Но если кто из присутствующих и был потрясен, так это сам Ной. Не верилось, что его не просто снимают с поста главного ординатора, но и лишают возможности работать. Он ожидал сурового наказания за то, что нарушил субординацию и поставил под сомнение компетентность одного из подчиненных доктора Кумара, ожидал чего угодно, но только не этого. Молодой врач застыл на месте, словно парализованный.
— Это все, доктор Ротхаузер, — раздраженно повторил заведующий и с демонстративным отвращением швырнул диссертацию на стол.
— А как же мои пациенты? — обретя дар речи, воскликнул Ной. У него было шесть прооперированных, двое из которых все еще находились в отделении интенсивной терапии, и до конца недели было назначено еще несколько операций.
— О ваших пациентах позаботятся другие врачи, — сказал доктор Эрнандес. — Вы должны покинуть больницу и не появляться здесь до тех пор, пока вопрос не будет решен. Доктор Кантор свяжется с вами дополнительно.
Ной в буквальном смысле слова вывалился из кабинета заведующего. В полуобморочном состоянии он шел по коридору к лифтам, все еще не в силах поверить, что Мейсону удалось осуществить угрозу: ни безупречная репутация, ни всеобщее уважение коллег — в котором заверяла его Ава — не спасли Ноя от расправы. Случившееся напоминало ночной кошмар.
Отстранение от работы и потенциальная возможность потери медицинской лицензии — худшего удара и представить было нельзя. Ной чувствовал себя так, словно ему внезапно объявили о смертельном диагнозе. Все, над чем он трудился все эти годы, рушилось на глазах. Казалось, сама жизнь Ноя рассыпается на части.
КНИГА ТРЕТЬЯ
Глава 29
Суббота, 12 августа, 13:51
Ною стало нестерпимо жарко, когда он вышел из своего подъезда на Бикон-Хилл и окунулся в липкое марево солнечного света. Духота и влажность росли вместе с температурой — погода, обычная для середины бостонского лета. Пройдя всего полквартала в сторону пересечения Ривер-стрит и Гроув-стрит, Ной уже промок насквозь, хотя был одет легче некуда: тонкая футболка, шорты и пляжные шлепанцы на босу ногу. Пот быстрыми струйками бежал по спине. Выложенный кирпичом тротуар дышал обжигающим жаром, который поднимался навстречу горячим лучам солнца.
На углу Ной остановился и резко обернулся. Как он и ожидал, следом за ним шел человек, одетый в темный костюм и белую рубашку с галстуком. Делая уступку жаре, преследователь позволил себе распустить узел галстука и снять пиджак, который нес, перекинув через локоть. Это был чернокожий мужчина с коротко стриженными волосами, массивной шеей и сильным торсом атлета.
Ной видел его и раньше: три дня назад, когда примерно в это же время тем же маршрутом отправился в супермаркет «Хоул фудс» на Кембридж-стрит. После катастрофы, случившейся во вторник, молодой врач заперся в своей крошечной квартирке, охваченный одновременно унынием и беспокойством, в полной уверенности, что жизнь его висит на волоске. В среду он заставил себя выйти на улицу, понимая, что нужно поесть, хотя особого чувства голода не испытывал. Каждый день Ной совершал прогулку в супермаркет, брал в кулинарии несколько готовых блюд и возвращался домой. Это был обед и ужин, завтрак он пропускал.
Слежку Ной заметил почти сразу и, хотя до сих пор списывал свои внезапные панические атаки на расшатанные нервы, все же решил проверить. Он двинулся окольным путем, часто сворачивая в боковые улицы и снова возвращаясь на Кембридж-стрит, и после каждого поворота мужчина неизменно появлялся позади, вынуждая Ноя признать очевидное: за ним следят. Однако преследователь вел себя странно. Казалось, его ничуть не смущала необходимость торчать посреди улицы в своем темном костюме, как бельмо на глазу. Разве когда следишь за кем-то, не пытаешься делать это скрытно? Но с какой стати кому-то вообще понадобилось устанавливать слежку за Ноем? Единственное более-менее правдоподобное объяснение, которое приходило в голову: администрация БМБ желает убедиться, что изгнанный с работы ординатор не нарушает запрет и не пытается проникнуть обратно на территорию клиники. Откровенно говоря, Ротхаузеру и вправду несколько раз пришлось преодолеть искушение вернуться и проверить, как там его пациенты.
В четверг за Ноем присматривал тот же чернокожий атлет, который сейчас вышагивал по Ривер-стрит, а в пятницу его сменил белый мужчина. Похоже, они работали в паре, соблюдая очередность.
Подталкиваемый в равной степени раздражением и любопытством. Ной решил не двигаться с места. Он ожидал, что человек тоже остановится и сделает вид, будто разглядывает товар на витрине ближайшей лавки — во всяком случае, вчерашний сопровождающий именно так и поступил, — но этот повел себя иначе. Он продолжил идти, не торопясь, но и не сбавляя шага, без малейших колебаний приближаясь к Ною. Похоже, атлета ничуть не беспокоило, что объект его слежки застыл как вкопанный.
Поравнявшись с молодым врачом, мужчина сделал шаг в сторону, намереваясь обойти препятствие. Ной быстро протянул руку и схватил его за плечо. Несколько секунд они молча почти в упор смотрели друг на друга. Вблизи было видно, что мужчина чисто выбрит, у него хорошая гладкая кожа и правильные черты лица. Атлет стоял неподвижно, затем медленно опустил глаза и взглянул на пальцы, сжимающие его плечо. Ной почувствовал, как мужчина напрягся, словно туго скрученная пружина, и быстро убрал руку.
— Извините, почему вы следите за мной? — спросил он, пытаясь придать голосу легкую непринужденность, однако чувствуя, как внутри разливается неприятный холод: внезапно Ной испугался стоящего перед ним человека.
— Я не слежу за тобой, приятель, — спокойно произнес мужчина, — просто гуляю по Бостону, осматриваю достопримечательности. А теперь, если ты не против, я пойду своей дорогой.
Ной отступил. Мужчина слегка кивнул и зашагал дальше по Ривер-стрит. Ной наблюдал за ним какое-то время, потом развернулся и пошел обратно по Гроув-стрит. Окончательно сбитый с толку, он постепенно прибавлял шаг, то и дело оглядываясь, почти уверенный, что снова увидит своего преследователя.
Для Ноя последние дни были тяжелыми. Оказаться отрезанным от мира, не имея возможности продолжать работу, — изгнание превращалось в настоящую пытку. Сама перемена в налаженном ритме жизни была мучительна: он привык работать по пятнадцать часов в сутки семь дней в неделю. Ной не помнил, когда в последний раз столько бездельничал, и не мог остановить бесконечный поток мыслей, пытаясь осознать, что с ним происходит. Вдобавок ко всему стало известно, что впереди его ждет еще много дней скуки и томительного ожидания. В среду вечером позвонили от доктора Кантора. В качестве дополнительного унижения звонил не сам директор ординатуры, но его секретарь. Она безразличным тоном проинформировала, что консультативный совет, призванный решить судьбу главного ординатора, назначен на среду, 23 августа, на четыре часа дня. Также женщина продиктовала имя и телефон адвоката, которого больница наняла для Ротхаузера в соответствии с требованиями трудового законодательства.
Мысль о том, что ему может понадобиться адвокат, не приходила Ною в голову. Сообщение секретаря только добавило уныния и без того мрачному настроению. Казалось, сам факт участия адвоката делает ситуацию еще более напряженной и опасной. В глубине души Ной надеялся, что дело разрешится само собой и его обвинители поймут: никакой фальсификации не было, он просто сделал небольшой прогноз, чтобы вовремя сдать рукопись, а как только получил объективные данные, сразу внес необходимые исправления.
Необходимость ждать до 23 августа принесла Ною дополнительные страдания. Покидая кабинет доктора Эрнандеса, он был уверен, что заседание совета состоится в ближайшее время, буквально через день-два, но никак не думал, что придется жить в таком подвешенном состоянии целых две недели. Это становилось похоже на медленную пытку.
Выйдя на оживленную Кембридж-стрит, Ной оглянулся. Преследователя нигде не было видно, однако молодой врач не сомневался: рано или поздно не он, так кто-нибудь другой непременно появится. Ной никак не мог взять в толк, с какой стати больница устроила такой цирк со слежкой, но решил принять неизбежное и смириться, несмотря на абсурдность самой идеи.
В супермаркете Ной долго бродил вдоль прилавка с готовыми продуктами. Есть не хотелось, и он никак не мог решить, на каком из блюд остановиться. Одно хорошо: в магазине царила приятная прохлада, и можно было передохнуть от изнуряющего жара снаружи. Расплатившись за покупки, Ной двинулся обратно на Бикон-Хилл. Ни чернокожий атлет, ни его белобрысый напарник так и не объявились, но поскольку их присутствие больше не выглядело как угроза, Ной перестал обращать внимание, идут за ним по пятам или нет.
Он тащился вверх по Гроув-стрит, едва переставляя отяжелевшие ноги: подъем сделался как будто круче, а солнце — еще злее. Мысль о возвращении в одинокую квартиру страшила. Поздно вечером в среду Ной проглотил наконец свою гордость и позвонил Аве в надежде услышать слова сочувствия. Он ожидал, что она позвонит сама, едва узнает о случившемся. — в том, что об отстранении Ноя стало известно, как только за ним закрылась дверь кабинета заведующего, сомневаться не приходилось. Ротхаузер надеялся, что подруга непременно позвонит между операциями или хотя бы напишет. Но время шло, рабочий день окончился, а ни звонков, ни сообщений так и не поступило. В половине пятого Ной сам набрал домашний номер Авы, решив, что она уже вернулась из клиники. Не получив ответа, он позвонил на мобильный. Безрезультатно. Ной послал эсэмэску и ждал минут сорок. Тишина. Он попробовал электронную почту и мессенджер в «Фейсбуке». Все напрасно.
Два дня, четверг и пятницу, Ной ждал, что Ава вот-вот появится на пороге его квартиры. Когда и этого не произошло, он окончательно пал духом. Просто невероятно, ведь они были так близки! Ава не может не понимать всю глубину его отчаяния. Случись нечто подобное с ней, Ной, несмотря на размолвку, первым делом примчался бы к ней, чтобы поддержать и утешить.