Но, идя по полю, кажется, представляющему собой самое длинное поле в истории, я не могу не обратить внимания на растения, которые окружают нас.
– Как ты думаешь, что это такое? – спрашиваю я Хадсона, который оторвал от одного из здешних растений маленький кусочек и рассматривает его. Стебли этих растений высоки и тонки, почти как травинки, растущие из мягкой плодородной почвы.
Он смотрит на меня:
– По-твоему, вампиры должны хорошо разбираться в еде – как человеческой, так и всей прочей?
Теперь глаза закатываю уже я:
– Большое тебе спасибо за помощь.
Хотя помощи от него я так и не дождалась, я все равно пытаюсь понять, какие части этих растений можно есть. Ищу глазами ягоды вроде тех, которые лежат в корзинке Тиолы, или что-нибудь покрупнее – вроде кукурузных початков или цветков подсолнуха. Но ничего такого тут нет – только прямые тонкие стебли, возвышающиеся над Хадсоном не меньше чем на два фута. Может, это что-то вроде пшеницы?
Меня разбирает любопытство, и в конце концов я решаю окликнуть Тиолу, чтобы задать этот вопрос ей, но тут мы выходим с поля на двор самого прелестного фермерского дома, который я когда-либо видела.
– Это твой дом? – спрашиваю я Тиолу, когда она пускается бежать к парадному крыльцу.
– Да, – кричит она, повернувшись к нам лицом. – Пойдем. Уже почти время ужина.
Но когда она оборачивается, чтобы посмотреть на нас, из-за скалы выползает огромная змея и ползет прямо к ее незащищенной спине. У меня обрывается сердце.
Глава 42Дымка смотрит на меня
– Берегись! – ору я, но Хадсон уже пришел в движение. Он мгновенно переносится к Тиоле, сгребает ее в охапку, отрывает от земли и уносит, одновременно отшвырнув змею ногой.
Тиола вопит, и я бросаюсь к ней:
– Все в порядке. Она тебя не укусит. Хадсон…
– Не трогай ее! – истошно кричит она, вырываясь из его хватки, и в этот момент на крыльцо выбегают мужчина и женщина, по-видимому, ее отец и мать.
– Черт возьми, – чуть слышно бормочет Хадсон и ставит Тиолу обратно на землю, но остается между ней и змеей.
Но змея – это наименьшая из наших проблем, как и родители Тиолы, – потому что нас мигом окружает множество самых разных существ, от змей и птиц до маленьких пушистых млекопитающих. И все они постоянно меняют окраску от темно-фиолетовой до черной, затем становятся полупрозрачными, после чего возвращаются к тому же темно-фиолетовому колеру. И все они направляются прямиком к Тиоле.
– Что это? Что тут происходит? – спрашиваю я, становясь с другой стороны от Тиолы. На всякий случай.
– Это мои друзья! – говорит она Хадсону, дергая его за руку, чтобы он перестал ее заслонять. – Они не причинят мне вреда.
– Твои друзья? – Хадсон опускает руки, когда до него доходит смысл этих слов, но он все так же не сдвигается с места. – Эти…
– Умбры, – поясняет она и опускается на колени. – И да, они мои друзья.
Словно для того, чтобы доказать ее слова, эти существа устремляются к ней, едва ее колени касаются земли. Они залезают ей на колени, на плечи, на макушку. Их десятки, и все они щебечут, обращаясь к Тиоле, ластясь к ней.
Она смеется и называет каждое из них по имени. Ласкает их. Разговаривает с ними. И они постепенно утрачивают свои очертания, пока не перестают быть змеями, птицами и белками и не превращаются в бесформенные создания, окрашенные в разные оттенки фиолетового и перетекающие друг в друга.
Я никогда не видела ничего подобного, но ведь я прожила среди сверхъестественных существ совсем недолго, а последний год не в счет. Я смотрю на Хадсона, надеясь, что он знает, в чем тут дело, но он явно огорошен тем, как Тиола возится с этими призрачными существами так, будто они и впрямь ее лучшие друзья.
Тем временем двое взрослых наконец пересекают двор и доходят до нас. Высокий мужчина с большим круглым лицом и кожей такого же цвета, как фиолетовые анютины глазки, которые когда-то выращивала моя мать, одет в джинсы и выцветшую зеленую клетчатую рубашку, а женщина – она ростом пониже – имеет пышные формы и кожу цвета лаванды и облачена в красивое хлопчатобумажное красное платье в мелкий белый горошек. Надо полагать, это родители Тиолы. Не знаю, какую одежду я ожидала увидеть на них, но думала, что она будет выдержана в лиловых и фиолетовых тонах. Я открываю рот, чтобы объяснить им, что мы делаем с их дочерью, когда мужчина смотрит на Тиолу со снисходительной улыбкой и спрашивает:
– И что же ты нашла для нас на этот раз, Ти?
– На этот раз? – удивленно повторяю я.
– Наша дочь – пенумбра. – Женщина ласково улыбается Тиоле. – Та, что находит – и хранит – то, что потерялось.
– Вроде нас, – бормочу я. Теперь их реакция становится понятной.
– Да, вроде вас, – соглашается отец Тиолы. – Но обычно вроде этих теней.
Тени – или умбры – все еще жмутся к Тиоле, гладя ее волосы, разговаривая с ней, даже играя во что-то очень похожее на прятки и прячась за ее локтями и коленями.
Одной из теней покрупнее – размером с большой надувной пляжный мяч, – видимо, становится скучно, потому что она соскальзывает с Тиолы и накрывает мои ступни.
– О, извини, – говорю я ей, попятившись, чтобы дать ей дорогу. Это движение требует от меня некоторого усилия, и до меня впервые доходит, что эти тени имеют массу. Это не просто световые эффекты, нет, это реальные существа.
Это становится еще очевиднее, когда тень проскальзывает между моими лодыжками и по икрам поднимается до колен.
Несмотря на джинсы, я чувствую ее холодное прикосновение на моей коже, и меня пробирает легкая дрожь. Отчасти потому, что эта штука холодит, а отчасти потому, что все это кажется мне совершенно невероятным.
Эти тени нельзя назвать живыми, и они, конечно же, не являются разумными. Но когда эта тень ползет по моей руке, затем по шее и начинает копошиться в волосах, она однозначно кажется совершенно реальной.
Сперва я стою не шевелясь – мне совсем не хочется вывести это создание из равновесия, ведь я по-прежнему ничего о нем не знаю, – но в конечном итоге оно устраивается у меня на груди, прижимает свои руки (если эти штуки можно назвать руками) к моим щекам и что-то щебечет мне на языке, которого я не понимаю.
– Эй, это немножко больно! – говорю я ему, отрывая от лица.
Оно очень гладкое, почти склизкое и кажется мне знакомым. Сначала я не понимаю почему, но затем до меня доходит, что это очень похоже на скатов, которых я когда-то гладила в океанариуме недалеко от моего дома в Сан-Диего.
Оно продолжает щебетать, и впечатление такое, будто оно за что-то бранит меня. А затем соскальзывает с моей груди и опускается на живот под футболкой.
– Эй, перестань! – Удивленная и немного испуганная – а вдруг тени кусаются? – я поворачиваюсь к Хадсону, надеясь, что он мне поможет.
Но он только хохочет, и я сердито смотрю на него.
– О, не беспокойся, – говорит Тиола. – Дымка дружелюбна. Она не причинит тебе вреда.
– Да, Грейс. Дымка не причинит тебе вреда, – повторяет Хадсон, и на губах его играет проказливая улыбка. Правда, в конце концов он все-таки подходит ко мне, чтобы посмотреть, может ли он помочь. – Привет, Дымка. Почему бы тебе не…
Он замолкает на полуслове, поскольку в эту минуту тень вытягивает подол моей футболки из джинсов и с моего живота прыгает ему на руки. Он ловит ее и удивленно бормочет:
– Умница!
В ответ Дымка ползет по его груди и обвивается вокруг его шеи. А затем начинает ворковать, совсем как голубка.
Отец Тиолы смеется:
– Похоже, у тебя появился новый друг.
– Да, похоже на то, – отзывается Хадсон, и в его голосе нет ни недовольства, ни досады. Скорее, он озадачен, и я невольно начинаю гадать, был ли у него когда-нибудь домашний питомец или друг – помимо его наставника. В его дневниках не было упоминаний ни о том, ни о другом, и я задаюсь вопросом о том, не было ли ему одиноко.
– Что ж, Потеряшки, давайте двинемся к дому, чтобы вы смогли рассказать нам свою историю, – с улыбкой говорит отец Тиолы. – Кстати, меня зовут Арнст. А ее – Мароли. – И он кивком показывает на свою жену.
– Я Грейс, – улыбаюсь я. – А это Хадсон. Огромное вам спасибо за вашу помощь. Не знаю, что бы мы делали, если бы не набрели на вашу ферму.
– По-моему, у вас и самих есть голова на плечах, – с мягкой улыбкой отвечает Мароли. – Я уверена, что вы бы что-нибудь придумали. Но мы рады, что вы здесь. Тиола любит пообщаться.
Мы идем за ними по двору и подходим к парадному крыльцу дома, украшенному горшками с цветами и травами – разумеется, окрашенными в различные оттенки фиолетового.
Когда мы подходим к двери – в сопровождении Тиолы и десятков ее друзей-теней, – Мароли поворачивается и хмурит брови.
– Нет! Вы останетесь здесь!
– О, извините! – Я отшатываюсь, смутившись от того, что неправильно их поняла. – Мы…
Арнст хохочет так оглушительно, что звук его смеха заполняет и крыльцо, и пространство, которое его окружает.
– О, я имела в виду не вас, Грейс! – Мароли качает головой. – Я обращалась к умбрам. Им не дозволено входить в дом, и они это знают. И сейчас просто пытаются воспользоваться тем, что у нас гости.
Она строго смотрит на шевелящуюся массу теней – умбр.
– Идите! – приказывает она им, затем поворачивается к Хадсону: – Это относится и к тебе, Дымка. Оставь этого парня в покое.
Дымка отвечает удрученным завыванием, от которого Арнст начинает смеяться еще пуще. Особенно когда к его смеху присоединяется и Тиола.
– Дымка – сущее наказание, – хихикая, поясняет Тиола. – Ей нравится трепать маме нервы.
– И это еще мягко сказано, – фыркает Мароли. – Дымка, не заставляй меня обливать тебя водой. А ну, слезь с этого парня.
На этот раз Дымка издает пронзительный вой, от которого меня бросает в дрожь.
– Да, да, да. Я знаю, что он тебе понравился. – Мароли стаскивает умбру с шеи Хадсона, что требует немалых усилий, поскольку Дымка изо всех сил цепляется за его горло.