– Что случилось, сэр? – Шарлотта моментально села в постели, натягивая одеяло повыше.
Она заметила, что через плечо хирурга надета сумка с инструментами.
– Мне сказали, что вы больны, сестра. Я только пришел узнать, не нужна ли медицинская помощь. Общая практика – не совсем моя специальность, но я все-таки врач.
– Да нет же, я просто выбилась из сил. Так стыдно. Остальные работают не меньше, но они на ногах, а я свалилась.
– Позвольте мне все же вас осмотреть.
Шарлотта разрешила смущенному до крайности доктору посмотреть язык, горло, послушать дыхание и посчитать пульс.
– Все в порядке, только незначительно повышена температура. Вы хорошо питаетесь?
– В последнее время от усталости мало что удается проглотить, – призналась Шарлотта.
– Дайте-ка пощупать… эммм, ваш живот. Ложитесь, пожалуйста.
– Доктор, а вы увереннее чувствуете себя со скальпелем в руках. Извините, – улыбнулась Шарлотта, пока трясущиеся пальцы через ткань ночной сорочки ощупывали ее живот.
– Живот мягкий, – пробормотал Торп. – Что? Ах да, конечно. В операционной нет времени на эмоции и раздумья. Здесь не болит? Нет? Точно?
Он осторожно надавил на самый низ живота.
– У вас увеличено… ну, вы поняли. Вы, должно быть, простудили ноги или сидели на холодном. Но как может не болеть? Сестра Уайт, давно у вас были, простите мою дерзость, ваши женские дни?
Лицо Торпа окрасилось всеми оттенками красного. Шарлотта задумалась, и ее глаза округлились.
– Капитан, вы что, думаете, я беременна? – ахнула она.
– Простите, умоляю, я не хотел вас обидеть! – замахал руками доктор. – Я и предположить не мог такое. Это просто показатель женского здоровья, поэтому я спросил.
– Ну, конечно же, сэр. Как я сама об этом не подумала, – потрясенно вымолвила Шарлотта. – Ребенок…
– Вас… обидели, Шарлотта? – глухо спросил капитан Торп. Он впервые назвал ее по имени. – Не могу поверить… Среди солдат британской армии, конечно, есть всякие люди, но здесь, в нашем госпитале… Почему же вы никому не сказали? Да за такое… Я – хирург, не акушер. К сожалению, вашей беде я теперь помочь ничем не могу.
Шарлотта, неожиданно для себя и для доктора, бросилась ему на шею. Удивленный, он не попытался отстраниться.
– Нет же, нет, капитан. Никто меня не обижал, и избавляться от ребенка нет нужды. Я встретила здесь человека, которого давно люблю.
– И это не ваш муж. Я не помню среди раненых никого по фамилии Уайт, – холодно и безжизненно констатировал Торп. – Вы нарушили правила госпиталя. Что теперь мне делать с этим? Я вынужден доложить полковнику или старшей сестре.
– Вы можете сказать ей, капитан. Я уверена, она уладит все без лишнего шума. У нас всегда был порядок с дисциплиной, и я бы не хотела подрывать безупречную репутацию сестры Кармайкл. Она просто отправит меня обратно в Англию.
– Да, вам нельзя больше оставаться на континенте. Это небезопасно в вашем положении.
Торп встал и направился к выходу, но вдруг остановился.
– Вы были для меня ангелом, которым я мог восхищаться со стороны, образцом женщины. Прекрасной, чуткой, доброй и образованной современной женщины. Как низко вы пали, сестра Уайт. И как я огорчен и разочарован.
Шарлотта не ответила, и он вышел из палатки. Жаль разочаровывать милого капитана Торпа, но она была счастлива. Если бы только Теодор знал, какой подарок он оставил ей на прощание! Всего одна ночь и – подумать только! Как хорошо – Шарлотта едет домой.
***
Тедди писал письма в коротких передышках между сооружением новых окопных линий. Фронт сместился юго-восточнее, и англичане спешно готовили укрытия. Копали в основном по ночам и редко днем – практически лежа, чтобы не задел огонь противника. Обветренные ладони, не выпускавшие саперную лопатку, постепенно превращались в кровавое месиво, но никто не обращал внимания на боль и мозоли.
Тедди спрятал законченное письмо за пазуху, попутно почесав грудь. К постоянному зуду тоже все привыкли – раздеваться и разуваться не приходилось неделями.
Справа от него громко работал насос, выкачивавший из траншеи лишнюю воду. Такой же насос чуть дальше пробила пуля, и он вышел из строя. Теперь дно этой части окопа представляло собой грязное месиво пополам с гнилой соломой. Там, где воды было меньше, она превратилась в лед, хрустящий под сапогами. Кое-где оборудовали настил из досок.
Тедди встал на стрелковую ступень окопа и оглядел сумеречную землю, изрытую длинными извилистыми рвами. Он с сожалением вспомнил покинутое пару недель назад заброшенное поместье, где они спали на сухом полу и были защищены от непогоды крепкими стенами и крышей. Третья рота была вынуждена оставить там своего капитана, пораженного «траншейной стопой»44. Онемевшая и отекшая правая ступня бедняги с воспаленными суставами пальцев покрылась пузырями, начиналась гангрена. Его должна была подобрать медицинская рота, отстававшая от дивизии на два дня пути. Медикам сообщили по рации. Должно быть, капитан уже на пути в какой-нибудь госпиталь поблизости, но ногу вряд ли спасут.
Напряженно вглядываясь вдаль, сержант Гастингс задумался о Шарлотте. Было бы хорошо заставить ее уехать домой, но вряд ли он имеет право. Упрямая девчонка все равно не послушается.
Шарлотта… Он вспомнил запах ее волос, на долю секунды заслонивший в его воображении окопное зловоние, и сдвинул брови, возвращаясь в реальность. Не только в его фантазиях, но и наяву пахло свежестью: фруктами – возможно, яблоками – или скошенной травой. Волосы зашевелились на голове. Тедди хорошо знал, что означает этот запах.
Спрыгивая вниз и судорожно роясь в карманах в поисках марлевой повязки, он крикнул:
– Хлор!
Наспех прижав ко рту и носу повязку, даже не завязав ее, он побежал, поскальзываясь, к землянке, служившей штабом. Хлюпающий топот ног и звяканье котелков. Бегущий навстречу солдат сунул Тедди противогаз. В горле щипало. Не замедляя бега, Тедди надел противогаз, забыв открыть пробку. Попытавшись сделать вдох, он почувствовал головокружение и болезненный вакуум в легких и торопливо снял пробку непослушными руками, впуская воздух.
Закрытая дверь в землянку качалась перед глазами туда-сюда, затем распахнулась, и из нее выскочили штабные и командование – все в противогазах. Джонатан хлопнул Тедди по плечу и жестом показал, что надо выбираться наружу.
– Поджигайте хворост, поджигайте! – вопили сзади.
Солдаты выпрыгивали из окопов, рискуя получить пулю, хотя враг пока не открыл стрельбу. Сразу за бруствером на такой случай были подготовлены вязанки хвороста, практически совсем отсыревшие. Тедди перепрыгнул через какого-то беднягу, не успевшего закрыть лицо. Он корчился на земле в жутких спазмах кашля и кровавой рвоты – помочь было уже нельзя. Трое таких же, с красно-бурыми лицами и желтоватой пеной у рта, лежали чуть дальше, не двигаясь.
Отсыревшие ветки поддались, только когда приволокли канистры с бензином. Сорвав противогаз, Тедди упал навзничь возле пылающего огня, наблюдая, как нагретые кострами клубы белого газа поднимаются выше, проходя над британскими траншеями. Мучительный приступ кашля сотряс тело, и Тедди, едва сумев повернуться на бок, сплюнул кровавый сгусток.
В полубессознательном состоянии, думая только о том, что надо следить за костром, он слышал, как открыла огонь дивизионная артиллерия. Клочья дыма и хлора плыли в темнеющем небе, подгоняемые тихим ветром. Со стороны немцев послышались звуки рожка, означавшие, вероятно, конец атаки.
Тедди очнулся утром на дне окопа – его перенесли туда и бережно укрыли куском брезента. Прокашлявшись, он выглянул наружу. Повсюду валялись мертвые птицы. Летом эта штука выжгла бы траву до ржавой желтизны. Неподалеку группа рядовых, орудуя заступами и саперными лопатками, копала братскую могилу. А он снова выжил.
***
Шарлотта опасалась, что доберется до Лондона раньше, чем ее письмо родным. Тедди она пока не написала, сомневаясь, стоит ли. Лучше сделать это из дома, чтобы он наверняка знал, что Шарлотта в относительной безопасности.
Ей пришлось ждать очередную автоколонну и ехать вместе с ранеными. Не желая быть просто пассажиром, она всю дорогу оставалась для солдат заботливой медсестрой.
Вопреки опасениям, с дуврского поезда Шарлотту встретили родители и Анна. О причине возвращения она им не писала.
– Дорогая, ты цела? – с тревогой спросила миссис Аддерли, разглядывая и ощупывая дочь.
– Шарлотта, неужели там так страшно, что даже ты не выдержала? – перебила Анна.
Один мистер Аддерли ничего не говорил, а только с гордостью взирал на дочь в грубой военной шинели.
– Я не ранена и не напугана, у меня свои причины, – коротко ответила Шарлотта. – Поговорим об этом дома.
В чужом и непривычном Лондоне не звучали орудийные залпы, по улицам ходили люди и ездили автомобили, а зарево на горизонте могло означать только скорый закат солнца. Семейство Аддерли село в нанятую машину.
– Вы не хотите со мной поработать в госпитале здесь, в Лондоне? – сразу спросила Шарлотта мать и сестру. – Я найду работу, даже не спорьте. Я нужна.
Они все странно смотрели.
– Да что с вами? – не выдержала Шарлотта.
– Просто… у тебя такие глаза, – Анна смущенно теребила ручку сумочки. – Что ты там видела, даже представить страшно. Когда я встречалась с Джоном во время его обучения, он смотрел так же. Неужели это навсегда?
– Анна, разве можно? – прервала ее миссис Аддерли, сидевшая между двумя молодыми женщинами.
Шарлотта решила, что взгляд Джона должен быть куда страшнее, чем ее. Он видел смерть товарищей и убивал сам. Впервые она задумалась об этом как следует. Раньше эта мысль никогда не складывалась в слова в голове: ее любимые мужчины убивали людей.
– Все в порядке, мама, – Шарлотта погладила миссис Аддерли по руке. – Те, кто побывал на фронте, немного отличаются. Это нормально и, надеюсь, временно.