Но это не Тиниати.
– Это я, – шепчет Грейс. – Ты не голый?
– Нет, но…
– Вот и хорошо. – Она открывает дверь и протискивается внутрь. Затем садится на крохотную скамейку у стены, на которой навалена одежда.
– Что, какие-то проблемы? – спрашиваю я.
Она смотрит на меня и бросает мне футболку:
– Ты не мог бы одеться?
– Это моя примерочная. Так что мне положено быть раздетым. Для этого и существуют примерочные.
– В самом деле? – шипит она. – Ты думаешь, сейчас подходящее время для того, чтобы учить меня?
– Я не учу тебя, просто объясняю. И то только потому, что ты, кажется, запуталась в вопросе о том, что здесь надо делать.
– Ради всего святого, ты не мог бы просто взять и одеться? – Она швыряет в мою сторону еще одну футболку.
– Поосторожнее, Грейс. Ты так стараешься заставить меня прикрыться, что я могу начать думать, что вид моего торса здорово смущает тебя.
– Так и есть, – невозмутимо отвечает она. – От этого зрелища мне хочется залезть на тебя, как на дерево, обхватить ногами твои бедра и убедить тебя соблазнить меня.
– Э-э. – Во второй раз за сегодняшний день – и за все время, которое мы провели вместе, – я не могу придумать подходящего ответа. Кроме разве что одного: – Гостиница за углом.
И вдруг ее тон становится из шутливого таким, что меня словно бьет электричеством. Мои мысли несутся вскачь, сердце колотится. Я смотрю на дверь и прикидываю, не сгрести ли мне Грейс в охапку и не перенестись ли прямиком в наш номер.
Но тут я слышу голос Тиниати, и момент оказывается упущен.
– Грейс, где ты? У меня тут есть еще платья, которые тебе надо примерить. Мне не терпится увидеть тебя в наряде из тафты!
Грейс хватает меня за руку и одними губами произносит:
– Тихо!
– Грейс? – Слышится стук в дверь, затем Тиниати кричит:
– Хадсон, Грейс у тебя?
– Поздно. Она нашла меня, – раздраженно шепчет Грейс. – Я отзываю свое предложение, и теперь ты никогда не узнаешь, почему я явилась сюда. Неужели ты не жалеешь о том, что зря потерял столько времени, разглагольствуя о кубиках своего пресса, твердых как скала?
– Справедливости ради, позволь заметить, что я никогда не упоминал о своих кубиках, – шепчу я в ответ.
– Грейс? Хадсон? – Теперь в голосе Тиниати звучит беспокойство.
– А мог бы, – фыркает Грейс. Затем кричит: – Просто положите их в мою примерочную, Тиниати! Я сейчас! – И, повернувшись ко мне, она шепчет: – Платье из тафты. Помолись за меня.
– Ага. Скорблю, – отвечаю я.
Она смеется:
– И правильно. В следующий раз затыкайся быстрее. – Она выходит, оставив меня наедине с ворохом одежды и кучей мыслей, из-за которых мне совсем не хочется ее примерять.
Сорок пять минут спустя мы выходим из бутика Тиниати, нагруженные пакетами. Мы оба решили купить по несколько пар новых джинсов, футболок и немного нижнего белья, но, когда мы положили их на прилавок, с Тиниати от огорчения едва не случился припадок. Я объяснил ей, что у нас туго с деньгами и поэтому мы и стараемся экономить.
Разумеется, услышав это, она просто попыталась наполнить наши пакеты вещами, за которые мы не могли заплатить – вопреки нашим настойчивым отказам.
– Это вещи с распродажи, – твердила она. – Вы окажете мне услугу, избавив меня от них.
Когда я заметил, что они не с распродажи и что, хотя мы благодарны ей за широкий жест, мы не хотим злоупотреблять ее хорошим отношением, мне было сказано, что никогда ни один мужчина не учил ее, как ей вести ее бизнес. И она предпочитает, чтобы так и осталось.
С этим не поспоришь, так что я отступил и предоставил вести этот спор Грейс. Она тоже не преуспела, но к плюсам можно отнести то – во всяком случае, на мой взгляд, – что теперь она является гордой владелицей платья из фиолетово-розовой тафты. Потому что иногда вселенная просто преподносит тебе подарок.
Есть и еще один плюс – теперь у Грейс тоже есть работа. Она начинает завтра в одиннадцать часов утра.
Когда она поворачивается ко мне, ее глаза сияют, и я надеюсь, что, быть может, на этот раз она нашла работу по душе. Я всегда считал, что у нее отличное чувство стиля.
Хотя, если честно, сейчас я могу думать только об одном – о том, говорила ли она всерьез о том, чтобы залезть на меня как на дерево. Например, в этом самом платье из тафты.
Глава 100Нытье и ужин
Поверить не могу, что я сделала Хадсону непристойное предложение.
Вначале я просто пыталась подразнить его – ведь он остался совершенно невозмутим, когда я ворвалась в его примерочную, чтобы избежать примерки этого платья из тафты. Но затем мы очутились в этом крошечном пространстве… и он был полураздет, так что мне трудно было мыслить ясно.
Но затем он предложил, чтобы мы вернулись в гостиницу, и мой мозг совсем перемкнуло.
После обеда у мэра я целиком ушла в свои мысли, беспокоясь о том, что дракон времени нападет опять, и думая о тех беднягах, которые погибли вчера, об их семьях, и все это, похоже, из-за того, что я сделала, даже не осознавая того.
Как я вообще могла проделать временной пролом? И если я проделала это один раз, то могу ли проделать снова?
Я так обрадовалась, когда Хадсон предложил отправиться за покупками, надеясь, что это поможет мне отвлечься от мыслей в голове.
И вот теперь у нас есть новый гардероб, у меня есть работа, которая, я надеюсь, будет приносить мне настоящее удовлетворение, и к тому же… между нами теперь существует такое сексуальное напряжение, что его, пожалуй, хватило бы, чтобы запитать все гирлянды цветных фонариков, которые есть в Адари.
Мы закругляемся с покупками, и я собираюсь предложить заказать еду в номер по возвращении в гостиницу, но тут нам навстречу идут наши трубадуры. Хотя у них немного потрепанный вид после вчерашнего нападения драконов, они явно пребывают в прекрасном расположении духа и настойчиво приглашают нас поужинать вместе с ними.
Мы с Хадсоном оставляем наши покупки в гостинице и направляемся в ресторан. Мы приходим туда точно в назначенное время. Трубадуры уже сидят за столом и, когда мы занимаем свои места, начинают подкалывать меня, уверяя, что в розничной торговле трудно заработать на жизнь.
– Нет, в самом деле, неужели тебе хочется провести остаток жизни, продавая джинсы и платья? – спрашивает Кауамхи, когда все заканчивают делать заказы.
– Возможно, – отвечаю я. – Посмотрим, как пойдет дело после того, как я проработаю там следующие три месяца. По крайней мере, моя новая начальница кажется мне очень милой женщиной, хотя и слегка настырной, когда речь заходит о платьях из тафты, и, думаю, с ней будет легко ладить.
– Три месяца? – спрашивает Луми. – А что должно случиться, когда они истекут?
Я бросаю взгляд на Хадсона, но он только пожимает плечами. По-моему, у нас нет никаких причин скрывать от них, что дракон времени еще вернется – и что вопрос стоит так: либо он нас, либо мы его.
– Тогда дракон времени вернется, – отвечаю я наконец.
– Дракон времени? – повторяет Оребон. – Эти твари, которые атаковали фестиваль, были драконами времени? Откуда вы это узнали?
– Нам об этом сказал мэр, – говорю я и сообщаю им все, что нам стало известно о драконах времени, временны́х проломах и смертных приговорах.
Не знаю почему, но я умалчиваю о словах мэра о том, что сам он волшебник времени. Прежде чем я расскажу об этом кому-то еще, я хочу обсудить это с Хадсоном. Когда Суил упомянул это, Хадсон нисколько не удивился, так что я очень надеюсь, что он что-то узнал о волшебниках времени, когда жил в нашем мире, и ему известно, на что они способны. Думаю, это объясняет и то, почему сегодня мэр выглядел моложе, чем вчера. А может, это могло бы объяснить и то, почему он так долго живет. Может, волшебников времени называют так, потому что они бессмертны? Позже надо будет задать все эти вопросы Хадсону, говорю я себе.
Луми присвистывает:
– Ничего себе. Это чертовски пугает.
Так и есть.
Этот дракон мог бы вернуться и сегодня, хотя Хадсон считает, что это маловероятно.
Мое дыхание становится поверхностным, и до меня вдруг доходит, что за время нашего пребывания в Адари у меня ни разу не было полноценной панической атаки. Но, похоже, этой полосе везения приходит конец.
Я смотрю на Хадсона, но он уже опустил руку под стол, положил свою ладонь на мою на моем бедре и принимается рассеянно постукивать по ней одним пальцем. И я невольно начинаю считать. Один. Два. Три. Четыре. Пять.
К тому времени, когда я досчитываю до пятнадцати, моя грудная клетка расслабляется, и у меня получается сделать нормальный вдох.
Я одними губами произношу: «Спасибо», – и он сжимает мою руку.
Оставшуюся часть ужина мы проводим, беседуя об обычных вещах – о работе, о том, в какой ресторан пойти в следующий раз и кто печет лучшее печенье в городе. Но меня не оставляет ощущение, что мы пропускаем что-то важное.
Я все еще думаю об этом спустя час, когда Луми говорит, что им пора отпустить приходящую няню. Мы прощаемся возле кафе-мороженого, и мы с Хадсоном направляемся обратно в гостиницу.
У меня так потеют ладони, что мне приходится два раза вытереть их о джинсы, прежде чем мы добираемся до нашего номера. Я все время вспоминаю то, что произошло в примерочной, и беспокоюсь, что Хадсон заговорит об этом, когда мы останемся одни. И одновременно беспокоюсь, что он этого не сделает.
Когда мы входим в нашу комнату, я поворачиваюсь и смотрю, как он медленно закрывает дверь, затем поворачивается ко мне. Он засовывает руки в карманы, и мы просто стоим, глядя друг на друга и не зная, что делать дальше.
Но затем Хадсон говорит:
– Я совершенно выдохся. Спокойной ночи, Грейс.
Я стою пригвожденная к месту, когда он выдвигает ящик, достает свои спортивные штаны и идет в ванную, чтобы переодеться.
Я стою там же, когда он открывает дверь ванной и бросает свою грязную одежду в корзину для белья. Затем он наклоняется, быстро целует меня в макушку, подходит к своей стороне кровати, откидывает одеяло и ложится.