Его слова сразу же разожгли во мне любопытство.
– Должно быть, это очень мощный наблюдатель, раз он смог проникнуть сквозь земную кору!
– Это единственное разумное объяснение.
– Можно повторить еще раз эти два испытания?
– Нет, уже нельзя. Однако коллапс квантового состояния шаровой молнии продолжался целых трое суток, пока наконец испытания не начали снова демонстрировать квантовый эффект.
– Этому тоже есть объяснение: сверхнаблюдатель установил, что его обнаружили.
– Возможно. Поэтому в настоящий момент мы собираемся провести полномасштабные эксперименты для более детальной проверки этого явления.
– Действительно, доктор Паркер, это очень важные исследования. Если вам удастся доказать, что за нашей планетой присматривает сверхнаблюдатель, вся человеческая деятельность выглядит совершенно неразумной… воистину, наше общество окажется в квантовом состоянии, а сверхнаблюдатель заставит его вернуться в состояние разумное.
– Если бы мы обнаружили этого сверхнаблюдателя чуть раньше, возможно, удалось бы предотвратить войну.
Встреча с доктором Паркером подтолкнула меня нанести визит Динг Йи. К своему изумлению я обнаружил, что он живет вместе с любовницей, танцовщицей, потерявшей во время войны работу. Определенно, это была туповатая девица, и я не мог взять в толк, что связывает ее с Динг Йи. Судя по всему, Динг Йи научился находить в жизни удовольствия помимо физики. Разумеется, такой человек, как он, не стал бы заморачиваться с женитьбой, но, к счастью, его подругу это также не интересовало. Когда я пришел к Динг Йи, его самого дома не было, только одна танцовщица в трехкомнатной квартире, теперь уже не такой голой, как прежде: к листам с расчетами добавилось множество приятных безделушек. Как только женщина услышала, что я друг Динг Йи, она спросила у меня, были ли у него другие возлюбленные.
– Ну, пожалуй, таковой можно считать физику, – честно ответил я. – Но если сбросить ее со счетов, никто другой не сможет занять главное место в его сердце.
– На физику мне наплевать. Я хочу знать, есть ли у него другие женщины.
– Не думаю. У него в голове столько всего, что он вряд ли может найти место сразу для двух человек.
– Но я слышала, что во время войны он сблизился с одной молодой женщиной – майором.
– О, они были лишь друзьями и товарищами по работе. К тому же этой женщины больше нет в живых.
– Знаю. Но знаете что? Динг Йи каждый божий день смотрит на ее фотографию и трет ее.
Мысли мои были заняты другим, но тут я встрепенулся:
– Фотографию Линь Юнь?
– А, так ее звали Линь Юнь. Она похожа на учительницу. Разве в армии есть учителя?
Это поразило меня еще больше, и я настоял на том, чтобы женщина показала мне эту фотографию. Та провела меня в кабинет, выдвинула ящик книжного шкафа и достала фотографию в красивой серебряной рамке.
– Вот она, – таинственным голосом произнесла она. – Каждый день вечером, прежде чем лечь спать, Динг Йи украдкой смотрит на нее и трет рукой. «Поставь ее на письменный стол, – как-то сказала ему я. – Я ничего не имею против». Но он по-прежнему каждый день убирает ее в ящик. Просто взглянет на нее украдкой и потрет рукой.
Я взял фотографию изображением вниз. Полуприкрыв глаза, я собрался с духом, успокаиваясь, – должно быть, женщина смотрела на меня с изумлением, – после чего резко перевернул фотографию и посмотрел на нее. И сразу же понял, почему женщина приняла Линь Юнь за учительницу.
Она была в окружении учеников.
Линь Юнь стояла среди них, в ладно скроенном военном мундире с майорскими погонами, с сияющей улыбкой на лице, красивая как никогда. Посмотрев на детей вокруг нее, я сразу же узнал тех ребят, которые вместе с террористкой были сожжены дотла на атомной электростанции. Они также радостно улыбались, судя по всему, счастливые. В частности, я обратил внимание на девочку, которую прижимала к себе Линь Юнь, очаровательного ребенка, улыбающуюся так широко, что глаза у нее превратились в узкие щелки. Однако в первую очередь мое внимание привлекла ее левая рука.
На левой руке у девочки отсутствовала кисть.
Линь Юнь и дети стояли на ухоженной лужайке в окружении маленьких белых животных. Позади виднелось знакомое сооружение, переоборудованная из ангара лаборатория, в которой возбуждались макроэлектроны. Именно оттуда доносилось блеяние квантовой козы. Однако на фотографии наружная стена ангара была разрисована разноцветными животными, цветами и воздушными шариками. Яркие краски придавали зданию вид огромной игрушки.
Линь Юнь смотрела на меня с фотографии с трогательной улыбкой на лице, и в ее прозрачных глазах я прочитал мысли, которые никогда не видел, пока она была жива: глубокое умиротворение, радостное чувство причастности к чему-то сокровенному, напомнившее мне уединенную забытую пристань с привязанной к ней лодкой.
Осторожно вернув фотографию в ящик, я вышел на балкон, не желая показывать возлюбленной Динг Йи появившиеся в глазах слезы.
Динг Йи никогда не говорил мне об этой фотографии. Он даже никогда не упоминал о Линь Юнь, а я у него не спрашивал. Эта сокровенная тайна хранилась у него глубоко в сердце. А вскоре у меня появилась своя собственная тайна.
Это случилось поздно осенью. Я работал до двух часов ночи, и когда поднял взгляд, мое внимание привлекла аметистовая ваза на письменном столе. Это был подарок на свадьбу от Динг Йи. Ваза была очень красивая, однако цветы в ней засохли. Я вынул их и выбросил в мусорную корзину, подумав с горькой усмешкой: «Жизненные обязательства становятся тяжелее. Не знаю, когда я смогу выкроить время, чтобы снова поставить в вазу свежие цветы».
Затем я откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, стараясь ни о чем не думать. Это было самое безжизненное время суток, когда, казалось, во всем мире не спал я один.
Я уловил аромат свежести.
Этот тонкий аромат, начисто лишенный приторной сладости, уютный, чуть горьковатый, вызывал в памяти запах сочной травы под первыми лучами солнца, выглянувшего после грозы, похожий на последнее тающее облачко в бескрайнем чистом небе или на отголоск далекого колокольного звона в глухой долине среди гор… но только сейчас он был совершенно неуловимым, и я заметил его присутствие только тогда, когда он уже исчез, чтобы появиться снова, как только я отключил свое внимание от обоняния.
Вам нравятся эти духи?
О… разве в армии не запрещают пользоваться духами?
Иногда это разрешается.
– Это ты? – тихо спросил я, не открывая глаз.
Ответа не последовало.
– Я знаю, что это ты, – сказал я, по-прежнему с закрытыми глазами.
Но ответа не было – лишь полная тишина.
Резко открыв глаза, я увидел в аметистовой вазе на столе голубую розу. Но как только я ее увидел, она исчезла, оставив пустую вазу. И все же у меня в памяти отпечатались мельчайшие подробности этого цветка, полного жизни, окруженного холодной аурой.
Я закрыл глаза и снова их открыл, однако роза больше не появилась.
– С кем ты разговаривал? – сонно спросила моя жена, усаживаясь в кровати.
– Ни с кем, – ласково успокоил ее я. – Спи!
Встав, я осторожно взял вазу, аккуратно наполнил ее наполовину чистой водой и осторожно поставил обратно на стол. До самого утра я просидел, глядя на нее.
Увидев в вазе воду, жена по пути с работы купила букет цветов. Когда она собиралась поставить его в вазу, я остановил ее:
– Не надо. Там уже есть цветок.
Жена недоуменно посмотрела на меня.
– Голубая роза.
– О, самый дорогой сорт, – со смехом произнесла жена, решив, что я пошутил. И снова взяла букет, чтобы поставить его в вазу.
Выхватив вазу у нее из рук, я аккуратно поставил ее на стол, после чего отнял букет и швырнул его в мусорное ведро.
– Я же сказал, в вазе уже есть цветок. Что с тобой?
Жена долго пристально разглядывала меня, затем сказала:
– Я знаю, что у тебя глубоко в сердце есть потаенный закуток. Такой есть и у меня. В конце концов, прошло столько лет… Ты можешь его сохранить, но не надо привносить его в нашу жизнь!
– Честное слово, в этой вазе есть цветок, – выдавил я, уже гораздо мягче. – Голубая роза.
Жена выбежала в слезах.
Невидимая роза в аметистовой вазе вызвала трещину в моих отношениях с Дай Линь.
– Ты должен рассказать мне, что за воображаемый человек поставил в вазу эту воображаемую розу, или я не смогу этого вынести! – неоднократно повторяла жена.
– Она не воображаемая, – неизменно отвечал ей я. – В вазе на самом деле есть цветок. Голубая роза.
Наконец эта трещина стала настолько широкой, что заделать ее было уже нельзя, и тогда нашу семью спас наш маленький сын. Как-то раз, проснувшись рано утром, он зевнул и сказал:
– Мама, в этой вазе на столе стоит роза, голубая. Очень красивая! Но она исчезает, как только на нее посмотришь.
Жена в тревоге посмотрела на меня. Сына не было, когда мы в первый раз спорили о таинственном цветке, и впоследствии мы никогда не ссорились в его присутствии, так что он не мог знать о голубой розе.
Несколько дней спустя моя жена поздно вечером писала что-то за столом и задремала. Проснувшись, она растолкала меня, и у нее в глазах был страх.
– Я только что проснулась и почувствовала… аромат розы. Он исходил из той вазы! Но когда я попыталась к нему принюхаться, он исчез. Я говорю правду. Никакой ошибки тут нет. Это действительно был аромат розы. Я не лгу!
– Я знаю, что ты не лжешь, – успокоил ее я. – В вазе есть цветок. Голубая роза.
С тех самых пор жена больше не заводила об этом разговор и не убирала вазу со стола. Иногда она осторожно протирала ее тряпкой, держа вертикально, словно опасаясь выронить розу. Несколько раз она наливала в вазу свежую воду.
Больше я не видел голубую розу, но достаточно было сознавать, что она здесь. Иногда в ночной тишине я подносил аметистовую вазу к окну и поворачивался к ней спиной. И тогда я всегда ощущал едва уловимый аромат и понимал, что роза там. Своим сердцем я видел ее в мельчайших деталях, ласкал каждый ее лепесток, смотрел, как она покачивается в порывах легкого ветерка из окна… этот цветок я мог видеть только своим сердцем.