– К сожалению, да. Однозначно.
Мои плечи никнут. Меня уволили с моей первой работы. Причем в первый же день.
Я моргаю, стараясь сдержать слезы, но я не могу винить Джилли. Вообще-то я, наверное, должна перед ней извиниться. Не только перед ней, но и перед каждым жителем Адари, который сегодня съест одного из моих лебедей из слоеного теста.
Мне остается надеяться, что у Хадсона день прошел лучше, чем у меня. Но в данный момент я ни на что особо не рассчитываю.
Глава 77Заварное пирожное
Когда я возвращаюсь в наш номер, Грейс уже лежит на кровати, положив на голову подушку. Ее одежда скомкана на полу, и от двери к кровати ведет дорожка из муки, сахара или чего-то еще в этом духе.
– У тебя был тяжелый день? – спрашиваю я, наклонившись, чтобы развязать шнурки на ботинках.
– Я пекла заварные пирожные, – бормочет она в подушку.
– А что это такое? – недоумеваю я. Сам я провел последние четыре часа, пытаясь понять, чем отличаются друг от друга разные виды кистей для нанесения 127 оттенков фиолетового цвета, имеющиеся в наличии в здешнем хозяйственном магазине – большая часть которых настолько похожи, что я не могу их различить.
Стоит ли говорить, что это был интересный день.
Она вздыхает:
– Ты можешь пообещать мне, что мы никогда не будем говорить о выпечке?
– Я же вампир, Грейс. У меня никогда не возникает желания говорить о выпечке.
– Но ты все равно должен мне это пообещать!
Поскольку видно, что она на взводе, я вскидываю руки в знак капитуляции.
– Конечно же, я обещаю, – соглашаюсь я. – Но я попрошу тебя об ответном одолжении – пообещай, что ты никогда не будешь говорить о моем новообретенном страхе перед перовыми сверлами.
– Перед перовыми сверлами? – Она поднимает голову, сняв с нее подушку. – Это такие маленькие штуки, которые вращаются, когда их насаживают на электродрель?
Я едва не содрогаюсь при одной мысли о них.
– Да, именно так.
У нее делается озадаченное лицо, такое же, как было у меня несколько минут назад.
– Ты что-то строишь?
– К плюсам можно отнести то, что от тебя вкусно пахнет. – Я ложусь на кровать рядом с ней. – И нет, думаю, после сегодняшнего дня никто никогда не поручит мне что-то построить.
– Когда ты вся покрыта сахаром и сливочным маслом, неудивительно, что от тебя вкусно пахнет, – отвечает она. Следует долгая пауза, затем она продолжает: – Расскажи мне, как прошел твой день.
– Я получил работу в хозяйственном магазине. – Я испускаю долгий вздох и говорю: – Короче, я надеюсь, что наша дружба не будет зависеть от того, хорошо ли я умею ремонтировать и мастерить.
Она смеется.
– Ты так в этом хорош, да?
– Меня достает не сама работа продавца. Я могу ее выполнять. Я могу расставлять товар на полках и работать на кассе. Но кто, черт возьми, знает названия каждого инструмента, болта, гвоздя, малярной кисти, деревяшки и один черт знает, чего еще из этого магазина?
– Рискну предположить, что это знает твой босс.
– Да, мой босс, – соглашаюсь я.
– Выходит, после очень неудачного начала мы оба опять стали безработными? – Она вскидывает бровь.
– Безработными? Нет, завтра я опять иду на работу. Почему… – Я осекаюсь, когда до меня доходит, как обстоит дело. – Погоди, тебя что, уволили? В первый же день?
– Это был очень тяжелый первый день, – фыркает она. – И это заведение никакая не кондитерская, а ворота в ад. Наверняка именно поэтому на ее задней двери красуется амбарный замок.
Я смеюсь, потому что ничего не могу с собой поделать:
– Уверен, что это просто амбарный замок.
– Откуда ты можешь это знать? Это вполне может быть воротами в ад. – Она корчит рожу.
– Может, и так, – соглашаюсь я. – Но, вероятно, все же нет.
Она вздыхает:
– Ты прав. Вероятно, нет.
– Не бери в голову. Ты найдешь себе работу по душе, – пытаюсь я ободрить ее.
– Забудь о работе, которая будет мне по душе. Я буду просто искать что-то такое, что действительно могу делать. Быть может, Кауамхи сможет научить меня петь.
– Или тебе надо попытать счастья в библиотеке, прежде чем ты начнешь петь.
Она бросает в меня подушку:
– Ты кайфолом, ты это знаешь?
– Да я ужасный человек, если пытаюсь спасти барабанные перепонки местной публики. – Я закатываю глаза.
– Ты не можешь этого знать. Возможно, я смогла бы стать отличной вокалисткой.
– Может, и так, – говорю я, намеренно цитируя свой ответ на ее реплику о воротах в ад. – Но, вероятно, все же нет.
– Ну, если ты настаиваешь. – Она встает с кровати и начинает обуваться. Я только сейчас замечаю, что на ней моя последняя чистая футболка – которая из-за длины выглядит как платье – и больше ничего.
– Куда ты идешь?
– Искать прачечную. А еще я хочу утопить мои печали в ледяной стружке со вкусом местных ягод. И, возможно, мне удастся найти такую работу, которая не заставит меня чувствовать себя полной неудачницей. Ты пойдешь со мной?
– Когда ты так это формулируешь, как я могу отказаться?
Глава 78Поиски работы
– Ты права, – говорит мне Кауамхи, когда мы идем по торговому кварталу Адари два месяца спустя. – Эта ледяная стружка просто великолепна. Поверить не могу, что я никогда не пробовала ее прежде.
– Я тоже. Там, где я жила раньше, было похожее заведение, и летом мы с моей лучшей подругой ходили туда каждый день и пробовали ледяную стружку разных вкусов. Таких вкусов у них было целых сто – примерно столько же дней было и в наших летних каникулах, так что при желании каждый день можно было пробовать новый вкус.
Кауамхи лижет свою порцию лакомства и стонет:
– И каким же был твой любимый вкус?
– Лимон и лайм, – сразу же отвечаю я. – Хезер твердила мне, что я зануда, а я отвечала, что я традиционалистка. В отличие от нее, которая больше жизни любила ледяную стружку со вкусом маршмеллоу и маринованных огурцов.
Обычно воспоминания о Хезер и о том, как мы с ней поддразнивали друг друга, вызывают у меня улыбку, но сейчас мне приходится несколько раз прочистить горло, чтобы избавиться от застрявшего в нем кома. Я поверить не могу, что никогда не увижу ее снова.
Интересно, о чем в эту минуту думает она?
Дядя Финн, Мэйси и Джексон хотя бы живут в мире сверхъестественных существ. Они находились рядом в тот день, когда я исчезла, и могут строить гипотезы относительно того, что могло случиться со мной. Но Хезер – она не знает ничего. Вообще ничего.
Мы с ней были лучшими подругами, а потом я просто исчезла из ее жизни. Беспокоится ли она обо мне, думает ли, что со мной что-то стряслось, или считает, что я конченая стерва, которая исчезла с концами, заведя новых друзей? И если так, то как же это ранит ее…
Думаю, из всех последствий того, что мы оказались заперты в этом мире, это худшее. Да, потеря Джексона и наших с ним уз сопряжения – это ужасно. Но потеря Хезер ничем не лучше. Мы с ней дружили больше десяти лет, и теперь все пошло псу под хвост.
– Что такое маринованные огурцы? – спрашивает Кауамхи, сморщив нос. – Это звучит странно. Как и маршмеллоу.
– Маринованные огурцы имеют соленый вкус с кислинкой, а маршмеллоу очень сладкое, – объясняю я. – По отдельности и то и другое, вкусно, но вместе… – Я кривлюсь.
– Если только ты не Хезер, – говорит она с улыбкой, в ответ на которую улыбаюсь и я, вспомнив странности лучшей подруги.
– Да, если только ты не Хезер. – Я откусываю еще один кусок ледяной стружки со вкусом лимона, пока мы обходим целующуюся парочку. – К сожалению, лакомства вроде этого будут перепадать мне нечасто, пока я не найду другую работу.
Кауамхи вопросительно поднимает бровь:
– А что случилось с твоей работой на ферме?
– Оказывается, работать на ферме получается у меня плохо. – Я качаю головой, вспоминая все, что произошло за те два дня, что я проработала на ореховой ферме. – Очень, очень плохо.
– А как насчет места секретаря в приемной врача?
– После двух дней работы мне вежливо сообщили, что я не гожусь на эту должность, – угрюмо отвечаю я. – Я все время нажимала не те кнопки и бросала трубку, когда звонили пациенты. А также, кажется, забывала брать оплату с пациентов до того, как они уходили, а затем выставляла следующему пациенту двойной счет.
Она смеется, затем пытается замаскировать свой смех с помощью кашля, когда я в шутку делаю сердитое лицо.
– Но, кажется, ты попытала счастья еще в каком-то месте?
– Да. – Я вспоминаю те несколько часов, которые провела на свечной фабрике. – Но я не хочу об этом говорить.
– А, ну ладно. – Она вскидывает руки вверх, показывая, что сдается.
– Я и не подозревала, что я такая неумеха, – говорю я, вздохнув. – Не понимаю, как я могла оказаться непригодной для стольких видов работы?
– Ничего, ты еще найдешь дело, которое тебе подойдет. – Она бросает остатки своей ледяной стружки в урну. – Просто для этого тебе нужно время.
– А что, если такого дела просто не существует? – спрашиваю я, сделав то же самое. – Потому что, если честно, сейчас я вообще не думаю, нравится мне та или иная работа или нет. Я просто хочу найти такую работу, которую не запорю. И мне кажется, что я прошу не слишком многого.
– Мы с ребятами могли бы научить тебя жонглировать.
– Ну уж нет, только не это, – фыркаю я.
– Да ладно, может быть, у тебя получится…
– Нет, – повторяю я.
Она вздыхает:
– Ну хорошо. Я буду искать в городе объявления о приеме на работу. А сейчас мне надо встретиться с ребятами, чтобы порепетировать для сегодняшнего фестиваля.
– Разве вам нужны еще репетиции? – удивляюсь я. – Вы же и так поете великолепно.
Она закатывает глаза:
– Повторенье – мать ученья. Если хочешь, можешь пойти со мной. Только прошу тебя – не пой.