– Да, проклятие. – Нияз вздыхает. – Много лет назад Королева Теней попыталась ниспровергнуть одного бога…
– Какого бога? – перебивает его Хадсон, сощурив глаза.
– Не знаю. Но, надо думать, весьма мстительного. – Нияз пожимает плечами: – Когда у нее ничего не вышло, этот бог изгнал ее и всех ее подданных в Мир Теней.
– Почему теней? – спрашивает Хадсон, и я вижу, что он – как и я – все еще пытается уложить это в голове.
– Рэйфы всегда черпали свои магические силы из теней – эти силы они и использовали, чтобы попытаться ниспровергнуть этого бога. Поэтому он и придумал такое наказание – решил сотворить Мир Теней и заточить в нем посягнувшую на него королеву, потому что в нем ее магические силы, которыми она так кичилась, можно было использовать для создания тюрьмы, где она будет заперта навсегда.
– Это… дьявольски жестоко, – замечаю я.
Хадсон фыркает:
– Надо думать, ты никогда не была знакома ни с кем из богов.
– Лично? – Я поднимаю брови. – Э-э, нет.
– Дьявольская жестокость – это их фишка.
– Верно, – кивает Нияз. – Ну так вот – вы двое прожили здесь уже несколько месяцев. И что же, вы никогда не задавались вопросом, почему все здесь фиолетовое и немного отличается от того, к чему вы привыкли в вашем мире, но в то же время похоже на ваш мир? Это потому, что жители Норомара происходят из вашего мира. Просто теперь мы живем в его тени, а не в нем самом.
– Ты хочешь сказать, что над вами тяготеет проклятие, обрекающее вас жить в тени нашего мира без возможности вернуться туда? – спрашиваю я, и мне становится немного не по себе.
– Да, так и есть, – подтверждает Нияз. – И большинство из нас не хотят возвращаться. Мы живем здесь уже тысячу лет, и мы здесь счастливы. У нас есть семьи, есть работа, есть город, который мы любим. Когда наши предки попали сюда, они были готовы на все, чтобы вернуться домой. Но мы превратили этот мир, который должен был стать нашей тюрьмой, в настоящий рай – и даже сделали Норомар – и особенно Адари – лучше рая. Это наша родина, наш дом, и теперь, когда нас могут вынудить покинуть его, мы этого не хотим.
– Разве вы не можете просто остаться? – спрашиваю я. – Отказаться куда-то уходить, остаться здесь, в тени, и продолжить жить своей жизнью?
– Именно этого мы и хотим. Но некоторые из наших помнят рассказы о прежнем мире, и им надоело жить так, как мы живем здесь. Им надоело питаться фиолетовыми овощами, растущими на фиолетовой земле, надоело жить под фиолетовым солнцем. – Он делает паузу. – Надоело наблюдать закат четыре раза в году – надоело видеть темноту только раз в три месяца. Они хотят вернуться домой.
А тут еще наш любимый праздник – Фестиваль Звездопада – был испорчен нападением драконов времени два раза подряд. Так что удивительного в том, что некоторые из наших готовы убраться отсюда к чертям? Но если они сделают это, то как они впишутся в другой мир? Прошла уже тысяча лет с тех пор, как мы покинули его, и он больше не наш дом. Здесь наш дом. Но теперь, когда у нашего мэра появилась сила, которая может позволить ему пересечь барьер между мирами и обнулить проклятие, мы под ударом. Если ему удастся осуществить свой план, это поставит под удар не только жизни всех жителей Мира Теней, но и само существование Норомара. Мы не можем этого допустить – ведь это единственный настоящий дом, который у нас есть и которому тысяча лет.
В его голосе, всегда таком спокойном, звучит волнение – но не страх. Волнение и решимость, и это настораживает меня. Потому что мне совсем не нравится, как он смотрит на меня, и не нравится то, что это может означать.
Я вижу, что Хадсон напрягается так же, как и я, потому что он двигает свой стул к моему.
– К чему ты клонишь? Что ты пытаешься нам сказать?
Нияз просто шепчет:
– У нас есть секретное оружие.
Лицо Хадсона становится непроницаемым.
– Надеюсь, под секретным оружием ты подразумеваешь не Грейс.
Впервые за время нашего знакомства на лице Нияза отражается неловкость.
– Да, я говорю про нее. Грейс – горгулья. Она может обратить мэра в камень и таким образом запереть его здесь навсегда.
Глава 126Не очень вкусное мороженое
По моей спине пробегает холодок, не имеющий отношения к тому, что в офисе Нияза работает кондиционер.
Я даже не подвергаю его слова сомнению, не сомневаюсь, что это возможно. Я знаю, что он прав. Однажды вечером я бегала за Хадсоном по нашей комнате, чтобы пощекотать его. Мы с ним состязались друг с другом в том, кто кого перещекочет, и я определенно побеждала – но тут в окно заскочила Дымка и, защищая Хадсона, бросилась прямо мне на голову. Я была так ошарашена, что превратилась в сплошной камень – как и Дымка. Она не разговаривала со мной целый вечер после того, как я разморозила нас.
– Но ведь тогда мне тоже придется остаться камнем, – выдыхаю я.
– Да, но тогда оба мира не пострадают, – отвечает Нияз.
Я поворачиваюсь к Хадсону, чтобы посмотреть, как он отреагирует на эту ужасную идею, но она явно подействовала на него не так сокрушительно, как на меня. Собственно говоря, его глаза прищурены, и, судя по его отрешенному взгляду, он сейчас напряженно думает над какой-то проблемой. И уже почти нашел ее решение.
Я хочу спросить его, о чем он думает, но прежде чем я успеваю это сделать, он моргает, и его взгляд из отрешенного вмиг становится сосредоточенным. И на этот раз, когда он смотрит на меня, в его глазах читается ответ, который, как мне кажется, мне не понравится.
– Ты же не согласишься с этой идеей, да? – спрашиваю я, почти боясь того, что он скажет в ответ. То есть я знаю, что Хадсон ни за что не согласится с тем, чтобы я осталась камнем навсегда. Но, судя по тому, как он выпятил подбородок, я понимаю, что он думает о чем-то таком, что придется мне не по вкусу.
Вместо того чтобы ответить сразу, он переводит взгляд на окно офиса Нияза, бормоча себе под нос:
– Да. Горгулья могла бы обратить кого-то в камень вместе с собой. Или не кого-то, а что-то.
– Ты же говоришь не всерьез… – начинаю я.
Хадсон смотрит мне в глаза и перебивает меня:
– Чего боится мэр?
– Одежды без блесток, – шучу я, потому что больше мне ничего не приходит в голову. Хадсон поднимает одну бровь, и я пожимаю плечами. – Похоже, этот малый неуязвим ни для чего, кроме хорошего вкуса.
На сей раз Хадсон усмехается, затем говорит то, что, по его мнению, должно произвести эффект разорвавшейся бомбы:
– Суил как-то раз сказал, что гибель от драконьего огня – это худшая смерть, какую он может себе представить. Полагаю, дракон времени – это единственное, что теперь может убить его.
– По-онятно, – говорю я, растягивая слоги. – Но как?
– Суил продемонстрировал нам, что он может заставить целое здание исчезнуть и материализоваться вновь – и тем самым дал понять, что он может проделать подобное со всеми нами. Это была угроза, но… – Хадсон делает паузу. – Неуязвимо для магии времени только то существо, которое создано магией времени. И, думаю, Суил знает это, потому что он всякий раз появлялся только после того, как дракон времени был убит. Вряд ли та сила, которая у него есть, поможет ему противостоять дракону времени. Он поджарит его насмерть.
Мое сердце неистово колотится. Если это правда, возможно, мы все же не в полной жопе. Вот только…
– Но откуда мы возьмем еще одного дракона времени? Суил сказал, что он много веков ждал тех драконов, которых привели за собой мы, – замечаю я.
– Верно. Он дождался, когда мы уничтожим обоих драконов. – Хадсон откидывается на спинку своего стула, смотрит на меня, потом на Нияза и качает головой: – Если ему было нужно только одно – магическая сила дракона времени, – то почему же он не ушел после того, как мы прикончили первого из них? Он остался здесь еще на три месяца, подождал, когда мы убьем второго дракона, и только теперь говорит, что может отправиться домой, когда взойдет солнце.
Хадсон вскакивает на ноги, подходит к окну и продолжает:
– Мы знаем, что в прошлом он убил дракона времени – потому что дракон, последовавший за ним в Мир Теней, не нападает на город. И еще нам известно, что ему каким-то образом удалось прожить тысячу лет. Но почему, убив того дракона, он не пересек барьер? – Хадсон снова поворачивается к нам, подняв одну бровь: – Думаю, ему нужны два дракона. Ему всегда были нужны две этих твари. Один – для того, чтобы вобрать в себя магическую силу для манипуляций со временем, а второй – чтобы получить силу, которая позволит ему вернуться домой.
– Ну и что это значит? – спрашивает Нияз, явно не понимая, к чему он клонит.
Но мне все ясно.
– Суил способен на многое, но он не явился бы сюда, чтобы спасти свою дочь, не имея возможности вернуться домой. Он проник сюда вместе с кем-то еще – и за этим человеком последовал второй дракон.
Хадсон кивает:
– И поскольку он все еще здесь, поскольку он не использовал магическую силу этого дракона, чтобы вернуться домой, этот второй дракон должен быть все еще жив.
Я подхожу к окну, в которое только что смотрел Хадсон, и вижу огромную скульптуру на другом конце площади.
– А ведь эта скульптура не…
– Не скульптура? – договаривает Хадсон. – Да, думаю, так и есть.
Мое сердце начинает бешено биться.
– Я не единственная горгулья в Норомаре, да? – шепчу я.
Хадсон обвивает рукой мои плечи и крепко прижимает меня к себе:
– Да, Грейс, думаю, не единственная.
– Эта скульптура – настоящая горгулья, – изумленно шепчу я. Но тут мои глаза широко раскрываются. – Горгулья, окаменевшая вместе с драконом времени.
– Но… – начинает Нияз, похоже, начиная понимать что к чему. – Если горгулья на нашей площади настоящая, то как мы сможем убедить ее освободить дракона? Она же состоит из сплошного камня.
Я смотрю на Хадсона.