А затем перескакивает через еще одну пропасть, еще более широкую, чем первая.
Я вскрикиваю – не могу удержаться – и утыкаюсь лицом в его плечо. Есть такие вещи, которые девушке совсем не обязательно видеть, особенно если она куда больше подвержена капризам гравитации, чем Хадсон.
Проходит где-то два часа, когда мы наконец оставляем усеянную валунами местность позади. Мои руки и ноги совсем занемели, но я не жалуюсь, ведь это Хадсон несет меня, а не наоборот. Но я устала, и мне бы не помешала передышка.
Я невольно начинаю гадать, в самом ли деле Хадсон больше не может читать мои мысли, потому что уже через пять минут он наконец останавливается, чтобы передохнуть. Это должно было бы обрадовать меня, но разогнуть ноги после двухчасового пребывания у Хадсона на закорках мне совсем нелегко.
Однако мне все-таки удается это сделать, и с некоторой помощью Хадсона я даже ухитряюсь не упасть на пятую точку, когда мои ноги вновь касаются земли. Но ухитряюсь с большим трудом, и, когда Хадсон поворачивается ко мне, на его лице отражается чувство вины.
– Прости меня. В следующий раз остановимся раньше, чтобы у тебя было время отдохнуть.
– Я больше беспокоюсь не о себе, а о тебе. – Впервые на моей памяти Хадсон взмок. К тому же он выглядит бледнее, чем обычно, его щеки немного посерели, а губы, обыкновенно ярко-красные, приобрели синюшный оттенок, что внушает тревогу. – Как ты?
– В порядке. – Он небрежно пожимает плечами, давая понять, что это пустяки. – Мне просто надо несколько минут передохнуть.
– Отдыхай столько, сколько тебе нужно, – отзываюсь я, опустившись – а вернее, рухнув – на землю.
Деревья, окружающие нас, похожи на те, которые росли возле озера, – можно сказать, что они стоят вверх ногами, метя ветвями землю, – так что получается густая тень, в которой можно спрятаться. И мы стараемся по мере возможности защититься от безжалостного солнца, но я уверена, что скоро оно все равно нас сожжет.
Или же мы погибнем от жажды.
Хотя… возможно, Арнст подумал и об этом. Сев, я берусь за рюкзак и вытаскиваю его из-под головы Хадсона.
– Эй, – ворчит он, – он же мне нужен.
– Ага, в качестве подушки. – Я закатываю глаза: – А я могу найти ему применение получше.
Он начинает протестовать, но, увидев, что я расстегнула рюкзак и копаюсь в нем, перестает жаловаться.
– Ну что, там есть что-то полезное?
– Вообще-то да. – Я кидаю ему одну из шести бутылок воды, сложенных в рюкзак Арнстом, а сама беру другую. – Только не пей все за один раз.
Хадсон только молча отвинчивает крышку и выпивает полбутылки одним долгим глотком.
– А еще есть? – спрашивает он.
– Да, несколько.
В ответ он кивает и допивает воду, затем снова ложится на землю и закрывает глаза.
Я беспокоюсь за него.
Я еще никогда не видела его таким уставшим – у него очень-очень утомленный вид. Правда, справедливости ради стоит заметить, что на протяжении большей части нашего знакомства мы были вместе заперты в комнате, не делая ничего или почти ничего, так что уставать нам было просто не от чего.
Но даже на ферме или после той жестокой схватки с драконом он не казался таким измотанным.
– Эй, – говорю я после нескольких томительных минут, когда он продолжает лежать без движения. – Ты в порядке?
Он открывает один глаз и смотрит на меня с подозрением.
– Да. А что?
– Не знаю. Просто у тебя такой вид…
Он закрывает глаз.
– Будто я пробежал двести миль, неся кого-то на закорках? – Он говорит это таким язвительным тоном, что я могла бы рассердиться, но, по-моему, он делает это нарочно – это отвлекающий маневр, чтобы сбить меня со следа.
Но я на это не поведусь. Только не теперь, когда наше спасение – и наша безопасность – зависят от того, хватит ли ему здоровья и сил, чтобы перевалить через эти горы. Несколько раз Хадсон замедлял свой бег, чтобы сообщить мне, что большую часть пути он направлялся на север, но в конечном итоге повернул на восток, в сторону Адари. Я не знаю, как далеко мы от этого городка, но думаю, мы все еще находимся примерно в тридцати милях к западу и в пятидесяти милях к северу от него – и между нами и ним все еще возвышается скалистый горный хребет.
– Тебе надо попить крови. – Теперь это уже не вопрос, а утверждение.
Он тяжело вздыхает.
– Я в порядке.
– Ничего ты не в порядке – это очевидно. И да, я провела в Кэтмире только пару недель, но за это время я ни разу не видела, чтобы кто-то из тамошних вампиров выглядел так, как ты выглядишь сейчас.
Он торопливо садится.
– Прости, что я недотягиваю до стандарта, который задал твой драгоценный Джексон.
– Я вовсе не это имела в виду, и ты это знаешь. Я просто беспокоюсь за тебя…
– А ты не беспокойся. – Он встает на ноги – и что? Я что, должна сделать вид, будто не вижу, как он шатается? – Я справлюсь.
– Почему ты такой упрямый? – спрашиваю я. – Неужели тебя действительно так напрягает мысль о том, чтобы попить моей крови? Обещаю тебе, я не стану вкладывать в это какой-то дополнительный смысл.
– Ага, ведь именно этого я и боялся. – Он картинно закатывает глаза: – На тот случай, если ты не заметила, принцесса, мы с тобой сейчас в бегах.
– Я это помню, – говорю я ему сквозь стиснутые зубы. Я не стану с ним ссориться. Я не стану с ним ссориться. Я превращаю эти шесть слов в свою новую мантру и делаю глубокий вдох и медленный выдох. – Я также знаю, что ты переносишься вместе со мной, а значит, тебе необходимо восполнить ту энергию, которую ты тратишь. Это же просто научный факт.
– Ага, – соглашается он. – А знаешь, какой еще есть научный факт? – Он показывает на небо. – В этом гребаном мире солнце никогда не заходит. И поскольку после целых двух недель в Кэтмире ты явно стала экспертом по вампирам, то будь добра, скажи мне, как твой план будет работать, если это гребаное солнце никогда не заходит?
Черт. Я смотрю на него и моргаю.
– Я совсем забыла, что, если вампиру выпить человеческой крови, он не может находиться на солнце.
– Вот именно. – Он засовывает руки в карманы, глядит на горы, и на его челюсти ходят желваки.
– Однако у нас все равно остается проблема – ты не сможешь проделать весь путь через эти горы, если не поешь. Если ты не утолишь свой голод, тебе станет хуже.
– Я это понимаю. Когда мы доберемся до гор, там наверняка найдутся какие-то дикие животные, кровь которых я смогу пить. – В его голосе не звучит энтузиазм, и меня это не удивляет. Надо думать, перспектива попить кровь дикого животного, на которое мы когда-нибудь наткнемся, вряд ли кажется ему более привлекательной, чем мне – перспектива поесть мяса этого животного.
Но, как говорится, отчаянные времена требуют отчаянных мер. По крайней мере Хадсон признает, что проблема существует, и понимает, что нам надо ее решать. Вот что важно.
– Ты готова продолжать путь? – спрашивает Хадсон, подобрав с земли пустую бутылку.
– Да. Хочешь, я какое-то время буду идти сама?
Он бросает взгляд на горы перед нами, огромные, фиолетовые и имеющие чертовски грозный вид, затем смотрит на меня с легкой ухмылкой.
Я понимаю, к чему он клонит. Даже не будучи фанаткой пешего туризма, я вижу, что в этих горах полно отвесных скал, на которые надо взбираться, потому что пешком их не преодолеть. А если учесть, что у нас нет никакого альпинистского снаряжения, я на девяносто процентов уверена, что я погибну в первый же час.
Но я все равно готова попытаться – особенно если Хадсон будет внизу, чтобы подхватить меня, когда я упаду, – я нисколько не сомневаюсь, что он сделает это и, вероятно, не раз.
– Не беспокойся, Грейс, – говорит он, секунду помолчав. – Я не упаду и не уроню тебя.
– Я рада это слышать, – сухо отвечаю я. – Ведь если ты упадешь, мы оба разобьемся.
– Разве ты не слышала? Тебя убьет не падение, а…
– Отскок, – одновременно с ним произношу я. – Ага, но я никогда по-настоящему в это не верила.
Он смеется.
– Я тоже. – Затем он садится на корточки. – Вы воссядете в свою колесницу, миледи?
– Только ты можешь окрестить себя колесницей, – фыркаю я и, закинув рюкзак за спину, сажусь к нему на закорки.
– А как мне себя называть? – спокойно спрашивает он. – «Феррари»?
Я смеюсь, обвив его руками и ногами – и не обращаю внимания на то, что мои тазобедренные суставы протестуют против перспективы провести в этом положении еще несколько часов. Не так сильно, как они протестовали бы после спуска с гор, но все же. Они чувствуют себя не в своей тарелке. Совсем.
– А теперь мы взберемся на эти горы, – говорит Хадсон. И приступает к решению этой задачи.
Глава 57Учебные пособия отдыхают
Когда я начинаю карабкаться на еще одну отвесную скалу – очередную из нескончаемой череды, я наконец признаюсь себе, что еще никогда в жизни так не уставал.
Такого не было даже тогда, когда в мои детские годы я затеял ту кошмарную голодовку, поскольку был уверен, что, если продержусь достаточно долго, мой отец перестанет ежемесячно мучить меня.
Если он узнает, что я настолько терпеть не могу, когда меня хоронят заживо, что готов поставить под угрозу свою жизнь, думал я, то он, конечно же, положит этому конец. Хотя бы ненадолго.
Это не сработало. Но я вынес из этого два урока.
Во-первых, я понял, что во мне моему отцу всегда было дорого только одно – то оружие, в которое он так усиленно старался меня превратить. А во-вторых, я усвоил, что голодать опасно.
После восьмимесячной голодовки я сорвался. Было раннее утро после того, как мой отец выпустил меня из моего Сошествия, и я все еще ощущал головокружение и дурноту. И к тому же умирал от голода.
Мою переднюю убирала одна из наших горничных из числа обыкновенных людей, и она уронила на пол стеклянное блюдо. Начав собирать его осколки, она порезалась. Комнату наполнил запах крови, и я не смог сдержаться и набросился на нее.