Русским удалось удивить британцев показом новейших образцов своей техники. В первую очередь — демонстрацией стрельбы из реактивной установки залпового огня с женским именем «Катюша». По словам одного из полковников, он не хотел бы оказаться на месте немецких солдат, попавших под обстрел этим оружием. Впечатлили и новейшие танки, выпуск который налаживается на востоке России: в них удалось совместить несовместимое: мощную пушку калибром 85 мм, толстую броню и высокую подвижность. В сравнении с ними британские «Черчилли» выглядели медлительными черепахами, «Валлентайны» — безнадёжно отставшими в развитии машинами прошлого десятилетия, а скоростные, но слабо бронированные «Тетрархи» — детскими игрушками. Даже лёгкие массовые Т-60, вооружённые 37-мм автоматической пушкой, используемые в качестве танков поддержки пехоты, при столкновении с немногочисленными «Тетрархами» имеют преимущественные шансы на победу. Единственным недостатком русских танков, бросившимся в глаза британцев, было полное отсутствие комфорта для экипажей.
Именно знакомство с русской бронетехникой дало ответ на вопрос, почему советское руководство предпочитает получать от Великобритании не бронетехнику, а автомобили, сырьё и продукты. А ещё — зенитную артиллерию, часть орудий которой русские устанавливали на бронированное шасси для большей подвижности средств противовоздушной обороны.
Но, пожалуй, самым важным итогом пятидневных советско-британских переговоров было даже не налаживание личных отношений между двумя лидерами и не легализация отказа от открытия Второго Фронта в 1942 году. Черчилль улетал из Москвы с твёрдой уверенностью в том, что, вопреки получившим в последнее время хождение слухам, Сталин не пойдёт на сепаратный мир с Гитлером.
Фрагмент 21
41
Август пролетел в служебных делах и домашних заботах.
Валечка, которой скоро исполнится три года, уже начала довольно сносно разговаривать, а глядя на неё, следом тянется и чуть более младший Колька. Галина и Анастасия Кирилловна, кажется, немного притёрлись друг к другу. Они и до того старались не конфликтовать, но напряжение в отношениях существовало. Но за время, пока Николай пропадал в командировках (после возвращения из Сталинграда наконец-то состоялась поездка в Куйбышев), им пришлось согласовывать собственные планы друг с другом, и это благотворно сказалось на атмосфере в семье.
Да, да, именно в общей семье, поскольку Николай считал бывшую (?) тёщу именно членом семьи, а не матерью бывшей жены. И с этим приходилось считаться и Гале.
Нет, бывшая «товарищ Финберг» отнюдь не была «домашней кошечкой, смотрящей в рот мужу». Как уже убеждался попаданец, она вполне могла упереть руки в боки и объявить: «а мне наплевать, на каком глазу у тебя тюбетейка». Украинские корни, как-никак! Но двадцать семь полных лет, из них два года вдовства, необходимость одной налаживать жизнь в Москве, которая, как известно, слезам не верит, тоже наложили свой отпечаток, поумерили южный темперамент. И теперь Галина предпочитала сдерживать эмоции хотя бы внутри семьи.
Южный темперамент. Вот где он проявлялся в полной мере, так это в постели.
Тем, сколько у неё до него было мужчин, Николай никогда не интересовался. Как и тем, были ли постоянные любовники до и после смерти Льва, из-за воздействия проклятых излучений очень быстро после свадьбы «ушедшего из большого секса». Постоянные — вряд ли. Ведь чем дольше они жили как муж и жена, тем сильнее «раскрывалась» эта женщина, тем отчётливее давала понять, что интимная близость доставляет ей просто невиданное раньше удовольствие.
Довольно высокая для своего времени (чуть ниже Шеина), плотно сбитая, с достаточно крупной тугой грудью, широкими бёдрами и узкой талией, правильными чертами лица, густыми смоляными волосами и чёрными глазами, она привлекала к себе внимание. Но держалась «на людях» подчёркнуто сдержано. Можно даже сказать, сурово. Что напрочь отбивало охоту закрутить с ней ни к чему не обязывающую интрижку. Как оказалось, из-за этой манеры многие считали её даже высокомерной.
Сравнивать её с Кирой? Нет уж, увольте. Они разные. Во многом, но не в наличии ума: обе действительно очень неглупы, обеих смело можно назвать воспитанными людьми, но в Кире это качество «вскармливалось с молоком матери», а Галина познавала «благородные манеры» уже во взрослом возрасте. Поэтому иногда допускала мелкие огрехи, которые лишь придавали ей своеобразный шарм. Впрочем, и Николай, родившийся в посёлке в семье простых рабочих и познававший все приёмы «воспитанности» по мере взросления, а потом и старения, в этом вопросе не был идеалом. Так что не ему рассуждать о промахах, изредка (изредка!) допускаемых его новой женой.
Главное же то, что она, кажется, действительно начала относиться к Вале как к собственной дочери. А вот Анастасии Кирилловне явно приходилось «переступать через себя» в отношении к Кольке-младшему. Но и тут можно было заметить прогресс. Особенно — после того, как мальчуган, следом за сестричкой, стал называть её «баба Натя». И даже свозила его «на смотрины» к Лосевым.
Судя по тому, что однажды, подняв трубку квартирного телефона, Демьянов услышал в ней красивый мужской голос с лёгким польским акцентом, тёще таки удалось «ухайдокать» Константина Константиновича, когда тот отлёживался в госпитале. Нет, речь не про постельные дела (Николай свечку при этом не держал, и распространять наветы не будет), а про то, что генерал теперь воспринимал её и семью Демьяновых как людей, к которым можно прийти в гости.
— Николай Николаевич? Это Рокоссовский. Я сейчас в Москве, и завтра у меня будет немного свободного времени. Не возражаете, если я наведаюсь в гости к вам и к вашей чудесной тёще?
— Гость в дом — счастье в дом, Константин Константинович! — попытался изобразить кавказский акцент Николай. — Будем очень рады вас видеть.
Генерал-лейтенант на данный момент уже возглавил Брянский фронт, и этот визит просто шокировал жену: военачальник такого ранга — и у неё дома. Но предыстория их отношений (взять хотя бы тот факт, что именно Демьянов привёз генералу известие об освобождении из тюрьмы, а потом сопровождал его в Москву) немного прояснила причину благоволения «небожителя» к её супругу. А уж манеры Константина Константиновича и вовсе её очаровали.
Для чего тот приехал? Как объяснил сам генерал, «отдохнуть душой после всех этих служебных дел». Выезд на фронт предстоял лишь на следующее утро, и он решил дать мозгам отдых.
Говорили, естественно, о положении на фронтах. И если Брянский фронт, по большому счёту, бездействовал, то это вовсе не значило, что Рокоссовский не следил за действиями «соседей» — Воронежского и особенно Донского, которым командует его давний товарищ, Георгий Константинович Жуков, с которым тот был хорошо знаком ещё с середины 1920-х.
«Вторым Сталинградом» в части ожесточённости боёв в городе в этой истории вполне мог стать Воронеж. Этот областной центр хоть и не был столь важен в качестве промышленного центра, как Город Сталина, но командующий 2-й немецкой армии Вейхс прекрасно осознавал, что удерживать город будет намного легче, если отбросить советские войска за реку, давшую ему название. Из-за того, что основная часть городской застройки, за исключением района авиазавода, находится на возвышенном правом берегу реки, на которой когда-то Пётр Первый строил корабли для Азовских походов. Потому и давил, стараясь выбить наших солдат из городской застройки.
У Жукова в излучине Дона шла самая форменная мясорубка. На Донской фронт навалились части сразу двух армий, 6-й пехотной Паулюса и 17-й пехотной Руоффа. Усиленные переброшенной Танковой армией Гота и парой дивизий спешно восстанавливающей «танковое поголовье» 1-й Танковой Клейста. Уже в нескольких местах немцы смогли переправиться через реку Чир, но Жуков постоянно контратаковал, и говорить о стабилизации линии фронта не приходилось. Хотя в общем целом Константин Константинович оценивал нынешнее положение Донского фронта как «твёрдое».
— Мы у себя, как можем, тоже ему помогаем, не позволяя немцам снимать дивизии с нашего направления. Так что без «боёв местного значения» не проходит ни дня. И мы, и Ватутин.
Да, Николай Фёдорович и в этой истории принял командование Воронежским фронтом вместо «проявившего некомпетентность» Музыченко. И, как оценил командование Ватутина Рокоссовский, тот действовал очень энергично и решительно, помимо жёсткой обороны Воронежа, нанося удары по позициям 2-й венгерской армии, «слабому звену» на участке обороны Ватутина.
Слабому-то слабому, но, как и в известной Демьянову истории Великой Отечественной войны, отличающемуся повышенной жестокостью в отношении местного населения и пленных. И уже вышло негласное распоряжение не брать венгров в плен. А поскольку горделивые мадьяры были вооружены значительно слабее немцев, имели меньший боевой опыт, Вейхсу постоянно приходилось компенсировать их потери, выделяя часть войск, предназначенных для штурма Воронежа, на укрепление их боевых порядков.
Новость о назначении Ватутина на должность комфронта Демьянов оценивал как отличную. Из-за того, что в своё время подробно разбирался в биографии этого «генерала, сделанного из того же материала, из которого делают маршалов», как выразился кто-то из великих. Да, Николай Фёдорович так и не успел надеть маршальские погоны, получив тяжёлое ранение от рук бандеровцев на Западной Украине и так и не оправившись после него. Но показательным было прозвище, данное Ватутину немцами: «Гроссмейстер». Настолько он впечатлил врагов продуманностью проводимых им боевых операций и искусством управления войсками. Он представлял собой редчайший случай того, как прирождённый штабист проявил себя ещё и как талантливый полководец.
И ещё один любопытный факт из биографии генерала. Так уж сложилась его военная судьба, что на протяжении всей войны — той, что Демьянов помнил по «первой» жизни — Николай Фёдорович постоянно сталкивался с войсками Манштейна. И постоянно бил