Похороны должны были состояться на следующий день. И уже с утра огромные толпы народа стали сходиться к дому. В этот день мастерские и лекционные залы были пусты, а огромная толпа мужчин, женщин и детей, объединенных ненавистью к режиму, все прибывала и прибывала.
Была предпринята безуспешная попытка организовать погребение на кладбище Пер-ла-Шез, однако власти настояли на том, чтобы Нуара похоронили там, где он жил, в Нейли. Правительство явно нервничало, были приняты соответствующие меры, приведена в готовность полиция. Привлекли версальский гарнизон, войска сгруппировались на Шамп-де-Мар и на площади Индустрии.
Армия, не знавшая, против кого ей предстоит выступать, являла собой странное зрелище. Среди военных бродили женщины, угощая солдат вином. В Законодательное собрание были принесены ружья, депутаты вскакивали со своих мест каждый раз, когда хлопала дверь, принимая этот звук за грохот начавшейся канонады. Группы полицейских стояли по обеим сторонам улицы.
Между тем толпа у дома Нуара все росла. Начался мелкий холодный дождь, но никто не уходил. Соседние переулки заполнились народом. Вскоре возле дома уже находилось более двухсот тысяч человек.
Было уже почти два часа, когда Рошфор добрался до дома Виктора Нуара, с трудом пробившись сквозь людское море. Многие друзья Нуара уже собрались в комнате, рядом с залом, где находился гроб с телом Нуара. Рошфор нашел здесь многих своих коллег: Гюстава Флоренса и других. Старый Делесклюз прибыл немного позже.
Бек пришел вместе с Дагерраном. Все стояли молча. За окном было слышно, как толпа требовала возмездия.
Лицо Рошфора было серым, глаза припухли. Он устало присел и попросил стакан воды. Его плечи вздрагивали каждый раз, когда он слышал крики на улице.
Он выпил воды, но нервное напряжение не проходило. Он оглянулся в поисках поддержки. Бек стоял у двери, под глазами у него были черные круги, время от времени на его лице вздрагивал мускул.
Человек, стоявший в другом конце зала, подошел и заговорил с Рошфором.
— Граждане, что вы собираетесь предпринять? Вы пойдете маршем на Париж или нет?
Этого человека звали Бриосн, он был профессиональным оратором. Рошфор не совсем доверял ему.
— По какому праву вы задаете такой вопрос? — спросил он сухо.
— Это право мне дал народ, — ответил он. — Вы представитель народа и должны повести людей за собой.
— Я не нуждаюсь в ваших советах.
— Мы выбрали вас, и ваш долг стать во главе народных масс. Толпа за окном ждет только сигнала, чтобы пойти за вами. Если вы отступитесь сейчас, люди скажут, что вы их предали.
Он поклонился и вышел из зала. За ним захлопнулась дверь. Рошфор поднялся и подошел к окну.
— Если бы мы были в центре Парижа, у нас был бы шанс, — сказал взволнованно Делесклюз, — но здесь, за пределами города нас просто раздавят.
— Я согласен с тем, что только что сказал Бриосн. Мы должны отомстить за Виктора Нуара, — вспыльчиво заявил Гюстав Флоренс, который до этого молчал, — мы должны идти на Париж, у нас больше не будет такой возможности.
Бек тоже подошел к окну, где стоял Рошфор и взволнованно посмотрел на толпу, в которой было много женщин и детей. Два маленьких мальчика, которым еще не было и десяти лет, стояли, прижавшись к молодому человеку в вельветовом пиджаке. Они ежились под холодным дождем, подняв воротники своих тонких плащей.
Сотни глаз неотрывно смотрели на дом, на то окно, где сейчас стояли Бек и другие и решали судьбу города. Стоявшая под дождем огромная толпа безмолвствовала. По спине Бека пробежал холодок. Он вдруг представил себе войска на Шамр-де-Мар, пули, слепо летящие в людское море, безумные крики и потоки крови. Панику и ужас бойни можно было легко представить. Имеют ли они право подвергать всех этих людей такой опасности, чтобы отомстить за друга? Это было бы сумасшествием.
— Час пробил! — раздался звонкий голос за их спинами. Бек повернулся и встретился глазами с Гюставом Флоренсом. Это был бледный молодой человек с горящими глазами и неукротимой жаждой социальной справедливости. Его благородные стремления уживались с фанатизмом и нетерпимостью.
Отвернувшись от рвущегося в бой Флоренса, Бек увидел усталое лицо Рошфора и понял, какая огромная ответственность ложится на плечи его друга.
— Откуда ты знаешь, что пришло время? — хрипло спросил он, снова повернувшись к Флоренсу. — Ты хочешь поднять народ на революцию? У солдат есть ружья, а эти люди безоружны, и ты должен об этом помнить!
— Когда две тысячи человек встанут грудью против этих ружей, отступать им будет уже некуда, — прошипел сквозь зубы Флоренс.
— Ты сошел с ума, — с горечью заметил Бек.
— Я не боюсь борьбы, — отпарировал Флоренс.
— Но позволь тебе заметить, — воскликнул Бек дрожащим от гнева голосом, — ты собираешься за что-то бороться, а за что — не понимаешь. Ты рассуждаешь о бедности, которую никогда не знал, говоришь о голоде, которого сам тщательно избегал.
— Вы еще пожалеете о своих словах. Я докажу вам. Я могу сражаться так же, как и вы, и даже умереть. Я не трус! — с этими словами он вышел из зала.
— Я обязан поговорить с народом, — сказал Рошфор усталым голосом. — Люди должны выслушать меня.
Они поднялись на этаж выше и попросили жившую там женщину разрешить им обратиться к народу из ее окна, которое лучше всего было видно снизу. Она испугалась, но согласилась. Рошфор с бледным лицом открыл окно и стал говорить громким голосом, уговаривая людей успокоиться.
В комнату ворвался Гюстав Флоренс.
— У вас нет никакого права говорить людям такие слова! — закричал он, пытаясь отогнать Рошфора от окна. — Мы должны идти на Париж. Мы должны сражаться!
— Как вы смеете командовать мной? — крикнул Рошфор.
— Вы этого заслуживаете! — Флоренс резко повернулся, выбежал из комнаты и помчался по лестнице вниз. Бек бросился за ним.
— Флоренс, вернись, ты сошел с ума. Ты не можешь бросить Рошфора в такой момент!
— Рошфор предатель! — истерично закричал Флоренс. — С этого момента у меня больше нет ничего общего с ним, и я больше не работаю в его газете. Все это лишь пустые разговоры и хвастовство.
Его лицо было мертвенно-бледным, а стального цвета глаза горели болезненным огнем.
Бек посмотрел, как он бросился вниз по лестнице, и пожал плечами.
Гроб с телом Виктора Нуара стали выносить по узкой лестнице. У двери его друзья остановились. Во дворе стоял Флоренс в окружении нескольких весьма решительного вида мужчин.
— Последний раз, — громко заявил Флоренс, — призываю вас отнести тело Виктора Нуара на Пер-ла-Шез и пройти маршем через военные заслоны!
На улице толпа, до этого с сомнением выслушавшая успокоительную речь Рошфора, угрожающе задвигалась.
Бек предостерегающе закричал. Пользуясь всеобщим замешательством, кто-то на улице выпряг лошадей из катафалка и теперь остервенело старался втолкнуть его во двор, пробив кордон охранявших гроб людей.
— Вперед, ребята! — раздался чей-то голос.
На Рошфора и его друзей набросились какие-то люди, намеревавшиеся силой отобрать у них гроб, погрузить его на катафалк и катить перед толпой, идущей на Париж.
Маленькая группа сторонников Рошфора отчаянно сопротивлялась. Какой-то человек с силой ударил Бека кулаком в грудь. Поскользнувшись на мокрой мостовой, Тома упал на землю. Он быстро пришел в себя и вскочил на ноги. Нападавший на него человек не отступал, предчувствуя легкую победу над одноруким инвалидом. Но Бек бросился вперед и, размахнувшись сплеча, ударил его по шее. Человек упал, увлекая за собой своего напарника. Оба покатились в грязь.
Неподалеку лежал Дагерран с глубокой раной на лбу, полученной от удара каким-то острым предметом. Бек помог ему подняться и, прислонив к стене, дал возможность прийти в себя. Рошфор, прижатый спиной к катафалку, спрятался за его открытой дверью и что есть силы отбивался от нападающих, дрыгая ногами. Тома бросился назад и столкнулся с огромного роста рабочим, одетым в комбинезон. Рабочий махнул в воздухе кулаком, они вместе упали и покатились к гробу, который стоял на земле возле катафалка. Схватившись за деревянные спицы колеса, рабочий изо всех сил стал колотить ногой по гробу.
Тома с ужасом понял, что они продолжают бороться, лежа на трупе. С большим усилием ему удалось вскочить на ноги. Собрав все силы, он схватил своей одной рукой рабочего, оторвал его от колеса и тряхнул головой о гроб так, что у того оказались выбиты зубы и разбито в кровь лицо. Затем он вновь рывком приподнял его за воротник и бросил на булыжную мостовую.
Бек бросился к Жозефу Дагеррану, который еле стоял, прижавшись к стене дома. Они оглянулись, оценивая ситуацию во дворе. Еще с десяток человек прибежали на помощь группе Рошфора, и сражение, похоже, было выиграно.
— Слава Богу, — сказал Дагерран, тяжело дыша, — Флоренс повел бы народ на верную смерть.
Наконец катафалк тронулся в путь. Во главе процессии шли Рошфор и Делесклюз. За ними шли их друзья. Бек поддерживал Дагеррана.
Огромная колонна людей мрачно шествовала сквозь дождь и грязь к кладбищу Нюиль. Двести тысяч мужчин, женщин и детей из всех слоев общества — рабочие, буржуа, школьники и студенты — несли транспаранты с требованиями свободы.
Друг Нуара Ульрих де Фонвиль шел за Рошфором рядом с Беком и Дагерраном. Под напором толпы он потерял равновесие и чуть было не упал, но друзья поддержали его. Он был бледным и уставшим, а его черный плащ был разорван руками тех фанатиков, которые хотели иметь сувенир от человека, ставшего свидетелем убийства Виктора Нуара. Теперь же, уставший от переживаний, избитый толпой, Фонвиль еле держался на ногах.
— Несите его сюда! — крикнул кто-то.
Фонвиля подняли на руки и отнесли к бакалейной лавке на ближайшем углу. Рошфор оглянулся и увидел, как его, словно мертвое тело, положили на тротуаре. Рядом с Рошфором шел Дагерран, голова которого была замотана тряпкой, пропитанной кровью.
— Рошфор, что случилось? — спрашивали друзья.