о свидетельствовало о холерическом темпераменте, узнала угрюмый рот и подбородок, вне всякого сомнения, они были исполнены глубокой мрачности. Его торс, теперь не скрытый плащом, гармонировал, на мой взгляд, с квадратностью лица: полагаю, это была хорошая фигура в атлетическом смысле слова – широкая грудь, узкий таз, – но он не был ни высок, ни грациозен». Манера общения у мистера Рочестера властная, резкая и даже небрежная. Сначала он разговаривает с Джейн Эйр, как вельможа. Однажды вечером, когда ему скучно, он посылает за гувернанткой, чтобы провести несколько часов в её обществе, причём объясняет свой каприз следующим образом: «Сегодня я хочу отвлечься, забыть то, что надоело, вспомнить о чём-то более приятном. Сейчас мне угодно, чтобы вы разговорились откровенно, я хочу побольше узнать о вас, так что говорите». В ответ на это бесцеремонное заявление Джейн молчит. Да, мистер Рочестер может ей отдавать приказания во всём, что касается её дела, за это он ей платит, но развлекать его она не обязана и не будет. И он сейчас это поймёт.
«Вместо того чтобы заговорить, я улыбнулась, и это была не очень-то добродушная или покорная улыбка.
– Говорите, – настаивал он.
– О чём, сэр?
– О чём угодно. Предмет и характер обсуждения предоставляю вашему выбору.
Но я по-прежнему сидела молча. «Если он ждёт, что я буду болтать от нечего делать или пускать пыль в глаза, то он обратился с просьбой не к тому человеку», – подумала я.
– Вы безмолвствуете, мисс Эйр.
Я молчала. Он слегка наклонился и быстро заглянул мне прямо в глаза.
– Упряма? – сказал он. – И оскорблена. Что ж, это понятно. Я изложил свою просьбу глупо, почти нагло. Мисс Эйр, я прошу прощенья. Я вовсе не хочу обращаться с вами как с подчинённой, то есть, если я заявляю право превосходства, то только потому, что я на двадцать пять лет старше вас годами и на сто – опытом».
Так Джейн Эйр ещё раз отстояла своё человеческое достоинство, одержала победу, на этот раз – над человеком, которого она полюбит и который полюбит её.
Впрочем, она одержит над Рочестером не одну победу, потому что их отношения почти на протяжении всего романа – постоянное единоборство воль, интеллектов, представлений о жизни. Уильям Уильямс, литературный консультант фирмы «Смит и Элдер», прочитал рукопись романа, отданную ему на суд, за один вечер и ночь и не мог оторваться от столь захватывающего повествования. Действительно, развитие отношений Джейн и Рочестера держит читателя в постоянном напряжении. Керрер Белл обладал незаурядным умением вести действие к кульминации, не отступая в сторону, не рассеивая внимание на второстепенное и необязательное. А кроме того, роман был прекрасно написан. Суховатое и сдержанное, «графическое», повествование ловудских глав сменилось нервно пульсирующим стилем торнфилдских сцен, который так соответствовал ощущению нарастающей страсти Рочестера и Джейн. И что очень немаловажно, страсть эта была «выписана» самым убедительным образом. Тут небезынтересно вспомнить, как создавался образ Джейн. Долгими вечерами, после того, как весь дом отходил ко сну (а это было по-деревенски рано: ровно в девять преподобный Патрик Бронте собственноручно запирал входную дверь), сёстры читали друг другу написанное за день, обсуждая все перипетии жизни, борьбы и любви своих персонажей. Рассказывают, что однажды Шарлотта упрекнула сестёр: зачем их героини красивы? «Но ведь иначе читателя не привлечёшь», – ответили Эмили и Энн. «Вы ошибаетесь, – возразила Шарлотта. – Хотите, моя героиня будет некрасивой внешне, но по-человечески настолько интересной, достойной и привлекательной, что её полюбят?» И в Джейн ей удалось нарисовать такую героиню романа. Конечно, у Шарлотты Бронте был уже некоторый опыт создания образа «“трудной” красоты» – Фрэнсис Анри. И всё же по сравнению с Джейн, много думающей, страдающей, радующейся, борющейся, нежной и непокорной, насмешливой, иногда до язвительности, умной и наблюдательной, отзывчивой, но умеющей быть «злой» и «недоброй», страстной, даже чувственной, и сдержанной, Фрэнсис – просто бледный очерк характера, и нравится она Уильяму Кримсуорту по той причине, что он – создаётся впечатление – мужская ипостась самой Фрэнсис. Есть в его чувстве к ней какая-то изначальная заданность, «запрограммированность» – сказал бы современный читатель. Автор как бы заранее предваряет нас о неизбежности их взаимной любви. Но «заставить» Рочестера, этого бывшего Заморну, страстно полюбить не роскошную красавицу Бланш Ингрэм (лебединая шея, стройна, как Диана, прекрасные чёрные глаза, величественность, грация), а маленькую гувернантку, всегда в чёрном, всегда серьёзную, такую непритязательную и скромную, – «жаворонка», как он потом её назовёт (Бланш же больше напоминает горделивого лебедя), – и убедить читателя в подлинности, искренности и непреложности такой любви – это было проявлением замечательного мастерства Бронте, умения создать психологически мотивированные действие и образ. Но Джейн во всём «контроверза» не только Бланш и чуждому светскому окружению. Ведь и от любимого Рочестера Джейн отделяет бездна: происхождение, положение в обществе, образ мыслей, поведение. И хотя и он, и она обладают натурой страстной и у обоих яркое воображение, Джейн с пылкостью сердца сочетает ясный ум, непреклонную волю и самообладание. Рочестер же сдержанностью не отличается. Он даёт волю и чувствам, и дурному характеру. Он может быть высокомерен, даже груб. Он с презрением относится к своей маленькой подопечной – по той причине, что она француженка, и потому, что Адель – дочь его бывшей любовницы, артистки Селин Варанс. Вскоре после знакомства с Джейн он рассказывает ей историю своей прежней «безумной» любви к Селин, которая в своё время сумела уверить Рочестера, будто Адель – его дочь, причём рассказывает эту историю, стыдясь теперь легкомысленной француженки и саркастически потешаясь над её коварством: она изменила ему с ничтожным светским повесой, что чудесным образом излечило гордого «Заморну»-Рочестера от его безумной страсти. Всё же он сжалился потом над Аделью, которую бросила мать, и «пересадил» девочку из «парижской грязи» на «здоровую почву английского сада», хотя, как он утверждает, Адель, конечно, ему не дочь. Из истории отношений с коварной Селин, да и по всей манере держаться видно, что Рочестер не привык обуздывать своих желаний и смирять их доводами рассудка. В этом Рочестер – противоположность Джейн, почему он слабее, почему в их единоборстве она побеждает. Но у Джейн есть ещё одно, и главное, оружие, которое она всегда готова пустить в ход: гордость бедного, но честного человека, который скорее умрёт, чем примет что-либо из милости или совершит поступок, противный её человеческому достоинству. А ещё она не только горда и самолюбива. Она – истинный друг. Внешне хрупкая – она преданна и надёжна, изменить она не способна и всегда готова помочь и спасти – как это случилось вскоре после возвращения Рочестера в Торнфилд, когда в «замке» стало твориться нечто непонятное. В этом просторном доме, кроме комфортабельных гостиных и спален, импозантной столовой, величественного, обшитого тёмными панелями кабинета, есть таинственная комната на третьем этаже, откуда иногда появляется странная женщина Грейс Пул. Джейн редко её видит, гораздо чаще она слышит её, и это всегда – дикий хохот или нечленораздельное бормотание. Грейс Пул внушает подозрение. Однажды ночью, как раз после того, как Рочестер долго рассказывал о своей французской пассии, Джейн не может заснуть и лихорадочно перебирает в памяти все подробности услышанного: Рочестер уже, конечно, завладел её воображением, она не может отрицать, что болеет «его болью и многое бы дала, чтобы смягчить её». Возбуждённая впечатлениями, она вдруг слышит «демонический хохот» возле своей двери, а затем – хрип и стоны. Храбрая Джейн решает выяснить причину этих странных звуков, выходит в коридор и видит клуб дыма, вырывающийся из спальни Рочестера. В одно мгновенье Джейн уже там: а её хозяин объят тяжёлым сном, вернее забытьём, в то время как занавеси его постели вовсю полыхают. В ход идёт вода из умывальника, и мистер Рочестер пробуждается от своего тяжёлого сна с весьма, надо сказать, юмористическим замечанием насчёт нового всемирного потопа. В эту ночь Рочестер и Джейн долго не могут расстаться. Он не только ей благодарен. Он чувствует нежность к своей «дорогой спасительнице».
«Странная живость была в его голосе. Странный огонь в его глазах.
– Я рада, что ещё не успела заснуть, – сказала я и хотела уйти.
– Как! Вы уходите?
– Мне холодно, сэр.
– Холодно? Да, вы стоите в луже воды. Ну что ж, тогда идите, Джейн, идите. – Но он всё ещё держал мою руку в своей, и я не могла её освободить. Я решила прибегнуть к уловке.
– Кажется, миссис Фэрфэкс проснулась, сэр, – сказала я.
– Что ж, оставьте меня. – Он разжал пальцы, и я ушла.
Я вернулась на своё ложе, но и помыслить не могла о сне. До самого рассвета бушевало неспокойное, бурное море и меня попеременно вздымали волны тревоги и радости. Иногда мне казалось, что я вижу за разыгравшейся стихией берег, прекрасный, как холмы Беулы, время от времени свежий ветерок оживлял мои надежды, и всё существо моё с восторгом устремлялось к заветному пределу, но я не могла его достичь даже в воображении; с берега начинал дуть противоборствующий ветер, и меня снова уносило в море. Разум противостоял опьянению. Здравый смысл преграждал путь страсти. Объятая лихорадочным возбуждением, я была на ногах с началом дня…»
Происшествию ночи было найдено туманное объяснение, не удовлетворившее Джейн. Какая-то тайна связана с пребыванием в доме Грейс Пул, которая едва не сожгла своего хозяина в постели, но не понесла наказания. Джейн жаждет увидеть Рочестера и выяснить причину тайны. Но, оказывается, хозяин внезапно покинул Торнфилд и уехал в гости. Рочестер вернётся только через две недели в сопровождении соседей. Среди них красавица Бланш, которую все прочат ему в невесты и с которой Рочестер ведёт себя так, что Джейн остаётся только с горечью вспоминать мгновения, «когда она была столь близка к нему». Сидя в уголке гостиной, где расположилось блестящее титулованное общество, она лишь изредка позволяет себе взглянуть на Рочестера. Вот сейчас, когда он кажется ей безвозвратно утраченным, Джейн понимает, что любит его. «Всё, что было во мне хорошего, истинного, живого, всё нерассуждающе устремилось к нему. Я знаю, я должна помнить, что не могу для него много значить. И когда я твержу, что у нас с ним много общего, я не хочу этим сказать, что обладаю силой его обаяния, его способностью привлекать. Это означает только то, что мы сходимся в некоторых наших вкусах и чувствах. Следовательно, я должна постоянно помнить, что меж нами преграда, но всё равно, пока я дышу и мыслю, я буду его любить». Таковы невесёлые раздумья Джейн, которая не догадывается, что Рочестер подвергает испытанию её, а заодно Бланш, эгоистичную, холодную и расчётливую. Когда, вслед за отъездом гостей, неожиданно приходится покинуть Торнфилд и Джейн (на этот раз временно, за ней прислала умирающая миссис Рид), она уезжает в твёрдой уверенности, что вскоре навсегда расстанется с Рочестером – как только он объявит о помолвке.