитель, прежде чем вонзил зубы в жареного цыпленка. «Если бы Бринкли не был настолько глуп и не пошел бы в суд, – добавил Фишбейн позднее, – то он мог бы продолжать свое дело долгие годы».
Старый друг издателя Артур Крамп, вынужденный в 1935 году уйти на покой из-за болезни сердца, послал ему поздравление: «Каким чудом удалось АМА бросить Бринкли в его собственное дерьмо? Я не верил, что это возможно. Если так и дальше пойдет, я поверю в справедливость нашего суда!»
Впервые в жизни Бринкли избегал прессы. В Литтл-Рок он улетел на моноплане «Локхед электра» из собственного ангара в Дель-Рио.
Через несколько дней в Лондоне состоялась премьера пьесы «Человек с улицы Полумесяца» – вариация истории Дориана Грея – об ученом, каждые десять лет убивавшем очередную жертву, чтобы пересадить себе новые половые железы и оставаться вечно молодым. «Лесли Бэнкс – ученый, верящий в себя так сильно, что заражает этой верой и нас, – писал американский театральный критик. – Особенно эффектна финальная сцена, когда железы ученого внезапно, раньше срока, начинают стареть и он на наших глазах превращается в дряхлого старика».
Что когда-то казалось спасением, обернулось кошмаром. Блестящая идея тонула в сумеречной дымке.
В Ирландии умер Йейтс.
Глава 53
Четырнадцатое сентября 1939 года Мартин Лютер Кинг-младший, одетый рабом, принял участие в празднике по случаю премьерного показа «Унесенных ветром». Десятилетний мальчик вместе с другими хористами баптистского хора Эбенизера в Атланте исполнял черную музыку для белой публики, собравшейся на праздничном вечере Молодежной лиги, а неподалеку, на Пичтри-стрит, спешно докрашивали фасад Большого театра Лоу, преображая здание в подобие Тары, родного гнезда Скарлетт О’Хара, так ею любимого.
Следующий вечер наполнил все сердца восторгом. Лучи прожекторов освещали небо, в то время как трехсоттысячная толпа напирала на солдат, выстроившихся по обеим сторонам длинной красной ковровой дорожки. У входа в театр толклись и мелькали красавицы Атланты в кринолинах и кружевных перчатках, кавалеры в песочного цвета сюртуках и бриджах, юноши в дедовских мундирах с длинными, неудобными шпагами. Каждая улица щетинилась флагами конфедератов. Убери прожектора, и можно было бы подумать, что генерала Гранта разбили при Аппоматтоксе, и случилось это только вчера.
В 19.30 начали прибывать Слезник, Флеминг, Митчелл, Вивьен Ли, и вечер засверкал роскошью, вспышками и огласился криками. Звезды – большие, средние и малые – выныривали из автомобилей. Даже не имеющим отношения к кино надо было пройти по красной дорожке. («А кто это, вы знаете?») Когда появился Кларк Гейбл, солдатам пришлось удерживать толпу силой – не то бы его раздавили.
Бринкли было нетрудно заставить себя поверить, что все это затеяли ради него, доктора.
И секунду-другую он так и думал. Когда пришел их черед, он сопроводил Минни, пройдя вместе с ней по дорожке под сдержанные аплодисменты, какими встречали неузнанных знаменитостей. Наблюдавший эту сцену зоркий корреспондент «Сатердей ивнинг пост» описал Бринкли, как «бодро шагавшего достойного вида господина со светлой бородкой и едва наметившимся брюшком – типичный доктор из голливудского фильма».
В Америке и знаменитых и безвестных считают элитой. Возможно, этим и объясняется, как Бринкли удалось всего месяцы спустя после того, как его уничтожили в зале суда в Дель-Рио, вырвать приглашение на важное светское мероприятие, куда могли пробиться лишь сливки общества. Неужели ему вновь удалось оказаться на вершине? Появившаяся в апреле того же года статья в «Пост» описывала его предприятие в Литтл-Роке как вполне успешное: штат из тридцати пяти человек, две тысячи писем в неделю. Ну а катастрофа в суде – это мелочи («Несмотря на постоянные, в течение пятнадцати лет, усилия злопыхателей сбросить его с пьедестала и заглушить его голос, доктор, как продолжают называть Бринкли его приверженцы, все еще на коне»). Со времени суда, как утверждала Минни, ее муж получил «пятьсот тысяч никем не инспирированных писем» с призывами баллотироваться в президенты.
Увы, все это было лишь декорацией и фальшью, такой же грубой, как наспех наложенная краска на фасаде театра Лоу. Как и предсказывал Фишбейн, официальное признание судом и присяжными Бринкли мошенником дало толчок новым судебным искам против короля козлиных желез. Адвокат из Литтл-Рока уведомил Фишбейна, что его клиент подает в суд, требуя с Бринкли шестьсот две с половиной тысячи долларов за то, что тот «оскопил моего клиента, сделал его импотентом и калекой». Другая жалоба вменяла Бринкли в вину «преступную халатность, в результате которой пациент умер на операционном столе от обильной кровопотери». Ко времени премьеры «Унесенных ветром» признанного «короля мошенников» ожидали иски на три миллиона долларов, несмотря на его новую политику возвращать деньги в случае смерти пациента!
Даже его администратор в Литтл-Роке подал на него иск за злоупотребления.
Между тем обладающая особо тонким нюхом на поживу Финансовая инспекция начала преследовать его за неуплату налогов.
«Я не заплатил аренду за клинику «Кантри-клаб», меня буквально душат долги, – писал Бринкли в июне 1940 года одному из своих штатных докторов. – Мне пришлось уволить ряд сотрудников, почти вдвое снизить плату докторам, медсестрам и офисным работникам; сейчас мои дела в этом штате хуже, чем когда бы то ни было».
Пытаясь добиться отмены приговора, он дал возможность апелляционному суду нанести ему новые оскорбления. Верховный суд отказался пересматривать дело. Тем не менее из его копировального аппарата пачками вылетала все новая и новая реклама.
Дорогой друг, ты не захотел сэкономить 25 долларов в январе.
Ты отказался воспользоваться шансом сэкономить 22,5 доллара в феврале.
Неужели и в марте ты не захочешь получить скидку в 20 долларов?
С каждым месяцем твоя скидка становится все меньше…
Двадцать четыре уважаемых жителя Дель-Рио направили просьбу мистеру и миссис Бринкли перевести клинику обратно в город, «где большинство граждан сохранили неколебимую веру в них, где их уважают и любят»[50]. Бринкли был человеком сговорчивым, и он бы согласился, но теперь, когда его, как фурии, преследовали кредиторы и жалобщики, он и думать не мог о переезде, во всяком случае до тех пор, пока не уладит финансовые дела и этот бурный поток исков и жалоб не прервется.
Многие считали доктора способным на смелый шаг, но мало кто ожидал от него шага настолько неожиданного, как заключение договора с авиационным училищем Дилли.
В то время как по Европе, как лава, распространялась война, вступление в которую Америки казалось более чем реальным, мир остро нуждался в героях. Так же остро он нуждался в месте, где люди, малодушные и эгоистичные, могли бы укрыться и подождать, пока все кончится. Чуткий Бринкли надеялся поспособствовать как тому, так и другому. Никто не думал, что он сумеет противостоять призыву. Но трудно было найти лучший мотив для отъема денег.
Зачем заниматься шагистикой за 21 доллар в месяц, когда вы можете получить хорошо оплачиваемую работу в авиации? Вам предстоит решить, что для вас лучше – рыть окопы и таскать на себе винтовку или стать профессиональным механиком в защищенном от снарядов месте. Наши курсанты оказываются нарасхват прежде, чем успевают завершить обучение…
Пока этим не стал заниматься Бринкли, училище Дилли в Канзас-Сити было скромным заведением, где обучали авиасборке и авиамеханике. Большой рекламой и лживыми гарантиями доктор сумел привлечь десятки абитуриентов. Большим преимуществом училища было то, что его выпускники не подлежали призыву. Так, во всяком случае, уверял Бринкли. Его попытка солгать столь нагло, не боясь разоблачения, вызвала оторопь, когда бюро «За честный бизнес» подало в суд на Бринкли. Менее чем за год училище обанкротилось, и Бринкли обвинили в растрате средств корпорации.
К декабрю 1940 года Минни находилась в таких расстроенных чувствах, что предпочла на время уехать. Она поспешила туда, где была некогда счастлива. «Нассау прекрасен, – писала она знакомой, – как белая жемчужина в оправе из бирюзы. Видела Виндзоров. Она выглядит плохо и жалко. Он – невысокий, хорошенький, наверняка гомосексуалист».