Глава 17. Валерия
Генри больше ничего не говорит. Легко соскальзывает по руке ладонью, будто запоминает прикосновения, и, быстро спрятавшись в авто, хлопает дверью.
Я провожаю его взглядом, а под колени вонзаются невидимые спицы – так и хочется упасть прямо в снег, чтобы остыть и привести нервы в порядок. Стою на морозе и не чувствую холода, только жар, что растревожил мое тело витыми, путанными лианами страсти.
Понимаю, что этот мужчина не просто отпечатается в сердце: он замрет наскальной живописью под ребрами и навечно закроет меня от других чувств. Согласна ли я на это? Что же это за брак по расчету по любви? Но до него еще бы дожить. Перекладываю папку в другую руку. Три месяца. Вот какой срок нужен Генри, чтобы разобраться, сможет ли он на мне жениться. А есть ли это время у моего отца?
В глазах Севера горел голод, я такой уже видела, и не раз. Вася тоже первый месяц с ума сходил, признавался в любви, под юбку лез, а я… Как я тогда не сдалась, сама не знаю, просто остановило что-то.
Но Генри все равно реагировал на меня иначе: от одного его взгляда у меня волосы на теле приподнимались и дыхание учащалось. Даже его небольшая особенность закрываться меня не пугала. Он – просто другой, не такой, как все.
Прохожу мимо соседских домов и прячу румяное лицо за сетью волос, кусаю припухшие губы.
Дядя Володя все равно замечает меня и машет из высокого окна. Друг семьи, но после болезни отца стал к нам приходить очень редко. Раньше приносил такие прекрасные букеты из конфет, что его жена – тетя Зоя – мастерила, мне жалко было их есть. Но теперь мачеха никого на порог не пускает, все шипит, что папе нужен покой, а я знаю, как он страдает от недостатка внимания. А сейчас в больнице еще хуже.
Спешу по тропинке мимо каменных клумб. Я хочу только переодеться, взять деньги и телефон и уехать к папе. Молюсь, что у меня получится это сделать очень быстро.
Дом встречает тишиной. Я надеюсь, что все разъехались по своим делам и, стараясь не шуметь, снимаю берет и перчатки. Не успеваю даже сложить вещи на полку и расстегнуть куртку, как в спину прилетает мерзкий голос:
– Явилась, – Валентина не скрывает отвращение, выходит из тени высокой пальмы в центре холла. Под четырехметровый потолок уходит ровный ряд мерцающих диодных лампочек. Новый год на носу.
Мачеха кривится и окидывает меня черным прищуренным взглядом: царапающим, будто когтем ястреба.
Я прячу папку за спиной и не знаю, что сказать. Сцепляю зубы и напяливаю на лицо безразличную маску.
– О, шлюшка вернулась, – в халатике ядовито-вишневого цвета, едва прикрывающим тощую попу, в гостиную выплывает Клава. Она что-то жует и грязными руками заводит черные патлы за ухо.
– Зачем ты так? – тихо проговариваю и утыкаю взгляд в пол. Зря ляпнула. Плечи жмет от усталости и страха, а в голове полный кавардак.
Валентина делает несколько резких шагов ко мне, а я отступаю к стене и шарахаюсь немного в сторону, отчего щекой влетаю в наряженную елку.
– Только не говори, что мне за это барахло еще платить придется, – фыркает мачеха и снова колет взглядом, окидывает меня презрением с ног до головы.
Я делаю вид, что не заметила ядовитых брызг в мое лицо, отвечаю сдержанно и без тени злорадства:
– Не переживайте, я сама все оплачу.
– Если такая самостоятельная, зачем приперлась? Неужто жених после первой ночи выгнал? Надо было тебя под опытного мужика сначала подсунуть, чтобы не позорила семью.
– Мне нужно вещи взять, – терпеливо-осторожно говорю и слежу за каждым ее движением. Она быстрая, как кобра. Я глубинно боюсь мачеху, но сейчас ниточка по имени «Генри» помогает мне не сдаться.
– Может, тебя еще обедом угостить? – ехидничает Валентина. Сестрица поддакивает мерзким смешком.
– Я ничего не хочу, спасибо, – стараюсь вкладывать вежливость в интонацию, хотя меня выворачивает наизнанку от неприятия и ярости. Держусь только ради отца и…
– Да кому эта мыша нужна? Я тебе говорила, мать, что она провалит мероприятие! – сводная сестра запрокидывает голову и трясет черными волосами, они как щетка для пола трут худощавые плечи.
Клаве всего пятнадцать, но выглядит она уже зрело: формы округлились, а на лице «блядский» налет. По-другому и не назовешь. Я даже подозреваю, что она давно уже женщина, в отличии от меня. Неосторожно пропускаю смешок, и, мачеха подступив ближе, бросает короткий, но разоблачающий, взгляд мне за спину.
Стискиваю папку сильнее, будто храню сокровище нибелунгов. Хочу разуться, но замечаю движение мамаши: она метит забрать у меня документы, отчего мне приходится увернуться и выставить перед собой ладонь.
– Нет! – отхожу и жмурюсь. Знаю, что сейчас будет взрыв, но не могу подставить Генри. Грудью лягу – не отдам этой змеюке папку!
– Что?! – мачеха расширяет и без того выпученные глаза и замахивается. Я успеваю отпрыгнуть, кривые ногти, как лапа тигра, пролетают возле носа. Вторая все же рука врезается в мое плечо и, пока я ловлю равновесие и пытаюсь не свалить елку, Валентина смачно врезает мне пощечину. Кожа трещит от удара и в миг нагревается.
– Это не ваше, не смейте! – вою от боли и прячу лицо под ладонью, не выпуская папку из рук. Отступаю, не обращая внимания на колючее дерево, пробираюсь на другую сторону холла.
– Какая важная стала, – кривляется сестрица. – Мам, лови ее!
Лечу на второй этаж и захлопываю дверь в комнату перед носом Клавы, отрезая ее хамство и маты мачехи.
Оседаю на пол. Жалеть себя я не стану, но слезы все равно ползут по щекам от шока.
– И что здесь? За что я буду тебя ненавидеть, Генри? – кладу папку на колени и, поглаживая по корочке кончиками пальцев, втягиваю тонкий запах кожи. Мне слышится аромат его рук: особенный, терпкий, тот, что остался на губах, подбородке, в волосах. Я пропиталась запахами дома Севера, пока спала в его постели, куталась в его простыни и одеяло.
Вот сейчас мне реально страшно. Что если внутри этой папки что-то похуже, чем за дверями?
И, не обращая внимания на ор и грохот за спиной, я распахиваю первую страницу.
Глава 18. Генри
Совещание и встречу с инвесторами еле выседел, а когда Женя закрыл дверь за последним юристом и закурил свои фирменные сигареты, я вообще не смог больше терпеть: встал и спрятался в уборной.
Долго умываюсь и крошу фаянс умывальника пальцами. Жаль, он оказывается крепче моей души.
Сколько часов прошло? Один, два? Мне кажется, что вечность. Лера не звонит, и с каждой секундой я понимаю, что все кончено, и больше никогда ее не увижу. Но не могу смириться. Это так тяжело осознавать.
Неожиданно вспоминаю, что так и не включил телефон. Вот идиот!
Вылетаю в кабинет, Женька подскакивает от неожиданности.
– Север, ты меня в гроб загонишь!
– Переживешь! Вот же! – ищу на столе мобильный, но, кажется, я из-за нервов его дома оставил. – Сам справишься до вечера?
– А ты куда? – друг присаживается на край стола и заинтересованно всматривается в мое лицо. Скручивает руки на широкой груди. – Вчера с вечеринки ушел и ничего не сказал, сегодня на тебе лица нет и мечешься, будто тебе шершень жалом зарядил в пятую точку. Генри, что происходит?
– Я просто не спал всю ночь, мне нужен перерыв.
– А-а-а, – Женя вкусно затягивается, выпускает струйку дыма и закатывает глаза. – Надеюсь, она того стоит, а то полетят наши контракты на филиалы в Болгарии.
Я останавливаюсь в дверях, поглаживаю косяк ладонью, вспоминая, какая бархатная у Леры кожа, и бросаю через плечо:
– Она стоит многого, но боюсь, что я ее недостоин.
– Приложи усилия, – смеется Женя. – Разве это сложно?
– Как там Оля? – перевожу на него стрелки. Говорить о своей личной жизни нет никакого желания, даже с лучшим другом.
– Веселенькая, в постели – настоящий Везувий, хотя в общении местами занудная. А что? – Женя вдавливает бычок в пепельницу и подходит ближе.
– Нет, просто спросил. Все, не жди меня сегодня.
– Могу и завтра не ждать, – с улыбкой добавляет друг. – Отдыхай, Север, давно пора.
Я киваю и с чувством выполненного долга, что давно стоит поперек горла, убегаю в коридор. Хорошо, что ехать недалеко, и я не успеваю сойти с ума от волнения.
Дома суетливо пробегаю в кабинет, по пути сбиваю несколько горшков с цветами. Хватаю телефон и быстро включаю его.
Пока прогружается система оседаю в кресло, листаю сотни ненужных сообщений, тысячи входящих звонков. От Леры ни единого, от незнакомых номеров тоже.
Часы на стене пророчат мне полное фиаско, рычу и продираю рукой осторосшую челку. А что я хотел? Что девушка воспримет ненормальный договор нормально? Да она пальцем у виска покрутит, когда дойдет до восьмого пункта.
Ладно, жить придется дальше, раз уж освобождение в ближайшие три месяца на предвидится. Замираю пальцем над кнопкой «удалить все сообщения» и в последний момент замечаю новое входящее от инкогнито.
Пока открываю, матерю всю современную технику с тач-панелями. Для моих крупных пальцев только лопата подходит, и лучше совковая. Окошко распахивается, и я с замиранием сердца читаю сообщение:
«Генри, пожалуйста, забери меня».
И подпись «З».
«З»?
На ходу соображаю, не ошибся ли я, а потом до меня доходит: Золушка. Она ответила!
Лечу вниз, дубленку не надеваю, а только хватаю с крючка и бросаю на заднее сидение авто. Ору на охранника, чтобы пошевелился и открыл ворота. Игоря уже сменил Жора, а этот вечно медлительный, как гусеница. Но зато он придирчивый и дотошный до косточек. Надежный. Хотя и ворчит, что я туда-сюда катаюсь.
Пока распахиваются железные створки, успеваю сосчитать до ста и обратно. Стучу по коже руля, впиваюсь ногтями в ее мякоть и терплю боль. Я должен справиться с переживаниями и не запереть себя в моральном ступоре. Иначе Лера просто отвернется от меня, а я этого не хочу. Пусть не любит, пусть не ценит, но хотя бы не испытывает отвращения.