—Тем не менее это «фейсел-вега-что-то», и выпущена она была где-то в шестидесятые,— продолжил Мэтт. Кажется, ему было приятно поделиться со мной своим жизненным опытом.— Всего их было тысяча сто. Не знаю, сколько осталось.
Я еще раз взглянул на снимок. Зеленая машинка блистала ухоженностью. Больше мне нечего о ней сказать. Ведь на переднем плане стояла девушка и чему-то радовалась. Улыбающаяся девушка, пасмурное небо и зеленое авто. Все это напоминало мне игру с детективным сюжетом, выпущенную специально для не очень буйных психов.
—Ищи ее! Это очередная подсказка! Как Уитби! Найдем машину, найдем и девушку!
—Она просто стоит рядом с машиной. И не сказать, что совсем рядом, к тому же. Кроме того, у нас вроде бы нет доступа к полицейским архивам.
—Это зацепка, друг.
Он рассмеялся, Дэв последовал было его примеру, но в результате только пожал плечами.
—Не знаю, может быть, в Лондоне есть клуб любителей ретроавтомобилей и там эта машина зарегистрирована. Может, это машина ее хорошего соседа. Или… близкого друга.
Ага. Того загорелого парня с дорогими часами. Разумеется, у него должна быть редкая машина. Это полностью вписывалось в его образ, существовавший в моем воображении.
Я взял снимок в руки.
—Ну, может быть, это зацепка…
—Конечно, это зацепка!— подхватил Дэв.— Это, конечно, может оказаться и ложным следом. Но это уже что-то…
—Это след,— твердо произнес я, думая уже о другом,— это след.
Повисло молчание.
—Смотрите,— тихо проговорил я, указывая на деталь, только что замеченную мной.
На заднем плане было запечатлено здание. Огромное белое здание, под крышей которого виднелась надпись. В кадр попала только ее нижняя половина.
—«Аляска»,— прочитал Дэв, отобрав у меня фотографию.— Не может такого быть. У машины правый руль. Может, конечно, ее ввезли из Англии, но…
—Они не на Аляске. Это название какого-то предприятия. Что это может быть? Завод? Она работает на заводе?
—А что они там производят?— поинтересовался Дэв.— Явно не эскимосов.
—Не знаю,— признался я, задумавшись.
Я взял остальные снимки, принялся перебирать их, и, кажется, мне стало понятно, как надо смотреть, чтобы увидеть невидимое.
В свое время я читал книжку под названием «Рыба внутри тебя». В ней говорилось об ученом, одержимом желанием найти окаменелую рыбу возрастом 375 миллионов лет, которая являлась, по его мнению, прародительницей всех нас. Эта особь расположилась где-то посередине между сгустком живой слизи и вставшей на задние лапы обезьяной: у нее уже была шея и что-то, впоследствии превратившееся в кисти рук. Именно эта рыба выбралась когда-то из мутных вод на необозримые просторы суши. Без нее надводный мир навечно остался бы необитаемым. У нас бы не сформировался наш мир. Не было бы ни девушек, садящихся в такси, ни переулка Перси, ни натуралов, ни голубых, ни «Макдоналдса», то есть ничего бы не было. Так вот, этот парень приехал в северную Канаду с группой других ученых. Все они искали какие-то окаменелости, при этом он приходил в отчаяние, когда его коллеги их находили, а ему не попадалось ничего. Что в других было такого, чего недоставало ему? Что он делал не так?
Однажды он понял, что сосредоточивался не на том. Он не знал, что и как надо искать. Когда он уяснил это — вся земля озарилась светом окаменелостей… Я немного романтизирую историю, но в моем сознании она отложилась именно в таком виде. Итак, как только он научился не только смотреть, но и видеть, окаменелости оказались повсюду — махали ему плавниками, подмигивали из толщи земли, поздравляли его с тем, что он наконец смог их узреть, сверкали, как алмазы в породе. Так я и почувствовал себя сейчас. Эти снимки искрились от алмазов.
Может быть, я наконец нашел эту рыбу, таившуюся внутри меня.
Неплохо. Тому парню понадобилось девять лет и несколько сотен страниц.
Раньше, глядя на фотографии, я воспринимал только ее. Даже когда я стоял на том же месте, что и она, до меня не доходило, что все эти снимки где-то сделаны. Звучит странно, но из-за того, что это были не мои фотографии, все эти места казались мне нереальными. Мимо них я не мог бы пройти, или — как в случае с кафе «Рома» — оказаться внутри.
—В первую очередь,— пояснил Дэв, пытаясь отобрать у меня снимки,— нам нужно выявить закономерность. Найти общую тему.
Я поморщился.
—Мне всегда казалось, что фотографии делают просто так. Вне всякой темы.
—Да,— согласился Дэв,— ты прав. Но это если речь идет о цифровых фото. Мы же говорим о психологии тех, кто пользуется одноразовыми камерами.
—Но почему ты уверен, что они сделаны не просто так?— поинтересовался Мэтт, и я, как его учитель, ощутил некую гордость.
—Потому что одноразовые камеры предназначены не для этого.— Кажется, Дэв заранее заготовил ответ.
Он с умным видом откинулся на спинку стула. Я вслед за Мэттом наклонился ближе к нему, и мы, едва не столкнувшись лбами, вернулись в исходное положение.
—Снимки, сделанные одноразовым фотоаппаратом, особенные. Обычные фотки можно стереть в любой момент, то есть часто люди снимают налево и направо, не особо задумываясь. Делаешь одну фотографию, понимаешь, что выглядишь слишком пьяным, или уставшим, или с мешками под глазами, и тут же щелкаешь другой кадр, с приличествующим случаю выражением лица. Но в этом случае…
Он помахал пачкой фотографий в воздухе.
—В этом случае мы имеем дело с определенными моментами из жизни — счастливыми или просто особенными,— но они, по ее мнению, заслуживали того, чтобы быть запечатленными. Ей надо было продумать каждый снимок, запланировать его. Она собиралась зафиксировать ограниченное число ключевых моментов. Впрочем, в жизни они не так уж и часто встречаются.
—Ты о чем?— спросил Мэтт.
Я же наклонился ближе к Дэву, так как понял, что он пытается сказать. У меня было мало подобных моментов.
—Предположим, у тебя есть двенадцать кадров,— продолжал он,— ты можешь запечатлеть двенадцать мгновений. Это конечное число. Каждый раз, когда очередной из них оказывается в этой маленькой коробочке, у тебя остается на один меньше. Перед тем как заснять последний эпизод, ты должен решить, насколько это именно то, что тебе нужно, иначе придется пропустить следующий, какой-нибудь действительно особенный момент.
Я представил, как, должно быть, ужасно пропустить особенный момент.
—Имея дело с одноразовой камерой, необходимо быть уверенным в том, что у тебя получится своего рода история и последний кадр станет ее завершением. Или новым началом. Многоточием, предполагающим новый виток.
С этого места теория Дэва перестала казаться мне такой уж верной.
—Как же. На последнем снимке фигурирую я.
Дэв улыбнулся.
—Верно. Ты стал частью ее истории. Теперь надо сделать так, чтобы она стала частью твоей.
Он извлек из кармана новенькую одноразовую камеру и придвинул ее по столу ко мне.
Я посмотрел на нее, а потом взял и положил в свой карман. Мы, заказав еще пива, принялись с азартом искать новые зацепки, возможно, ускользнувшие от нашего внимания. В какой-то момент мне захотелось рассказать им о том, что я сегодня успел сделать. Сколько бы уверенности ни принесло мне последнее открытие, я и сам оказался способен кое-что сделать.
Так вот, после ролла с креветками, пасьянса и «Твикса» я сделал то, о чем не хотел вам рассказывать, ссылаясь на скучную работу и уверяя вас в том, что это совершенно неинтересно.
Но я все-таки сделал это. Полагаю, что теперь мы, я и девушка, стали хоть на шаг ближе друг к другу.
Глава 10, илиОна красавица
Вторник, восемь утра.
Я ехал в автобусе по направлению к Кингс-Кросс и ощущал какой-то тревожный азарт, как перед экзаменом.
С тех пор как я принял это решение — выбраться из воды, попробовать поймать тот заветный момент, прежде чем он окончательно превратится в иллюзию, когда начинаешь ощущать единение со своей собственной внутренней рыбой, если пользоваться выражением из книжки,— во мне поселилось спокойствие. Мне стало казаться, что я это заслужил и моя жизнь теперь, может быть, изменится. Дэв говорил о судьбе. А я верил в судьбу, до тех пор пока она не сделала мне подножку и не запихнула меня в одну квартиру с Дэвом. Знаете, слишком грустно смириться с тем, что твое предназначение — жить под одной крышей с человеком, постоянно разглагольствующим о судьбе.
Я поднял взгляд и увидел людей в желтых куртках, переминавшихся с ноги на ногу у входа в метро и пытавшихся всучить прохожим как можно больше экземпляров «Лондонских новостей» до завершения часа пик. Согласно полученным инструкциям они утверждают, что раздают газеты «в подарок», а не «бесплатно». Это как если бы киллера величали снайпером. Оба слова означают практически одно и то же, но за обедом я бы предпочел сидеть рядом со вторым.
Итак, я схватил свой «подарок», собрался было поблагодарить парня, презентовавшего мне его в надежде, что это может стать самым светлым моментом за его рабочий день, но тот уже повернулся к кому-то другому, так что я, в смущении опустив голову, вошел в метро, в разверзшиеся предо мной глубины Лондона, оставив не токмо надежду, но и все и вся наверху. Тут я мог наконец прочитать свою любимую газету, но так, чтобы мало кто об этом узнал.
Оказавшись в последнем вагоне дребезжащего на всех стыках состава, я развернул этот еще пахнущий типографской краской печатный орган на странице тридцать восемь — ее обычно просматривают в конце отпущенных на газету двадцати минут.
Имеется в виду раздел «Я видел тебя».
Клем подхватил бронхит и провел на больничном два дня, так что я воспользовался его компьютером. Мне надо было спешить, пока Сэм не вернулась с перекура.
Я постарался быть мягким и ненавязчивым, хотел обойтись без излишнего напора. Нельзя повторять обычную ошибку тех, кто сюда пишет. Много раз мы с Дэвом читали вслух объявления из этого раздела и старались представить, как воспринимает другая сторона то, что парень, пялившийся на нее в метро, является не только потенциальным поклонником, но и обладателем коллекции ножей и экземпляра «Над пропастью во ржи».