Проблема «вседозволенности» и «лёгкой морали» играет для Шарлотты Бронте тем большую роль, чем чаще она теперь задумывается о назначении и роли искусства в жизни человеческой. Совсем ещё недавно в одном из писем она довольно холодно замечала, что не является «учителем» и назидание совсем не привлекает её. Но идёт время, и нравственная сторона литературы, живописи, драматического искусства всё более привлекает внимание Бронте. Искусство должно делать человека лучше – в этом она глубоко уверена – вот ещё причина, почему она предпочитает Жорж Санд Бальзаку, почему не приемлет «уничтожающей» сатиры «титана» или его «индифферентности». Интересна с этой точки зрения и её оценка игры прославленной трагической актрисы Элизы Рашель, которую она видела в трагедии Корнеля «Гораций» и в драме Э. Скриба «Адриениа Лекуврер». Рашель показалась «странной» (это слово для Бронте было весьма ёмким определением), во всяком случае, пишет Шарлотта, Рашель и Теккерей – «два живых существа, которые в этом огромном Лондоне единственные имеют надо мной власть обаяния, но один из них продался светским дамам, а вторая – боюсь сказать – Вельзевулу»[84]. «Демоническая» игра Рашель, безусловно, должна была оказать огромное эмоциональное воздействие на столь подверженную потрясениям нервную систему, но дело было не только в эмоциональном стрессе. В другом аспекте, но перед Бронте, наблюдавшей Рашель на сцене, возникала всё та же проблема «вседозволенности»: допустимо ли вообще это удивительное, ужасающее зрелище, которое заставляло чувствовать себя так, словно земля разверзается под ногами, «позволяя заглянуть в преисподнюю»? Речь шла, разумеется, о тайных, «подспудных» пружинах человеческих страстей, которые по-своему пытался – и в весьма неприглядном свете – обнажить Теккерей, по-своему Бальзак, по-своему Рашель, а это уже затрагивало некоторые фундаментальные принципы отношения к человеку, которых придерживалась Шарлотта Бронте, не свободная от викторианских условностей.
Несмотря на то, что в этот приезд в Лондон её мучили частые головные боли и приступы тошноты (очевидно, она страдала тяжёлой мигренью), она много выезжает. Только в Хрустальном дворце – главном сооружении Большой лондонской выставки 1851 года – она побывала пять раз, однажды – в сопровождении учёного и литератора Дэвида Брюстера, прочитавшего целую лекцию о научном прогрессе, и пусть было плачевно состояние её здоровья, пусть тягостно порой настроение, она откладывает возвращение домой. Джордж Смит очень занят: после отъезда Тэйлора в Индию количество дел заметно возросло, и проект поездки по Рейну сам собой отпал. Более того, Смит, по его словам, может позволить себе только один день отдыха в этом году. Он приурочил его к приезду Шарлотты Бронте и предложил побывать в пригороде, Ричмонде. Поездка состоялась, но ни в одном из писем Шарлотта о ней не упоминает. Уинифрид Герен склонна полагать, что ко времени этой поездки в Лондон Смитом был решён вопрос о перспективе отношений с Бронте. Она высказывает предположение, что Джордж Смит мог обдумывать возможность брака с восходящей литературной звездой, многообещающей писательницей, но этого союза не желали его мать и сёстры. Очевидно, в Ричмонде и состоялось объяснение, но, может быть, это домыслы биографов, слишком дотошно читающих «между строк» в романах писателя.
Пробыв в Лондоне месяц, Шарлотта возвращается в Хауорт, но едет через Манчестер, где останавливается у Элизабет Гаскелл и проводит в её доме два дня. Здесь перебывали все английские литературные знаменитости середины XIX века, оказывавшиеся почему-либо в Манчестере. Слева от входа на первом этаже была расположена «утренняя комната» хозяйки дома, где она создавала свои романы, писала статьи для диккенсовского журнала «Домашнее чтение», занималась со своими ученицами, дочерями рабочих, обитавших в трущобах города.
Других гостей в эти два дня не приглашали, зная застенчивость и болезненную нервозность, которая охватывала Шарлотту при встрече с новыми для неё людьми. В доме и так было достаточно народу: молчаливый, солидный мистер Гаскелл, унитарианский священник, и три дочери: Мета (Маргарет), Флосси и Джулия. (Старшая, Марианна, была в это время в пансионе.) С любопытством приглядывалась к ним Шарлотта. Детей она не любила: слишком тягостны были воспоминания об ученицах Роухедской школы и маленьких Сиджвиках, но дочери миссис Гаскелл были добры, приветливы, хорошо воспитаны, а шестилетняя Джулия казалась ещё и необычным ребёнком. Она почувствовала к Шарлотте интерес и доверие. Иногда Джулия тихонько вкладывала свою руку в «почти такую же маленькую» ладонь гостьи, но так, чтобы никто не заметил этой «молчаливой ласки», вспоминала Гаскелл. Шарлотта чувствовала себя растроганной. Здесь же, в Манчестере, она получила письмо от Джорджа Смита, а она вовсе не надеялась на такое скорое возобновление желанной переписки.
Эта поездка принесла ей пользу. Отец нашёл, что она выглядит лучше, чем накануне отъезда. Конечно, после Лондона, с его насыщенной литературными интересами жизнью, после пребывания в Манчестере Хауорт должен был показаться ей особенно забытым и одиноким миром, но даже Хауорт, как пишет она миссис Смит, благодаря за гостеприимство, не так уж мрачен в жаркий летний день, когда в открытое окно доносится негромкое птичье щебетание. А главное, теперь она чувствует желание работать. Новый роман «Виллет»[85]постепенно начинает обретать форму и содержание.
Начиная работу над «Виллет» (1853), Шарлотта Бронте не надеялась, что её первый роман «Учитель» когда-нибудь увидит свет, и поэтому немало заимствует из него. Мы встречаемся с некоторыми уже знакомыми эпизодами, ситуациями и даже образами, только они развились. Едва намеченные черты характера наполнились жизнью. Эксцентричный г-н Пеле, с которым мы знакомы весьма поверхностно, уступил место профессору Полю Эмманюэлю, характер которого, не менее эксцентрический, нарисован очень ярко. Зораиде Рейтер пришла на смену директриса пансиона «для молодых барышень», мастерски изображённая иезуит-ка мадам Бек, но, пожалуй, самая удивительная «транс-фигурация» ожидала Кримсуорта и Фрэнсис Анри: они слились в единый образ учительницы пансиона Люси Сноу.
Однако знакомимся мы с Люси немного раньше, чем она обосновывается в Виллете у мадам Бек. Люси Сноу – сирота, которая живёт из милости у родственников. Иногда по нескольку месяцев она гостит у своей крёстной матери, миссис Бреттон, чей шестнадцатилетний сын Джон Грэм производит на четырнадцатилетнюю Люси впечатление многообещающего любимца богов. Джон красив, весел, добр. Он уже знает цену своему жизнерадостному обаянию, которому поддаётся даже шестилетняя Полли Хьюм, дочь мистера Хьюма, дальнего родственника миссис Бреттон. Люси не очень любит детей, но маленькая Полли вызывает её интерес, такой это необыкновенный ребенок. Она умна и наблюдательна, искренна и независима. Она пылко привязывается к Джону, который не прочь и пошутить над детской влюблённостью Полли, считающей себя маленькой леди и, соответственно, церемонно и величественно себя ведущей. Всё это достаточно комично и даже забавляет Люси, которой девочка начинает нравиться, а Люси это не очень свойственно: она живёт как бы в полосе отчуждения от окружающих её людей, она не привыкла к демонстрации чувств, да и чувства её прохладны.
Проходит несколько лет: Люси уже одна, ей надо работать, и она становится компаньонкой больной мисс Марчмонт, которая почти не покидает постели. Мисс Марчмонт – особа суровая, она требовательна к Люси, но уважает её достоинство, а Люси платит ей привязанностью, особенно когда узнаёт трагическую историю любви своей хозяйки: в молодости она любила и была любима, но несчастный случай лишил её жениха. Так проходит несколько грустных лет. Мисс Марчмонт умирает, по-видимому, не успев сделать завещательного распоряжения в пользу Люси, как собиралась. Во всяком случае, наследник выплачивает сироте только причитающееся жалованье. Люси решает уехать в Европу, где нуждаются в учительницах английского языка. Так она оказывается в Виллете, столице королевства Ламбескур (под этими названиями выступают в романе Брюссель и Бельгия). Неприятная случайность (её багаж кондуктор дилижанса по ошибке оставил в порту) знакомит её с пассажиром-англичанином, который объясняет, как найти гостиницу, однако, уже простившись с любезным компатриотом, Люси сбивается с пути, попадает на маленькую Рю-Фоссет, где оказывается перед дверью пансиона мадам Бек, о которой уже слышала на борту парохода от её ученицы Джиневры Фэншо. Мадам Бек принимает Люси под свой кров, предварительно посоветовавшись с кузеном, преподавателем литературы в пансионе Полем Эмманюэлем, подвергшим Люси довольно бесцеремонному физиогномическому анализу. Он советует нанять девушку – она, по-видимому, способна добросовестно трудиться.
Сначала Люси выполняет обязанности бонны при детях мадам Бек и так знакомится с доктором Джоном, пользующим её семейство, красивым молодым человеком, способным врачом. Мадам Бек явно к нему неравнодушна, а доктор Джон, за которым пристально наблюдает Люси, скоро невольно выдаёт свою тайну:
он страстно влюблён в красавицу Джиневру, которая при более близком знакомстве оказывается пустой и легкомысленной кокеткой. Она нисколько не любит «Исидора» (имя Джон ей кажется слишком обыкновенным), предпочитая ему светского повесу графа де Гамаля, но охотно принимает подарки доктора Джона, в том числе драгоценности. Это внушает особенное отвращение Люси, аскетичной и суровой, как подобает пуританке. Мадам Бек тоже не внушает ей уважения: мадам установила очень эффективную систему манипулирования школой, основанную на соглядатайстве и тайных обысках. У мадам есть свои доверенные лица в доме, а точнее сказать – доносчики; таким образом она прекрасно знает, что происходит в пансионе, ничто не скрыто от её зоркого, холодного взгляда, но она обладает большим здравым смыслом и неплохо разбирается в людях. В молчаливой, замкнутой англичанке, такой сдержанной и отчуждённой, застенчивой и даже робкой, она разгадала стойкий характер и непритворную честность. А кроме того, Люси очень трудолюбива, и мадам решает попробовать её в роли учительницы английского языка. Люси принимает новое назначение как своеобразный вызов. Первая же конфронтация со знатными красавицами, не желающими ничему учиться, – почти без изменений перенесённый эпизод такого же испытания, которому подвергся в романе «Учитель» Уильям Кримсуорт. Столь же решительно, чтобы сразу утвердить себя в классе, Люси рвёт в клочки безграмотное английское сочинение, представленное одной из наглых учениц, а другую успешно выдворяет за дверь. Так Люси становится учительницей, совмещая эту должность с обязанностями воспитательницы, присутствующей в классе, когда уроки дают другие учителя, например, мосье Поль Эмманюэль, «маленький человек», обладающий в высшей степени холерическим темпераментом. Он интересует Люси, которая сначала приглядывается к нему со смешанным чувством некоего английского превосходства, но и любопытства, потому что Эмманюэль – человек пристрастный и склонный к деспотизму, но яркий и одарённый. Вспышкам его раздражительности, которую неизменно вызывает недостаточное прилежание учениц, его красноречивым эскападам, которые косвенно могут задеть и её, она всегда противопоставляет такт, ум и чувство собственного достоинства. Однако мосье Поль добр, он может быть мя