– На помощь! – завопила Лора изо всех сил.
Из зала ресторана примчались два официанта и несколько любопытных клиентов. Все, как по команде, перегнулись через перила.
Прибежал метрдотель с фонарем и, направив его вниз, попытался осветить место происшествия. В желтом круге фонаря все увидели плывущего кролем Карла.
– Эге-гее!.. – крикнул он и помахал всем рукой. – У меня все в порядке.
До берега было метров тридцать, и никакой опасности не просматривалось. Лора успела сбежать вниз и теперь наблюдала, как Карл в мокрой, облепившей тело одежде, без обуви, в одних носках выползает на берег.
– А вот и рыбачка встречает на берегу своего суженого, – выпрямившись и отряхнувшись, как собака, Карл протянул к ней руки.
И тут Лора поняла – это было самое красивое лицо, которое она когда-либо видела в жизни, потому что оно было воплощением мужской силы. В ней тут же зародился протест, чувство сопротивления и даже злости – и в то же время радости. Он смотрел на нее взглядом собственника. Это даже нельзя было назвать взглядом – это был акт.
Она попыталась сопротивляться.
– У тебя вид утопленника, утонувшего зимой и прибившегося к берегу только летом, – констатировала Лора.
– Ты станешь моей женой? Или я не двинусь с места.
– Нет-нет-нет, – согласилась Лора. Ее переполняла непонятная радость. И неизвестно откуда возникшая уверенность – вот оно, чудо. Она, как в сказке, нашла свою половину.
– Когда? – настаивал Карл.
– Как только вернемся в отель.
Утром за завтраком Лора смотрела на него с некоторым недоверием – неужели и вправду ей было так хорошо ночью? Их близость была как короткое замыкание, которое вышибает все предохранители, оставив ей только минимальный контроль над телом.
Дальше накал зависит от глубины пожара и количества горючего материала, собственно, любви.
Самое, наверно, замечательное, что есть на свете, – это качели между телесным и пронзительным интеллектуальным контактом с любимым. Когда прикосновение вызывает не только желание, но нежность и трепет. Когда через другого возвращаешься к себе совершенно просветленным и обновленным.
– Так хорошо с мужчиной бывает, только когда его любишь, – проговорила Лора, глядя ему в глаза.
– Счастье, когда у женщины в мыслях присутствует столько чувства. А в чувствах столько вкуса, что он и на избранный объект распространяется, – с улыбкой прокомментировал ее недоверчивость Карл. – А я так и вовсе обречен – мне больше никогда не будут интересны другие женщины, так как ты воплощаешь в себе всех женщин сразу. Ты – эпос. Они все были эпиграммами. Ты одной только ямочкой между ключицами способна свести с ума мир.
И покатились, как ручей по камням, счастливые влюбленные денечки. Недели. Месяцы. Оба по-своему сильные, яркие, самодостаточные, в их нежной любовной дуэли они возвели негласный принцип – ничто никогда не должно быть окончательным и определенным, кроме их любви, конечно. Они оба знали, что существуют только два способа прожить жизнь. Первый – будто чудес не существует. Второй – будто кругом одни чудеса. И, естественно, выбрали второй. И каждый стал главным чудом другого.
Карла порой пугала Лорина хаотичность, но он прекрасно понимал, что это только видимость, иначе она никогда бы не смогла достичь таких высот в своей работе и сделать головокружительную карьеру практически с нуля. Он смутно помнил ее на собеседовании, зато результат был ошеломляющий – из двенадцати клиентов девять открыто заявили, что хотят иметь дело исключительно с ней. Остальные трое владели только японским, которым не владела Лора. И на них приходилось на каждого по два сотрудника.
Лору же эта детская боязнь Карла хаоса только забавляла – сама она воспринимала его как естественный ход вещей. Она со всей серьезностью заявляла, что только дурак нуждается в порядке – гений овладевает хаосом, господствует над ним. По сравнению с Дэном Карл казался почти волшебником. У него был дар скрашивать все, к чему он прикасался, в том числе и Лорины будни. Он был изобретателен в мелочах, ненавязчиво заботлив и, главное, умел рассмешить Лору до коликов.
Дошло до того, что Лора поделилась с Карлом некоторыми Инициациями, называя их «волшебными снами» и уверяя в своей способности запоминать их в деталях. Самое сложное было найти соответствующие слова и образы, чтобы донести, не растеряв в них пережитые впечатления.
– Это похоже на марихуановые грезы, а может, кое-что и посильнее, – забеспокоился Карл.
– Не волнуйся, ни к какому наркотику я не притрагивалась ни разу в жизни. И это даже не принцип – обычная гигиена. Мне вполне достаточно пары бокалов шампанского.
К тому же Карл оказался неисправимым романтиком, что в Лорином окружении, да и вообще в сегодняшнем мире было абсолютной редкостью. Карл объяснялся ей в любви стихами французских поэтов, о которых Лора слыхом не слыхивала, писал настоящие письма, чернилами на красивой бумаге, которыми она зачитывалась.
Цитировал царя Соломона:
«В чем смысл жизни? Жизнь – это путь, цель и награда. Жизнь – это танец Любви. Ваше предназначение – расцвести. БЫТЬ – это великий дар миру. Ваша жизнь – история Вселенной. И поэтому жизнь прекраснее всех теорий. Относитесь к жизни, как к празднику, ибо жизнь ценна сама по себе. Жизнь состоит из настоящего. А смысл настоящего – быть в настоящем».
Карл уверял, что любит ее безумно, и умолял спасти ему жизнь взаимностью. И Лора таяла, таяла в его умелых объятиях. И, несмотря на пережитую Инициацию № 1, начала понимать, как важен в любви «человеческий фактор».
Порой настроение Карла менялось, и он заводил грустную песню.
– Когда я стану старым и немощным, а ты все еще будешь молода и прекрасна – ведь ты всегда будешь молода и прекрасна, – ты застесняешься меня, начнешь уходить одна из дома и, возвращаясь, будешь нести всякий вздор, чтобы меня не обижать. А я, в инвалидном кресле, буду слушать тебя и благодарить бога уже за то, что столько лет каждый день видел твое лицо… Ты ведь не лишишь меня этого? Не бросишь меня? – И преувеличенно заискивающе заглядывал ей в глаза.
– Брошу, брошу… – отвечала она, счастливо смеясь. – Уже бросаю.
Лора еще никогда в жизни не чувствовала себя до такой степени женщиной. Карл, казалось, давал ей неограниченную власть над ним. И при этом она была от него полностью эмоционально зависима. Но такая зависимость ее не только не тревожила, а придавала силы.
А недавно Карл совершенно поразил ее неожиданным предложением.
– Роди мне ребенка, – выдохнул он в самый пик коитуса. А потом повторил, уже более трезво: – Роди! Сына! Я хочу наследника. От любимой женщины. И поверь, я никому этого не предлагал до тебя. Даже матери Габи. Это была просто юношеская неосторожность. Собственно, поэтому я на ней и женился. Ни к чему хорошему это не привело. Ни для кого из участников, включая мою дочь.
Лора растерялась – Карлу не были свойственны такие откровения.
– Почему бы твоей дочери не родить тебе внука? Это было бы гораздо естественней в твоем возрасте.
– Это невозможно. – Тон его стал неожиданно резким. – Забудь этот разговор. Временная слабость. И правда, непростительно в моем-то возрасте. Извини.
Лора бросилась ему на шею, ей почему-то стало нестерпимо жалко этого гордого и нежного человека.
– Прости меня, пожалуйста! Я пока не готова к этому. Мне бы с собой разобраться. Но если бы я хотела ребенка, я бы родила его от тебя. Ты единственный настоящий, все остальные беспомощные подделки, бумажные куклы мужчинок. И плевать мне на возраст – это такая условность.
Однако на Лору этот разговор произвел очень сильное впечатление. Во-первых, ей никто до этого не предлагал ничего подобного, даже гражданский муж, с которым она прожила под одной крышей больше двух лет (с двадцати одного – до двадцати трех). А во-вторых, от Карла она ожидала услышать подобное предложение меньше всего. Он, несмотря на всю свою влюбленность, щедрость и романтические замашки, казался ей достаточно циничным для подобных предложений. Именно поэтому Лора оказалась абсолютно безоружной перед его очевидной искренностью. Она даже поделилась этим событием с Беа, несмотря на то, что по некоему молчаливому соглашению предпочитала не делиться с ней своими любовными похождениями. Они по-прежнему шагали по бесконечному пустынному пляжу. Вернее, теперь шагала одна Лора, Беа же предпочла перебраться к ней на плечо, к самому уху, щекоча его пушистыми ресницами.
– Я очень плохо разбираюсь в человеческих отношениях, у меня нет никакого опыта. Но если тебе с ним хорошо – это самое главное. Не зря я поспособствовала.
– Ты! Когда? Как?
– Тогда, на террасе. Вы оба были так заняты своими проблемами, что пришлось вас слегка подтолкнуть друг к другу. – Беа перебежала Лоре на ладошку. – А вот с потомством я бы тебе действительно советовала подождать. Еще пару Практик, и я попробую дать тебе новое знание. Надеюсь, ты будешь готова, и это не осложнит тебе жизнь.
Глава 9Питер
Питер все больше разочаровывался в человечестве. Он пришел к выводу, что оно – человечество – его, Питера, не заслуживало. И он решил стать одиночкой. Конечно, только в своей первой, главной, жизни. Во второй, вынужденной, ему, к сожалению, ежедневно приходилось жить среди ничтожеств. И делать вид, что он один из них. Благо, что хоть то, чем он занимался – а он был, конечно же, артистом, творцом, – помогало ему абстрагироваться. Да и деньги своей музыкой он зарабатывал немалые. Так что вполне мог сам обеспечить свой замысел.
А замысел был прост – стать Спасителем человечества. Да – я эгоцентрик, – говорил сам себе Питер. – Я – начало и конец мира. Со мной все началось и мною же все закончится. А что, есть кто-то, кто думает иначе, оставаясь наедине с самим собой? Цивильность это только практическая адаптация к миру, в котором мы живем! Каннибалы тоже по-своему цивильны – наверняка соблюдают какие-то обряды перед поеданием себе подобного.