Вот только сейчас мне не нужно, чтобы он заботился обо мне – мне нужно, чтобы он мной овладел.
– Разумеется, уверена, – рычу я и, схватив его за волосы, откидываю его голову назад, так что наши взгляды встречаются. – Я хочу тебя, Хадсон Вега, – хочу больше, чем когда-либо чего-либо в своей жизни.
Пару секунд Хадсон ничего не говорит, не шевелится и, кажется, даже не дышит. Но затем он вдруг отодвигает нас обоих от стены и рывком снимает с меня мою ночную рубашку.
И покрывает поцелуями линию моего подбородка.
Лижет кожу за моим ухом.
Оставляет долгие поцелуи на моей ключице и сдвигается ниже.
И я запрокидываю голову и выгибаю спину, чтобы открыть ему путь.
Мы живем вместе, кажется, уже целую вечность. Мы наблюдали друг за другом много месяцев и ходили вокруг да около несколько недель. И после всего этого, после всех этих взглядов украдкой, от ощущения его рта на моей груди я словно воспламеняюсь. Его руки на моей коже – словно обещание, которое он наконец выполняет.
Но я тоже хочу касаться его, хочу ощущать его тело под пальцами, ладонями, губами. Я пытаюсь стащить с него футболку через голову, как он снял с меня ночную рубашку. Однако Хадсон не двигается с места. Его губы, его язык движутся по моей коже, но очевидно, что сам он не собирается раздеваться.
Когда я пытаюсь отстраниться, чтобы снять с него футболку, он рычит, и его губы ни на секунду не отрываются от моей кожи.
Это оставляет мне только один выход – потому что ждать хотя бы одну секунду не вариант. Я заглядываю внутрь себя, провожу рукой по своей платиновой нити и использую силу горгульи, чтобы разодрать его футболку.
Его глаза округляются, и он усмехается.
– Ты уже научилась управляться с этими своими нитями, – говорит он, сбросив с себя остатки футболки.
– А скоро научусь еще лучше, – отвечаю я, подумав о переплетении разноцветных нитей внутри меня. – Их так много. Мне придется учиться, чтобы разобраться в назначении каждой.
Его улыбка становится нежной:
– Я так рад, что ты не против наших уз сопряжения. Я опасался, что это расстроит или разочарует тебя.
Он снова опускает голову и вновь начинает целовать и лизать мою кожу, но я больше не чувствую этого, не чувствую его, потому что стараюсь понять, о чем он говорит.
Но не могу. Его слова кажутся мне лишенными смысла.
– Что ты сказал? – спрашиваю я, потому что наверняка неправильно расслышала его. Иначе и быть не может.
Он недоуменно смотрит на меня:
– Я сказал, что рад тому, что ты не расстроилась из-за того, что ты сопряжена со мной.
– Сопряжена с тобой? – ошарашенно повторяю я. – Мы сопряжены?
– Я думал, ты знаешь, – говорит он, и страсть в его глазах уступает место настороженности.
– Что ты имеешь в виду? – Я отталкиваю его, чтобы не чувствовать прикосновения его горячего твердого тела к моему. – Откуда я могу это знать?
– Это одна из тех нитей, на которые ты все время смотришь, – отвечает он, как будто это самая очевидная вещь на свете.
Это совершенно не так.
– Которая из них? – спрашиваю я и теперь уже начинаю злиться. И делу нисколько не помогает тот факт, что он продолжает смотреть на мое тело и явно думает о том, как целовать его, вместо того, чтобы обращать внимание на мои расстроенные чувства.
– Ярко-синяя. Ее трудно не заметить.
Он прав. Ее трудно не заметить. Я, разумеется, заметила ее, но это не значит, что я знала, что она собой представляет. И, когда до меня доходит, что он явно знает о ней уже некоторое время, меня охватывают разноречивые чувства – и совсем не положительные.
– Почему ты мне не сказал? – спрашиваю я, отодвинувшись, чтобы больше не стоять между ним и стеной. – Как давно ты знаешь?
Он молчит, и я начинаю выходить из себя.
– Так давно? – ору я. – Так давно, что ты даже не хочешь сказать мне, сколько времени прошло с тех пор?
– Недолго, тебя это устраивает? Я знаю это недолго.
– Недолго? – Я всплескиваю руками: – И тебе не приходило в голову, что ты должен сообщить мне об этом?
– С какой стати мне было сообщать тебе об этом? – огрызается он. – Ведь тебе явно было неинтересно говорить на эту тему.
– С чего ты это взял? Я несколько недель буквально вешалась тебе на шею, а ты только и делал, что игнорировал меня!
– Значит, ты так это называешь? – Он вскидывает одну бровь: – Ты заявляешь, что вешалась мне на шею?
– Я же сказала тебе, что хочу залезть на тебя как на дерево. По-моему, яснее некуда.
– Верно, ты это сказала, но ты же никогда не задумывалась, что может значить подобный настрой? Мысль о том, что ты можешь быть сопряжена со мной, казалась такой дикой и невероятной, что тебе даже не приходило в голову, что мы с тобой можем быть сопряжены. – Он с досадой запускает руку в волосы. – Как, по-твоему, какие чувства это у меня вызывает?
– Не знаю, – в тон ему отвечаю я. – Потому что ты никогда не говоришь мне, что ты чувствуешь.
– Не вешай мне лапшу на уши. Я никогда не говорю тебе об этом, потому что ты не желаешь этого знать.
– Да ну? – Я складываю руки на груди. – Пожалуйста, о, великий Хадсон Вега, скажи мне, что ты действительно чувствуешь ко мне.
Он прищуривает глаза:
– Мне это не нужно.
– Ну еще бы, – язвлю я. – С какой стати тебе об этом говорить, когда ты можешь использовать это, чтобы избегать разговора со мной.
– Выходит, теперь это моя вина? – изумленно спрашивает он.
– Ну не моя же, – саркастически парирую я. – Тебе надо сделать только одно – сказать мне, что ты чувствуешь ко мне, а ты не можешь этого сделать. И не хочешь.
– Я люблю тебя! – рычит он.
Глава 110Ты нужен мне сегодня ночью
Меня пронзает шок.
– Что ты сказал?
– Ты меня слышала, – отвечает он, придвигаясь ко мне. – Я не стану это повторять.
– Ты не можешь просто взять и сказать мне это…
– Могу – и еще как, – отвечает он. – И что ты теперь собираешься с этим делать?
Я понятия не имею, что я собираюсь с этим делать. Как я могу это знать?
Он смотрит на меня так пристально, что я понимаю, что должна ему что-то сказать, но я не могу. Потому что сейчас я могу думать только об одном – о том, что Хадсон любит меня. Хадсон Вега любит меня.
– У тебя нет ответа, не так ли? – насмешливо спрашивает он.
Но у меня есть ответ. Однозначно.
Потому что страх действует на нас обоих. Я боялась того, что возникало и росло между нами, как этого боялся и он сам. Но я больше не боюсь. И он достоин это знать.
И я обхватываю его затылок и притягиваю его рот к своему.
Он удивленно вскрикивает, но мне на это плевать. Я прикусываю его нижнюю губу и сосу ее, пока он не издает стон.
Желая ощутить его вкус на моем языке, я царапаю зубами его плечо, затем его грудь.
Я глажу ладонями его спину, упиваясь твердостью его теплых мышц.
Я покрываю поцелуями линию его подбородка, затем целую его шею, плечо, ключицу.
А затем, выгнувшись, прижимаюсь к нему, прося дать мне все, что он может мне дать.
И еще больше.
Хадсон стонет в ответ и опять поворачивает меня спиной к стене. Взяв меня за бедра, он осторожно опускает мои ноги на пол и при этом удостоверяется, что я стою твердо и не упаду.
– Что не так? – спрашиваю я, пытаясь опять обхватить его ногами.
Но он только улыбается, и его клыки блестят в мягком свете ночника. Затем он встает передо мной на колени и стягивает мои трусики вниз.
И внезапно его рот оказывается во всяких новых и интересных местах. А я и не подозревала, что могу испытывать такие ощущения.
Задыхаясь, я вцепляюсь в его плечи, пока он осыпает поцелуями мое тело.
– Тебе нравится? – спрашивает он, подняв голову, чтобы взглянуть на меня.
Я смеюсь, потому что происходящее куда больше того, что можно выразить словом «нравится». Но я этого не говорю – потому что не могу. За последние шестьдесят секунд губы и язык Хадсона полностью лишили меня дара речи.
Вместо этого я накрываю ладонью его щеку и улыбаюсь ему – надо думать, самой придурковатой улыбкой, какую только можно себе представить.
Но Хадсон явно не против. Он просто улыбается в ответ, обольстительно глядя на меня своими глазами с тяжелыми веками.
– Я люблю тебя, – шепчет он, и, поскольку я по-прежнему лишена способности говорить, я просто издаю какой-то писклявый звук.
Видимо, этого ему достаточно, потому что он поднимает одну мою ногу и кладет ее себе на плечо. А затем начинает целовать меня так, что все мое тело превращается в расплавленную лаву.
Я пылаю. Мои кости растворились. Меня захватывают ощущения, заставляющие меня повторять имя Хадсона как мантру и прижиматься к стене, чтобы не осесть на пол.
Но в конце концов даже этой опоры оказывается недостаточно, и Хадсон обхватывает ладонями мои бедра и держит, вознося меня все выше и выше, туда, где нет ни слов, ни страха, ни прошлого, ни будущего.
А есть только наслаждение, захлестывающее меня словно цунами. И я тону в ощущениях, пока наконец все не начинает взрываться.
Но и этого недостаточно. Мне хочется большего. Я тяну его вверх, притягиваю к себе, чтобы стащить с него оставшуюся одежду, пока он медленно несет меня к кровати. Уже лежа на ней, я сую руку в тумбочку за тем, что положила туда после того случая в примерочной – на всякий случай.
Затем, воспользовавшись защитой, он припадает к моим губам, царапает клыками мою нижнюю губу, чтобы выступила одна капля крови, и тут же слизывает ее. Я все еще опьянена желанием, радостью и любовью, и он толкает нас обоих за край бездны и погружает в океан бесконечного наслаждения.
Глава 111Астроном-любитель
Грейс что-то бормочет во сне и поворачивается, чтобы прижаться ко мне. Я обвиваю ее рукой и притягиваю к себе, одновременно взявшись за одеяло, которое она то и дело сбрасывает с себя.