В половине десятого Шарлотта Исабель сказала, что хочет переодеться в пижаму; она достала своего плюшевого мишку и завершила вечер в довольно спокойном модусе. Есть у детей такая потребность. В покое и безопасности. Они могут беситься целый день напролет, как живые сгустки энергии, в теле у них могут роиться принцессы, и ракеты, и хлопушки, они могут задавать самые дурацкие на свете вопросы, но внезапно наступает момент, когда им нужны плюшевый мишка и пижама.
Он проводил ее в ванную, и ему пришлось принести ей с кухни стул, чтобы она доставала до зеркала, когда чистит зубы.
— Все нормально, да ведь? — спросил он с опаской, глядя, как она выуживает розовую зубную щетку из косметички.
— Ухм? — Она странно посмотрела на него.
— Ну, все ведь нормально, правда, тебе тут у меня нормально?
Девочка закусила нижнюю губу и задумалась.
Она вздохнула.
— Ну да-а, — сказала она. — Только, знаешь, папа…
— Ну?
— А мы налепим мою наклейку на зеркало в ванной?
— Ты что, с ума сошла? — не сдержался он, тряся в изумлении головой. — Налепить наклейку на…
Разочарование расползалось со лба Шарлотты Исабель вниз по лицу, захватывая глаза, потом поджатые губки; руки упали на колени.
— Или ну ладно, — сказал Ярле, крякнув. — Почему бы и нет? Покажи, куда ее прилепить, слышишь?
Шарлотта Исабель просияла, пальчики потянулись к зеркалу, и она прицепила голубую собачку, которую она хотела назвать Ингрид, в нижнем левом углу. Они сошлись на том, что получилось хорошо и что теперь уже можно было идти укладываться в постель.
Когда Ярле провожал ее из ванной в кабинет, или в ее «комнату», раздался звонок в дверь. Ярле дернулся, как будто его застали за чем-то постыдным. Он шустро открыл дверь кабинета и пропихнул Лотту в темноту. Быстро откинул одеяло, показал на матрас и прошептал:
— Вот, хорошо, спи теперь, спокойной ночи.
Ярле закрыл за собой дверь и выдохнул. В дверь снова позвонили. Кто бы это мог быть? Он стоял посреди гостиной и пытался притвориться, что его там нет. Позвонили в третий раз, долго и возмущенно. Госсподи. Дыша носом, он сделал шаг к двери.
Кто бы это мог быть? Ему была невыносима мысль, что кто-нибудь узнает, что он здесь засел с дочерью. Это было бы слишком. «Я студент-старшекурсник. Я Ярле Клепп. Я никакой не отец, или я, конечно, отец, но это не мое я, понимаете? Старая женщина из автобуса может знать, что у меня есть дочь, — подумал он и двинулся к двери. — Эрнан и его семья могут знать, что у меня есть дочь», — подумал он и приник к дверному глазку.
«Черт! — подумал он, когда увидел, кто это. — Только этого не хватало!»
— Моя поня! — услышал он из комнаты вопль Шарлотты Исабель. Голос у нее был теперь совсем другой — испуганный, тоненький, жалкий. — Моя поня! — услышал он, вглядываясь в пространство коридора за входной дверью, ее рыдания. — My Little Pony![8]
Черт, черт, черт!
«Girl Power»[9]
Ей был 31 год, она была такая красивая, что, увидев ее, даже маленькие дети останавливались и не могли отвести взгляда, она происходила из семьи с немалыми старыми деньгами, она долго спала по утрам и никогда не ложилась раньше полуночи, у нее были длинные ноги и шальные бедра, она редко ездила домой, в маленькое село на юге Норвегии, откуда была родом, — почти не бывала там, она писала о Вирджинии Вулф, исходя из феминистического диалогического дискурсивного анализа, построенного на базе постструктуралистских теоретических исследований, и вот она стояла у него под дверью и хотела войти.
На протяжении последних месяцев Ярле не раз удивлялся тому, что Хердис Снартему именно его выбрала товарищем своих постельных игр. Он к такому не привык, чтобы его индивидуально отбирали для телесных наслаждений овеянные славой девушки, напротив, раньше такого никогда не случалось.
Ярле не приобрел привычки считать себя неотразимым мужчиной, каковую отдельные парни приобретают уже с ранней юности, когда на школьном дворе им доводится осознать, что они рождены с такими движениями и ухватками, от которых у большинства девушек разливается по телу радостное тепло. Если Ярле даже и приобрел отчасти привычку подобного рода, то она имела свойство требовать значительного вклада от него самого. Чаще всего те, за кем он бегал, доставались ему, если только он проделывал основательную предварительную работу. Если он прилагал массу усилий, если он достаточно долго пялился на них, если он откровенно давал понять, что не сдастся, пока она не станет его девушкой, то она становилась его девушкой. Хердис Снартему разрушила все эти привычки. Они познакомились на вечеринке литературоведов дома у Роберта Гётеборга, и она прямо-таки пожирала его глазами, к его несказанному изумлению, поскольку он инстинктивно счел, что она слишком красива для небезупречной жемчужины вроде него, а через несколько часов он уже лежал, прижавшись к ее маленькой груди, а она повторяла: «Вот так, да, давай еще, мальчик мой». Вполне можно сказать, что Хердис Снартему подарила Ярле новые впечатления: он состоял в исключительно физических отношениях с женщиной, на что он всегда, в случае своих приятелей, взирал сверху вниз, и вообще состоял в отношениях с чуть ли не проблемно красивой женщиной, на которую, он знал, все вокруг смотрели либо с завистью, либо с похотью.
Хердис Снартему, со своей стороны, не привыкла, чтобы ей отказывали. Можно было вообще заподозрить, что она никогда и не слыхивала «нет» в ответ на любой вопрос, какой бы она ни задала, потому что так ведь и бывает с чрезмерно красивыми девушками: люди не могут ничего поделать с тем, чтобы не танцевать под их арфу, они получают все, чего ни пожелают, и благодаря этому они быстро привыкают к тому, что их окружает сплошная благожелательность, точно так же как они привыкают к тому, что, когда они звонят в дверь, та открывается.
— Ярле! Открой! Я знаю, что ты здесь!
Она позвонила уже три раза, и теперь она начала громко колотить в дверь.
Ее вопли эхом отдавались от стен лестничной площадки. Ярле стоял тихохонько и старался не дышать.
По голосу ее было слышно, что она пьяна. «Черт, — сказал он себе, — черт! Этого мне только не хватало!»
— Папа! My Little Pony!
Дверь кабинета за его спиной открылась, и из темноты появилась Шарлотта Исабель с испугом в глазах. Ярле как можно более быстро и бесшумно подошел к ней и грубо затолкал ее назад, в комнату:
— Да, да, папа ее тебе принесет! А теперь ложись!
— Ну, папа! — закричала она, всхлипывая. — Мне страшно!
— Нет, не страшно, — тихо прошипел Ярле, сунув ей пони. — Вот, теперь спи. Спокойной ночи!
В дверь снова заколотили. Он закатил глаза.
Черт. Черт, черт! Ну что же делать? Ярле сглотнул.
— Ярле! А ну открывай! Я знаю, что ты там! — Голос Хердис гулко отдавался от стен на лестничной клетке.
— Папа! А кто это там кричит?
Он сердито обернулся к малышке, которая столбиком сидела на матрасе, держа на руках пони:
— Спи сейчас же, слышишь ты!
— Ну, папа, скажи! Кто это там?
Он зашел к ней, присел на корточки, посмотрел на нее с непререкаемым авторитетом:
— Послушай, Шарлотта Исабель, твой папа не такой… ну… как другие папы. Не как твои мать и отец. Он не валяется на диване, пялясь в телевизор и поедая чипсы, он не работает в автомастерской или универсаме, он изучает литературу, и он живет здесь, и… ну вот. Такие дела. А сейчас ночь, и… и теперь у тебя есть здесь своя комната, и…
— Ярле! — В дверь снова заколотили. Теперь еще сильнее.
Девочка перед ним задрожала.
— Ты понимаешь? Сейчас взрослое время. Уже поздно. Спокойной ночи. Увидимся утром.
Он решительно уложил Шарлотту Исабель в постель, подоткнул одеяло вокруг нее, как если бы она лежала в коробке, и закрыл за собой дверь.
«Деваться некуда, — подумал он. — Придется открыть. Просто фантастика. Просто невероятно, к чертовой матери. Я не могу — не могу — держать у себя детей. И это факт. Я живу совершенно иной жизнью».
Уже приготовившись открыть, он обратил внимание на го, что за дверью как-то поутихло. Он прильнул к глазку, но ничего не было видно. Может, она ушла? Она же там стояла и вопила всего несколько секунд тому назад! Он снова посмотрел в глазок, но никого не увидел. Он осторожно нажал ручку двери вниз и открыл.
Грета, соседка, стояла на коленях у торцевой стены между квартирами. Она гладила Хердис Снартему по щеке и приговаривала:
— Вот так, хорошо, все будет… Эй, это вы там? — Грета подняла голову. Привет, да, я тут услышала шум, вот и… — Она криво улыбнулась Ярле. — Э-э-э… она что, она к вам пришла?
Хердис издала какие-то отхаркивающие звуки и неуклюже попыталась подняться на ноги, и Ярле так хотелось, чтобы она оказалась как можно дальше отсюда.
— Нда, но… — Он кашлянул. — Я ее не приглашал, ничего такого, я не могу отвечать за это, но да, я, конечно, знаю, кто это…
Грета посмотрела на Ярле холодным взглядом, который говорил: «И я это знаю. Ярле, я ее и раньше видела, по правде говоря».
Она кивнула и приподняла Хердис. Та провела языком по передним зубам, протянула нетрезвую руку к щеке Греты и, пробормотав: «Спасибо, милочка», тяжело навалилась на Ярле. Он попытался как ни в чем не бывало покачать головой и пожать плечами, но Грету ему не удалось впечатлить.
— Ну ладно, — сказала Грета, — если потребуется какая-нибудь помощь, обращайтесь.
— Нет-нет, — поторопился он сказать, переволакивая Хердис через порог, — я справлюсь, так что никаких проблем, совсем никаких проблем, и спасибо большое, но все в полном ажуре. Хорошего вечера, Герда!
— Меня, вообще-то зовут Грета, — сказала она с улыбкой, отвернулась и крикнула: — Сейчас мама придет и почитает тебе, Даниэль! Ты допил молоко? В туалет сходил?
«Действительно, как она странно выглядит, подумал Ярле, второй раз за день извиняясь за то, что перепутал имя. — Есть в ней какое-то тепло, совершенно поразительное, — думал он, когда она уже закрывала дверь, — и она очень, очень, очень, да, именно что