– Что у вас происходит? – с тревогой спросил он.
– Ничего, совершенно ничего, – тряхнула кудрями Шарлотта. – Береги себя и возвращайся.
– А ты позаботься о домашних, особенно об Анне. Ты у нас самая стойкая.
Джонатан разомкнул объятья, еще раз поцеловал мать и Анну, пожал отцу руку и побежал догонять Тедди, который ждал его, стоя одной ногой на подножке вагона. Через минуту состав тронулся. Отставшие солдаты запрыгивали в вагоны на ходу.
– Присматривайте друг за другом! – прибавляя шагу, крикнула миссис Аддерли вслед уходящему поезду, из открытого окна которого высунулись улыбающиеся приятели.
Джон кричал в ответ, но слова заглушил очередной возглас паровоза, и он просто махал рукой на прощание, пока мог видеть родных, теряющихся в толпе. Шарлотта готова была побежать за поездом, но это не дало бы ровным счетом ничего.
Рыдающая Анна едва держалась на ногах, когда семья покидала здание вокзала. Мистер Аддерли сокрушался, что слишком стар и не может принять участие в столь славной военной кампании.
– Анна, мне впервые в жизни так стыдно за тебя, – прошипела Шарлотта, до боли стискивая локоть подруги. – Разве это должен запомнить Джон? Истерику? Думаешь, мне не хотелось зареветь?
– Ты не любишь ни Тедди, ни Уильяма, поэтому тебе моих слез не понять.
Анна резко выдернула локоть из цепких пальцев Шарлотты и пошла чуть впереди.
– Ох, дорогая, прости, – Шарлотта догнала ее и обняла за плечи. – Прости меня. Но мы должны быть сильными ради них. Попробуешь?
Анна кивнула.
– А я в свою очередь прощу тебе твои злые слова, – продолжала Шарлотта. – Я уверена, ты на самом деле так не считаешь.
Анна снова кивнула и высморкалась в носовой платочек.
За грязным стеклом вагона мелькали домики пригорода.
– Почему твоя сестра в Лондоне? – оживленно поинтересовался Тедди, отрываясь от окна и плюхаясь на лавку.
– Здесь безопаснее, только и всего. И никакого подтекста, который буквально выведен у тебя на лбу, – фыркнул Джон.
– Не был бы так уверен. А скроешь от меня жизненно важную стратегическую информацию – брошу тебя на произвол судьбы и уйду в кавалерию.
Тедди не единственный считал, что война закончится к Рождеству. Как и все остальные, он ошибся.
***
Амелия Гастингс напряженно смотрела в зеркало. Когда ее лицо принимало такое сосредоточенное и серьезное выражение, нижняя губа немного втягивалась внутрь, а верхняя казалась непропорционально больше. На Амелии была мужская одежда.
Девушка заплела волосы в косу и задумчиво повертела в пальцах нож для писем. Сильнее втянув нижнюю губу и задержав дыхание, Амелия принялась с остервенением пилить ножиком косу у самого основания, оттягивая ее за кончик до боли.
Отсеченное богатство было небрежно брошено на туалетный столик. Подумав немного, она подобрала улику и сунула в заранее собранную сумку.
– Шекспир да и только35, – Амелия тряхнула остатками шевелюры.
На цыпочках пройдя по лестнице вниз, она бесшумно выскользнула из спящего дома через черный ход.
2
На Западном фронте боевые действия сводились к окопным перестрелкам на всем пространстве от Пролива до самой Швейцарии. Линия фронта ни в чью сторону существенно не сдвигалась.
Рано утром 25 декабря 1914 года36 Джонатана разбудили голоса. Он выбрался из-под навеса, поднял винтовку и осторожно выглянул из окопа. Дозорные напряженно всматривались вдаль. Со стороны немецких траншей шли трое безоружных солдат противника. Они почти добрались до колючей проволоки, отмечавшей нейтральную полосу. И на удивление, навстречу им выступило несколько невооруженных англичан.
Джонатан, на тот момент дослужившийся до капрала, кинулся в блиндаж будить командира – капитана Уэстроу. Капитан побежал к заграждению, едва успев одеться.
– Эй, вы! Я прошу вас отойти, иначе мы вынуждены будем стрелять! – обратился он к германским солдатам. – Черт, кто там у нас говорит по-немецки? Гастингс!
– Да, сэр! – отсалютовал Тедди, бывший на две головы выше коротышки капитана.
– Что «да»? Переводи!
– Есть, сэр.
– Не надо! Говорий по-английский! – немец с повязкой санитара поднял руки в примирительном жесте. – Хотей пожелать веселый Рождества. Уже уходий. Но… может… перемирие?
– Это, конечно, паписты проклятые, но грех стрелять в такой праздник и им, и нам, – пробормотал себе под нос Уэстроу.
– Сэр, мы можем воспользоваться моментом и подойти поближе к их расположению с целью разведки, – тихо бросил Джонатан.
Капитан посмотрел на него взглядом, означающим бог весть что, кивнул немцу и слегка улыбнулся.
– Перемирие.
– Прекрати выслуживаться, – зашипел Тедди, наступая Джону на ногу. – Генералом собрался с войны вернуться?
– Да уж не рядовым, как ты, скромный наш аристократ, – Джонатан двинул друга по ребрам.
Вокруг них собралось человек десять англичан.
– Ваши офицеры отдали вам приказ прийти сюда и сказать все это? – по-немецки спросил Тедди вражеского санитара.
– Нет, мы сами.
– Гастингс, передайте, что, если кто-то из их ребят еще захочет «пожелать веселый Рождества», пусть не переходит линию и ждет у насыпи. А пока… – Уэстроу порылся в карманах шинели. – Вот.
На раскрытой ладони капитана лежала слегка помятая, но почти полная пачка виргинских сигарет.
– Danke, – радостно кивнул немец и взял пачку осторожно, двумя пальцами, словно она могла взорваться.
– Аддерли, идемте, нужно доложить обо всем в штаб, а вы, – коротышка ткнул пальцем в грудь Тедди и понизил голос почти до шепота, – узнайте что-нибудь полезное.
– Нечестно, сэр, перемирие! – возмутился Тедди, косясь на вражеских солдат.
Но те их не слушали, отойдя к кучке британцев и пытаясь говорить с ними на ломаном английском. Санитар показывал новым знакомцам снимок – судя по одобрительному свисту, на нем была изображена его хорошенькая невеста или жена.
– Все честно, – усмехнулся капитан. – У нас есть возможность – у них тоже. Условия равные. А кто ими лучше воспользуется – вопрос стратегии. Это война, а в любви и на войне, как известно…
– Все средства хороши37, сэр, – мрачно закончил Тедди, твердо решив, что доложит в штаб только о том, что отчетливо бросится в глаза, но нарочно выведывать не станет, не сегодня.
Уэстроу и Джон вернулись через полтора часа и не поверили глазам и ушам. Траншеи опустели, а шум стоял такой, словно начался авианалет. Позиции остались без защиты, а третья и четвертая роты братались с германскими солдатами.
Воздух поочередно сотрясали то немецкие, то английские песни, потом спели «Святую ночь» на двух языках сразу. Солдаты обменивались безделушками и адресами, угощали друг друга домашними деликатесами, полученными в рождественских посылках из дома. Они смеялись и приятельски хлопали друг друга по спине, объясняясь наполовину жестами. Звучали также обрывки фраз на французском.
Тедди сидел у основания насыпи между санитаром и сержантом, чья грудь была увешана наградами, и встал при приближении капитана, машинально одергивая китель спереди.
– Гастингс, что здесь творится? – прошипел побледневший Уэстроу.
– Все, как вы приказали, сэр, – отрапортовал Тедди, многозначительно подмигнув. – Вот наши новые друзья: санитар Рихард из Баварии и сержант с непроизносимой фамилией из… черт его знает откуда. Между прочим, он снайпер, сэр. Видите, я много всего узнал!
– Вы… вы что, пьяны?
– Никак нет, сэр капитан! Только попробовал немного шнапса из фляжки герра снайпера. Никогда не пил более ужасного пойла, сэр! Категорически не советую!
За спиной капитана от беззвучного смеха трясся Джонатан. Ему вспомнились академия и пристрастие Тедди к издевательствам над директрисой.
– Боже милосердный, – капитан устало провел рукой по лицу. – Три ночи в карауле вне очереди, Гастингс.
– Есть, сэр! – Тедди выпрямился, щелкнув каблуками сапог. – Но безобразие не остановить, капитан.
– Может, нам всем это действительно нужно? – попробовал разрядить обстановку Джон. – Мы же все люди. Враждуют державы, а не мы.
– Мы – солдаты, капрал. Ладно, бог с вами. В моих вещах припрятана бутылка рома. Пойду принесу.
Джон и Тедди дружно рассмеялись, провожая взглядами квадратную спину командира. Немцы тоже смеялись, хотя почти ничего не поняли.
К обеду совместными усилиями поймали четырех зайцев, лавировавших между окопами, – скорее забавы ради, чем от голода. Четырех зайцев на такую ораву все равно не хватило бы, поэтому добыча просто была поделена поровну между двумя кухнями.
– Знаешь, – доверительно сказал санитар Рихард, – я мечтаю, чтобы вы скорее убрались в свою Англию.
Он оставил попытки общаться на английском на середине капитанской бутылки рома.
– Передай ему: мы мечтаем о том же, – кивнул капитан, когда Тедди перевел слова Рихарда.
– Надоела война, – поддакнул один из солдат. – А приезжайте к нам, ребята, когда все кончится, а?
К вечеру решили разойтись и объявить конец перемирия. Как выяснилось позднее, рождественские братания произошли повсеместно на обоих фронтах.
***
– Первый.
– Второй.
– Караул.
– Первый…
По длинной извилистой траншее едва слышным шелестом прошелся обычный расчет.
– Капитан хоть понимает, чем чревато такое наказание? – зло прошипел Тедди, на секунду высовывая голову и пытаясь разглядеть в ночи хоть что-то. – Утроил мои шансы заработать лишнюю дырку в голове!
– Завязывал бы ты дразнить Уэстроу, – лениво протянул Джон, сидевший на мате из хвороста, прислонившись спиной к стене траншеи. – Как же холодно, черт возьми! Я начинаю забывать, что в мире существует сухая одежда. Проклятый снег тает и тает. Раньше войны казались мне романтичными. Рыцари в блестящих доспехах, звон мечей, разноцветные стяги реют на ветру и все такое.