х, карающий нарушителей расстрелом. Постепенно все привыкли к этой боевой военной обстановке, даже тетя Бориса. Грузная, полнотелая, она страдала одышкой и чрезмерной потливостью.
Чем ближе мы приближались к Ленинграду, тем чаще были налеты авиации. Еще несколько суток — и мы в Тихвине, а через несколько часов уже в Волховстрое. Но здесь стоп. Дальше на Ленинград поезда не ходят. Немцы перерезали железную дорогу. Все чаще стали налеты авиации на Волховстрой. При налетах мы прятались в щели, вырытые прямо на привокзальной площади. От начальника вокзала мы узнали, что на Ленинград пошли два бронепоезда. Если они прорвутся, движение будет восстановлено. Через сутки один бронепоезд вернулся назад. Движение поездов в сторону Ленинграда не было восстановлено. Женщины приуныли. Мать Бориса предложила нам временно поселиться где–нибудь в деревне. Мы там смогли бы найти работу и прожить до тех пор, пока не отгонят немцев от Ленинграда. Она смогла бы работать учительницей в школе, а мы все тоже нашли бы подходящую работу в совхозе или колхозе.
За такими вот размышлениями застало нас известие о прибытии колонны военных грузовиков из Ленинграда. Не мешкая, мы с Борисом разыскали эту автоколонну. После наших переговоров с капитаном, начальником колонны, выяснилось, что автоколонна действительно прибыла из Ленинграда, привезла хлеб и через сутки порожняком вернется в Ленинград. На нашу просьбу прихватить и нас с собой капитан сначала согласился, но, узнав, что с нами еще три женщины и двое детей, отказался. Мы обещали ему и хорошие деньги, и помощь в дороге. Ничто не помогало. от денег он сразу отказался. И только после того, когда мы ему порядком надоели своими просьбами, не давая ему прохода, капитан сдался, согласился взять нас всех, но с одним условием, что мы будем во время движения следить за воздухом (за небом). Мы с радостью согласились.
На другой день, еще до рассвета, мы тронулись в путь. Борис со своими родными в кузове головной машины, я с мамой и братом в кузове последней машины колонны. Двигались по каким–то лесным грунтовым дорогам. Выезжая на открытые места, мы смотрели за небом. Нам повезло. Погода была пасмурной, и немецких самолетов не было видно .
Поздним вечером мы прибыли в Ленинград, подъехали к Московскому вокзалу. Был уже комендантский час. Ходить в эти часы без пропуска нельзя. Мать Бориса предложила нам переночевать у них, так как они жили недалеко от Московского вокзала. Мы согласились. Квартира их оказалась без хозяина, отец Бориса. На столе лежало письмо от него. В письме было сказано, что он мобилизован и направлен на фронт. Спали не раздеваясь, на полу, ведь мы давно не мылись. По сравнению с дорожными ночлегами, это был комфорт, ведь мы были дома, в Ленинграде!
БЛОКАДА
После больших тревог, обстрелов и бомбежек в пути мы снова дома, в Ленинграде. Рано утром, даже не позавтракав, мы, поблагодарив своих спутников и радушных хозяев и распрощавшись с ними, как на крыльях поспешили к себе на канал Грибоедова в свой дом номер 160, у Аларчина моста. Очень жаль, что в спешке мы не записали и не запомнили адрес наших добрых попутчиков и их фамилии. За время опасного и тяжелого пути мы сдружились С ними, как с родными. Где ты, Борис, выжил ли ты в блокаду? Пережил ли войну?
Отец не ждал нас, так как Ленинград был фактически уже отрезан от Большой земли. Он собирался на работу. Велико же было его удивление и удивление наших соседей, когда мы с нашим багажом ввалились в квартиру. К несчастью, наш приезд совпал с днем отмены коммерческой торговли. Население Ленинграда полностью перешло на обеспечение продуктами по карточкам. В городе уже стала ощущаться нехватка продовольствия. Если в маленькой столовой на углу проспекта Огородникова и Лермонтовского проспекта (дом 2/45) можно было еще без талонов и карточек поесть чечевичной каши, то во всех остальных столовых требовали талоны с продуктовых карточек. Не без труда выдали продуктовые карточки и нам.
Школы не работали. Мои однокашники устроились кто где. Большинство ребят поступили учениками на завод. Мне было шестнадцать, а тем, кому исполнилось семнадцать, сумели записаться в ополчение. Мой приятель по дому Сергей Егоров уже щеголял в военной форме учащегося 9–й специальной артиллерийской школы. Спецшкола готовила кадры для артиллерийских училищ[1]. Форма была красивая. Китель с двумя перекрещенными стволами на петлицах, синие брюки с красным кантом, ботинки, шинель командирского покроя, фуражка, ремень с латунной пряжкой и звездой как у курсантов военных училищ. Все это вызывало зависть дворовых мальчишек. Сергей и другой спец с нашего двора уговорили и меня поступить в их 9–ю спецартшколу.
Войне не видно конца, воевать нам все равно придется, так лучше воевать со знанием дела, командиром, а не рядовым бойцом. Я, в свою очередь, уговаривал поступить в спецшколу и своих однокашников: Петрова Павла, Кармазина Бориса и Зорина Сергея. Первые двое не согласились, а Зорин Сергей так же, как и я, подал заявление в 9–ю САШ. И вот мы на медицинской комиссии. Я боялся, что меня забракуют по зрению. Уговорил Зорина пройти окулиста еще раз уже с моей карточкой. ОН согласился. Врач то ли от усталости, то ли по рассеянности не заметил нашего обмана, и мы, сдав все документы, были зачислены в 1–й взвод 1–й батареи (10–й класс) 9–й СДШ. Получив военную форму, мы при встрече с военными «козыряли», получая ответные приветствия. Начались занятия.
8 сентября 1941 года окончательно замкнулось кольцо фашистских войск вокруг Ленинграда. Но занятия продолжались. Наряду с общеобразовательными предметами много времени уделялось военному делу. Мы изучали воинские уставы, основы артиллерии, занимались строевой подготовкой. Возглавлял военную подготовку в школе капитан Хачатурян, армянин. Ему трудно давался русский язык. Вместо целлулоидного круга он говорил цилюлюидный круг. Командовал «левое (правое) плечо вперед» вместо «правое (левое) плечо вперед, марш» и так далее. Но, несмотря на зто, он прекрасно знал свое дело, пользовался всеобщим уважением, как среди нас, учащихся, так и среди преподавателей школы. Говорили, что в 1942 году он ушел на фронт и командовал артиллерийским полком.
До наступления холодов и голода мы усиленно занимались строевой подготовкой, браво печатали шаг, маршируя по проспекту Москвиной от Лермонтовского проспекта до Измайловского и обратно, а иногда и вокруг Троицкого собора.
Из строевых песен особенно любили «Марш артиллеристов» :
По широким дорогам колхозным,
По Московским большим площадям,
Мы проходим лавиною грозной, Мы готовы к боям!
Припев
Артиллеристы, точней прицел,
Разведчик зорок, наводчик смел,
Врагу мы скажем:«Нашей Родины не тронь!
А то откроем сокрушительный огонь».
Огонь!
Нашим танкам дорогу проложим,
Есть гранаты, готова шрапнель.
Наши пушки и наши мортиры
Бьют без промаха в цель.
Припев
Положение блокированного Ленинграда стало постепенно ухудшаться. В классах перестали топить, занимались в шинелях, но, несмотря на холод и голод, мы старались «грызть» основы военной науки. Из иностранных языков мы изучали немецкий. Встречая преподавателя, дежурный подавал команду и отдавал рапорт на немецком языке ( «Aufstehen!»). Как–то в сентябре 41–го меня по повестке вызвали в Октябрьский РК ВЛКСМ. Доложив о своем прибытии и предъявив повестку в райкоме, я ожидал указаний. Но указаний не последовало. Рассмотрев меня с головы до ног, мою военную форму, секретарь райкома взял мою повестку и, извинившись, сказал, что это ошибка и я свободен. Очевидно, райком думал, что я сижу дома и ничего не делаю.
Нам было еще неведомо, что ждет нас впереди. Долго ли протянется блокада и война? Не знали мы тогда и о плане «Барбаросса», и о том, какую судьбу готовил Гитлер нам, ленинградцам. А его планы предусматривали полное уничтожение города и населения.
Из книги видного американского журналиста и историка Ульяма Ширера «Взлет И падение Третьего Рейха» (Лондон 1961 г.).
План «Барбаросса»
Два крупнейших города Советского Союза — Ленинград, которыйв качестве своей столицына берегу Балтийского моря построил Петр Великий, и Москва, древняя русская столица, ставшая после победыбольшевиков столицей Советского Союза, вот–вот, как казалось Гитлеру, должны былипасть. (8 сентября 1941 г. он издал строгий приказ: «Капитуляцию Ленинграда и MOCKBbI не принимать, даже если она будет предложена». Какая судьба ожидала эти города, Гитлер разъяснил своим командирам в директиве от 29 сентября. «Фюрер решил стереть Санкт–Петербург (Ленинград) с лица земли. Дальнейшее существование этого большого города, как только Советская Россия будет повержена, не представляет интереса… Цель состоит в том, чтобыокружить его и сровнять с землей артиллерийским огнем и непрерывныминалетами авиации…
Просьбыо сдаче нам города будут отклонены, так как проблема выживания его жителей и снабжения их продовольствием не может и не должна решаться нами. В этой битве за существование мы