Разбудить компьютер не составило труда: достаточно было набрать единицу шесть раз подряд — код доступа, который Ной запомнил при первом знакомстве с домом, когда Ава демонстрировала игровые возможности своей потрясающей системы. Ной прикидывал, как побыстрее отыскать нужный файл, когда на ожившем экране появился совсем другой документ — незаконченное письмо к Говарду Бекману. Искушение прочесть текст оказалось слишком велико. Внимание Ноя привлекла выделенная жирным шрифтом ссылка на закон от 1994 года — тот самый, который избавил шарлатанов, производящих пищевые добавки, от эффективного контроля со стороны ФДА.
Ной не верил собственным глазам: в тексте говорилось, что следует начать активную дискриминационную кампанию против тех немногих сенаторов и конгрессменов, которые высказываются за отмену закона или за внесение в него существенных поправок. Ной был настолько поглощен чтением, что не заметил, как Ава появилась на пороге комнаты; он даже не услышал, как она подошла к нему вплотную и остановилась за спиной.
— И как, по-твоему, это называется? — рявкнула она и рывком развернула вращающееся кресло, в котором сидел Ной, оказавшись с ним лицом к лицу.
В голубоватых отблесках монитора ее кожа выглядела призрачно-бледной.
— Я просто хотел… — в смятении пролепетал Ной и осекся, не зная, следует ли сказать правду или придумать правдоподобную отговорку. Его колебания еще больше разозлили Аву.
— Ты читаешь мои личные письма — вот как это называется! — крикнула она, ткнув пальцем в направлении монитора. — Да как ты смеешь?!
— Прости, — выдавил Ной. — Я думал, ты еще долго будешь занята, и решил пока взглянуть на твой журнал учета сложных случаев… ну или узнать, есть ли он у тебя вообще.
— Естественно, он у меня есть, — процедила Ава. — Итак, ты решил сунуть нос в мои документы и выяснить, достаточно ли я квалифицированный врач? То есть вдобавок ко вторжению в частную переписку еще и прямое оскорбление? И как после этого я смогу доверять тебе?
— Прости, не надо было, — повторил Ной и начал подниматься с кресла. Но Ава ухватила его за плечо и толкнула обратно на сиденье.
— Я поверила тебе, впустила в свой дом, и что получила взамен? — Ава снова сорвалась на крик. — Да если бы я оказалась у тебя в квартире, мне бы и в голову не пришло залезть в твой ноутбук!
— Ты права, совершенно права, — торопливо заговорил Ной. — Сам не пойму, зачем я это сделал. Ты потрясающий анестезиолог, грамотный специалист, я много раз говорил тебе… Но у меня есть — даже не знаю, как сказать, — сомнения, которые не дают покоя. И я хотел удостовериться, взглянуть на твой журнал.
— Какие еще сомнения? — рявкнула Ава.
— Может, сейчас не самое подходящее время для разговора? — Ной предпринял еще одну попытку встать, но Ава не позволила и, пылая гневом, нависла над ним.
— Лучше времени не придумаешь! — отрезала она. — Говори!
— Мелочи, ничего существенного, — вздохнул Ной. — Ну, примерно как в случае с ларингоскопом, когда мне показалось, что ты недостаточно уверенно обращаешься с ним.
— Так. Что еще?
— Тогда же в случае с Гибсон я подумал, почему ты сделала трахеостому при помощи иглы для струйной вентиляции?
— Еще! Давай уж, выкладывай все твои сомнения!
— И последний случай с Харрисоном. Я не могу отделаться от мысли, почему Дороти сказала, что ты не сразу отключила подачу изофлурана.
— То есть ее словам ты доверяешь больше, чем моим? — расширив от удивления глаза, спросила Ава.
— Нет, вовсе нет… Но, как это объяснить, меня не покидает… какая-то странная тревога. Да, самое точное слово — тревога. И больше всего мне хочется избавиться от нее.
— Послушай, это ведь я анестезиолог, а не ты, и мне лучше знать, что следует делать. Во-первых, к тому моменту, когда я пришла в операционную, Гибсон уже получила миорелаксанты, игольная трахеостома была бы недостаточна. Тем более я не знала, что у нее проблемы с шеей. И все же мне почти удалось интубировать ее. Что касается Дороти Бартон — это не серьезно, все в больнице знают, какой у нее склочный характер. Я выключила изофлуран в ту же секунду, как только поняла, что у мальчика развилась злокачественная гипертермия. И еще: я не обязана отчитываться перед тобой и доказывать свою профессиональную состоятельность. Все три случая мы подробно разбирали на заседании нашего отделения. Но вообще, все это нелепо. Казалось бы, уж кто-кто, а ты первый должен быть на моей стороне.
— Я на твоей стороне, — горячо заверил Ной. — С самого начала. Если бы у меня возникли серьезные сомнения в твоей компетентности, разве так я вел бы себя на обеих конференциях?
Впервые с того момента, когда Ава застукала Ноя за компьютером, она отвела глаза от его лица и молча уставилась в пол. Гнев все еще душил ее, она хмурилась и тяжело дышала. Затем снова взглянула на Ноя:
— Ты не должен был лезть в мои документы. Я у себя дома, и у меня есть право на частную жизнь.
— Конечно! Ты совершенно права и справедливо злишься. Прости. Не знаю, что на меня нашло. Обещаю, такого больше не повторится.
— Надеюсь, — буркнула Ава. — А теперь я хочу, чтобы ты ушел.
Теперь настала очередь Ноя пережить потрясение. Он никак не ожидал, что его выставят за дверь, хоть и признавал, что совершил серьезную оплошность. Но возвращение в одинокую унылую квартиру казалось слишком суровым наказанием.
— Ты уверена?
Ава кивнула.
— Мне нужно время, чтобы прийти в себя. Меня однажды уже предал бывший муж, и я не хочу снова пережить это чувство.
Она попятилась, давая Ною возможность встать с кресла.
— Я не предавал тебя, — возразил он, поднимаясь. — Как и прежде, я считаю тебя талантливым анестезиологом. И мои личные чувства к тебе не изменились ни на йоту.
— Я хочу, чтобы ты ушел, — повторила Ава. — Чтение частной переписки и сомнения в моей квалификации — это предательство.
Ной не хотел уходить. Он ужасно скучал по любимой эти четыре дня и отчаянно пытался придумать способ загладить вину. Его поймали, как нашкодившего мальчишку, и теперь вышвыривают за порог.
— Ты позвонишь или напишешь, если передумаешь? Я могу вернуться, — сказал он. Какая жалкая фраза! Он внутренне съежился и возненавидел себя в тот самый миг, когда слова слетели с губ.
— Я не передумаю.
Двадцать минут спустя Ротхаузер вошел в свою квартирку и рухнул на продавленную кушетку. Он был в ярости, проклиная себя за то, что не устоял перед искушением и полез в компьютер Авы. Как можно быть таким идиотом? И еще большая глупость — объяснять, ради чего он это сделал. Все равно что подлить масла в огонь, и так полыхающий до небес.
— Придурок. Ты безнадежен, — вслух произнес Ной и несколько раз ударил себя кулаком по лбу. Он знал, что плохо ориентируется в человеческих отношениях, но сегодняшний вечер стал наглядным примером его полнейшей никчемности. Разрушить все собственными руками, когда они только-только преодолели серьезное недоразумение, в котором Ной виноват ничуть не меньше Авы: напридумывал себе черт знает что, когда нужно было просто написать ей или даже позвонить.
Он гадал, сколько Аве потребуется времени, чтобы переварить случившееся и прийти в себя. Если она вообще намерена приходить в себя. Велик шанс, что подруга сочтет отношения с Ноем не стоящими таких усилий и предпочтет привычные контакты в социальных сетях, где все намного проще и понятнее. В мрачном раздражении Ной вспомнил письмо, которое обнаружил на мониторе компьютера. В некотором смысле его можно считать доказательством, что доктор Лондон играет в команде производителей пищевых добавок. Открытие было почти столь же неприятным, как приказ убираться из ее дома. До сегодняшнего вечера Ною удавалось закрывать глаза на причастность Авы к этому бизнесу. Теперь обманывать самого себя уже не получится. Его возлюбленная рекомендует начать клеветническую кампанию против людей, которые, по мнению Ноя, стремятся обуздать шарлатанов.
Глава 26
Пятница, 4 августа, 15:50
Сигнал будильника на смартфоне заставил Ноя вернуться к реальности. Он находился на восьмом этаже Стэнхоуп-Билдинг в помещении, которое называли хранилищем. Когда-то здесь действительно хранились медицинские карты пациентов, теперь же сведения о каждом поступившем в больницу заносились в центральный компьютер, но в БМБ дорожили традициями, и врачи по-прежнему говорили, что идут работать в хранилище. Ной сидел перед монитором, просматривая информацию о пациентах, встреча с которыми предстояла на вечернем обходе. Обход начинался в пять часов, однако Ной, со свойственной ему дотошностью, предпочитал вникать в детали заранее.
Но прежде ему предстояло повидаться с доктором Кумаром. Он не хотел опоздать и поэтому поставил будильник. Ной выключил компьютер, поднялся и натянул висевшую на спинке стула отглаженную белую медицинскую куртку. Ротхаузер нервничал. Чтобы решиться на этот разговор, ему потребовалось два дня, которые он провел в бесконечных терзаниях, взвешивая все за и против.
Ной вышел из хранилища и направился к лифту. Доктор Кумар назначил встречу в своем кабинете на третьем этаже, где располагалась администрация клиники. Ной предпочел бы поговорить в менее официальной обстановке, но заведующий отделением анестезиологии настаивал, и пришлось согласиться.
Прошедшая неделя выдалась не самой приятной. Ава молчала. Не желая повторять ошибку, приведшую к первой размолвке, Ной послал ей несколько эсэмэсок. Первую — в воскресенье. Каждый раз он переступал через собственную гордость и писал длинные тексты, полные извинений за содеянное и настойчивых просьб о встрече, чтобы спокойно все обсудить. Ава ответила только один раз, поздно вечером во вторник, в своем фирменном лаконичном стиле: «Мне нужен перерыв».
В среду Ной изменил тактику. Он написал, что им следует встретиться хотя бы для того, чтобы подготовиться к конференции на будущей неделе. Ответа не последовало. Стало ясно: под перерывом она имеет в виду полное отсутствие контактов. Когда их пути пересекались в больничных коридорах, Ава избегала даже случайного взгляда в его сторону.