Теперь ему преграждала путь высокая каменная стена: судя по всему, древнее сооружение, покрытое черными и коричневыми пятнами лишайника. Эрн побежал вдоль стены, пошатываясь от усталости; стражники с алебардами догоняли его, продолжая вопить: «Урод! Урод! Урод!»
Эрн заметил пролом в стене и, проскочив через него на другую сторону, бросился под прикрытие перистолистного кустарника. Стражники остановились перед брешью и перестали вопить. Теперь, судя по всему, они о чем-то спорили.
Отчаявшись, Эрн ожидал, что его вот-вот найдут и прикончат – кусты, несомненно, обыскали бы в первую очередь. Наконец один из стражников опасливо сделал пару шагов; проникнув через пролом, но тут же испуганно вскрикнул и отскочил назад.
Эрн слышал, как удалялись шаги стражников. Наступила тишина. Он осторожно выбрался из кустарника, подошел к пролому в стене и выглянул наружу. Двухгребневые стражники действительно ушли. «Странно!» – подумал Эрн. Они, конечно же, понимали, что он спрятался поблизости… Эрн повернулся. В десяти шагах стоял самый большой двуногий из всех, кого Эрн когда-либо видел. Опираясь на меч, этот самец, почти в два раза больше самого крупного из двухгребневых, мрачно набычился, разглядывая Эрна. Он носил тускло-коричневый камзол из мягкой кожи; на кистях его рук блестели металлические браслеты. У него была толстая, ороговевшая, складчатая серая шкура; суставы его рук и ног были защищены выпуклыми ребристыми костными наростами, создававшими впечатление неуязвимой мощи. Его широкий массивный череп покрывали извилистые впадины и выступы, зрачки горели, как кристаллы, в глубоких темных глазницах. Вдоль его черепа тянулись три зубчатых гребня. Помимо меча, он носил с собой перекинутое через плечо странное металлическое орудие с длинным дулом. Огромный самец медленно шагнул к Эрну. Эрн отшатнулся – однако, побуждаемый каким-то неизъяснимым инстинктом, не пустился наутек.
Самец заговорил – грубо и хрипло: «Почему за тобой охотятся?»
Эрн слегка приободрился – ему придавал храбрости хотя бы тот факт, что этот самец еще его не убил: «Они называли меня „уродом“ – мне пришлось убежать из поселка».
«Уродом? – трехгребневый самец рассмотрел череп Эрна. – Но ты же двухгребневый!»
«Одногребневые разрéзали мне голову, чтобы шрамы походили на два гребня, а потом продали меня двухгребневым». Эрн ощупал свой череп. Справа, слева и в центре, почти такие же выпуклые, как шрамы, выступали три гребня. Они быстро выросли – даже если бы он не скомпрометировал себя с рабыней, двухгребневые обнаружили бы обман, как только ему пришлось бы снять шапочку. Эрн робко произнес: «Возникает впечатление, что я урод – то есть, что у меня три гребня, как у тебя».
Трехгребневый самец крякнул: «Иди за мной!»
Тропа пересекала рощу, поднимаясь по диагонали к подножию утеса, а затем поворачивала в долину. На берегу пруда возвышался огромный каменный чертог с двумя башнями по бокам, увенчанными крутыми коническими крышами – несмотря на очевидную древность и заброшенность этого сооружения, Эрн был глубоко потрясен.
Они прошли через бревенчатые ворота на внутренний двор, показавшийся Эрну волшебным, чарующим местом. В дальнем конце двора валуны и водруженная на них поперечная каменная плита создавали впечатление грота. В гроте журчала вода, росли пучки перистого черного мха и бледные саговники; там же была скамья, оплетенная тростником с подбивкой из торфяного мха. Под открытым небом на дворе был устроен «болотный сад», испускавший запахи тростников, пропитанной водой растительности, смолистого дерева. «Это не только приятно, – думал Эрн, – это в высшей степени достопримечательно!» Ни одногребневые, ни двухгребневые ничего не изобретали без определенной, непосредственной практической цели.
Трехгребневый самец провел Эрна через двор в каменный зал, наполовину открытый сверху, чтобы в него проникала освежающая морось; здесь пол был покрыт ковром из утрамбованного торфяного мха. Под прикрытием потолка хранились утварь и пожитки хозяина: горшки и корзины, стол, шкаф, садовые и плотницкие инструменты.
Великан указал на скамью: «Садись».
Эрн опасливо подчинился.
«Ты голоден?»
«Нет».
«Как они узнали, что ты – не настоящий двухгребневый?»
Эрн объяснил обстоятельства, которые привели к его обнаружению. Великан не выразил неодобрения, и Эрн снова приободрился: «Я давно подозревал, что не отношусь к разновидности двухгребневых».
«Совершенно очевидно, что ты – трехгребневый, – сказал хозяин чертога. – В отличие от бесполых двухгребневых, у трехгребневых развиваются все признаки мужского пола. Этим объясняется твое стремление овладеть одногребневой рабыней. К сожалению, трехгребневых самок не бывает». Великан взглянул на Эрна: «Они тебе не рассказали, каким образом ты родился?»
«В результате слияния яиц одногребневой самки».
«Верно. Одногребневая самка поочередно кладет яйца мужского и женского пола, по три яйца в каждой кладке. Сначала яйцо самца, затем яйцо самки и, в последнюю очередь, снова яйцо самца – только в такой последовательности, таковы свойства ее организма. Ее яйцеклад выстлан мембраной; когда она выталкивает яйцо, сжимается запирательная мышца, и мембрана окружает яйцо разделительной оболочкой. Если самка неосторожна, оболочка окружает пару соприкасающихся яиц. Малек-самец разрушает скорлупу, пробирается в яйцо женского пола и сливается с мальком-самкой. Таким образом вылупляется двухгребневый малек. В очень редких случаях соприкасаются таким образом все три яйца, окруженных общей оболочкой. Один из мальков-самцов сливается с мальком-самкой, после чего, увеличившись, пробивается в третье яйцо и поглощает второго малька-самца. В результате на свет появляется трехгребневый самец».
Эрн вспомнил первые моменты своего существования: «Я был один. Я пробился через скорлупу яйца, содержавшего слившегося бесполого малька. Мы долго боролись».
Хозяин чертога надолго задумался. Эрн уже начинал опасаться того, что чем-то вызвал его раздражение. Наконец, трехгребневый великан сказал: «Меня зовут Мазар, по прозвищу „Последний“. Теперь, когда появился ты, меня больше не следует называть „Последним“. Я привык к одиночеству. Я состарился и очерствел; мое общество может показаться тебе неприятным. Если так, тебе ничто не мешает жить где-нибудь в другом месте. Если ты решишь остаться, я научу тебя тому, что знаю – что, скорее всего, не имеет смысла, потому что рано или поздно двухгребневые соберут войско и убьют нас обоих».
«Я останусь, – сказал Эрн. – Пока что мне известны только церемониальные правила двухгребневых, а они мне, наверное, никогда не пригодятся. Разве нет других трехгребневых?»
«Двухгребневые всех убили – всех, кроме Мазара Последнего».
«И Эрна».
«Да, теперь и Эрна».
«Но если идти дальше по берегу, направо или налево, переплывая реки, неужели там нельзя найти других трехгребневых?»
«Кто знает? Грозовая стена противостоит стене мрака. Как далеко простирается Узкая Земля? Кто знает? Если она бесконечна, должны осуществляться любые возможности. В таком случае где-то живут другие одногребневые, двухгребневые и трехгребневые. Если же Узкая Земля кончается Хаосом, вполне может быть, что мы одни».
«Я плавал вправо и влево вдоль берега, пока меня не остановили устья широких рек, – сказал Эрн. – Узкая Земля продолжалась, дальше не было никаких признаков ее окончания. Я считаю, что она простирается бесконечно. По сути дела, трудно себе представить, что это не так».
«Возможно, возможно! – ворчливо отозвался Мазар. – Пойдем!» Он провел Эрна по залу чертога, показал ему мастерские и хранилища – в том числе помещения, заваленные сувенирами, трофеями и всевозможными безымянными предметами.
«Кто пользовался этими чудесными вещами? Раньше было много трехгребневых?»
«Когда-то нас было много, – протяжно произнес Мазар, голосом хриплым и мрачным, как завывание ветра. – Но так давно, что я не могу выразить это словами. Я – последний».
«Почему нас было много, а теперь осталось мало?»
«Это печальная история. На берегу жило племя одногребневых, обычаи которых отличались от обычаев болотных одногребневых. Береговые одногребневые вели себя мирно, ими правил случайно родившийся у них трехгребневый. Его звали Мена по прозвищу „Родоначальник“; он следил за тем, чтобы самки специально откладывали яйца по три штуки в одной оболочке, и таким образом появилось на свет множество трехгребневых детей моря. Наступила эпоха великих перемен. Нам не нравился примитивный образ жизни одногребневых; нам еще меньше нравились бессмысленные строгие правила двухгребневых. Мы научились выплавлять железо и сталь, построили этот чертог и сделали многое другое. Одногребневые и двухгребневые учились у нас, и это было выгодно всем».
«Почему же они на вас напали?»
«Наша свобода вызывала у них страх. Мы занялись изучением Узкой Земли. Мы отправляли разведчиков далеко вдоль побережья, направо и налево. Одна из экспедиций проникла через стену мрака в ледяную пустыню – в пустыню непроглядной тьмы, где можно было идти, только освещая путь факелами. Мы построили плот, посадили на него трех одногребневых и отправили их к грозовой стене. Плот был привязан к берегу очень длинным тросом. Когда мы притянули плот к берегу, все одногребневые на плоту были мертвы – их ударили и обожгли молнии. Наши исследования привели в ярость наставников из поселка двухгребневых. Они объявили нас нечестивцами и собрали войско болотных одногребневых. Те истребили береговых одногребневых, а потом развязали войну с трехгребневыми. Засады, отравления, ямы-ловушки! Враги не знали жалости. Мы убивали двухгребневых, но они нарождались снова и снова, а трехгребневые больше не появлялись на свет.
Я мог бы долго рассказывать тебе об этой войне – о том, как погиб каждый из моих соратников. Я – последний из ветеранов. Я никогда не хожу за каменную стену, а двухгребневые опасаются на меня нападать – боятся моего огненного ружья. На сегодня достаточно болтовни, однако. Ходи куда угодно, но не заходи за стену – там на тебя могут напасть. В корзинах много еды, спать можно на ковре из мха. Подумай обо всем, что видел. Когда у тебя возникнут вопросы, я отвечу».